Первый дождь

      Я не уверена, что именно почувствовала в тот момент. Осколки пролетели мгновенно царапая холодом кожу. Но, как оказалось, с падающим стеклом это явление имело мало общего. Прошипел электрический всплеск и мгновенно похолодало.       Когда я открыла глаза, я не поверила тому, что предо мной предстало… Сначала был запах. До боли знакомый… мое тело обхватил крепкий густой мороз.       Я обнаружила себя прижавшейся к мерзлой, твердой земле, покрывшейся тонкой корочкой снега. Я подняла глаза, чтобы оглядеться. И едва осознала, куда меня занесло, как на глазах навернулись слезы.       Это была та самая опустошенная фашистами деревня, в которой я нашла томик стихов.       Я утёрла набежавшую на глаза влагу, от которой становилось ещё холоднее, и пошла вперёд, обхватив себя руками.       В деревне все было по-прежнему на своих местах, так, как я помнила.       Фашисты, наверняка, успели повсюду понатыкать мин. И я надеялась, что мне повезет случайно не ступить на одну из них. Они должны были оставить памятной подарок, несмотря на то, что мы успели их перестрелять… оставшиеся из нас. Но вдруг все же успели?       Задумка вообще была ненужная и подлая. Заминировать населённый пункт после разгрома… Ведь кому-то нужно будет забрать тела. Хотя, может, они на то и рассчитывали.       Хотя и мы так делили, подрывая их поезда и выкладывая мины, там где должен был пройти вражеский солдат.       Я почувствовала неприятный запах. Пахло разлагающееся плотью, но приглушенно. Кого хочешь затошнит от такого. Я кинула взгляд в сторону братской могилы, которую устроили горе-завоеватели. Запах шел из-под земли. Но ведь, если прошло уже столько лет, тела ведь полностью разложились бы… Разве нет? Или?       Мне снова показалось, что я одна. Один на одном со всем миром…       Мои ноги набрели на порог. Мне было горько снова видеть этот дом. Мои товарищи пали здесь, но не только они.       Дверь светёлка была открыта, и я вошла. На полу все так же лежал чайник и разбитая ваза с сухими цветами. А на стене — пятна крови. Человеку выстрелим в голову, а потом похоронили вместе с остальными. Но пятна вовсе не выглядели на 50-60 лет. Они были довольно свежие, побагровевшие, но не совсем выцветшие, как обычно через полсотни лет…       Я беспокойно задышала, шагая дальше. В комнате, где я и нашла ту маленькую книжку, все было на своих местах. Шкаф был все так же повален, стул тоже. В голову напрашивались те же мысли, что и в прошлый раз. Скорее всего они выволокли отсюда кого-то, кто отчаянно пытался за что-то ухватиться.       Я заметила небольшой сундук под кроватью. Домишка-то был совсем малюсенький, промёрзший и заброшенный. Кухня, да комната на двоих человек. Я вытащила тайник и открыла. Все в нем покрылось пылью — плотной серой пеленой. Я заприметила кое-что любопытное. Что-то похожее на рамку для фотографии. Мне стало дурно, ведь вполне возможно, что это — фотография погибших жильцов. И все же, я решилась взглянуть. Краем одеяла я стёрла пыль. На фотографии была семья. Отец, мать и дочь. Мне стало грустно. Отец, как и все мужчины, скорее всего, ушёл на войну, а что фашисты сделали с женщинами, я предпочла не думать. Война забрала многое не у меня одной… Но я решила бороться.       В соседней комнате послышались шаги. Я сначала встрепенулась, сердце застучало, как сумасшедшее, и я медленно, вставая с колен, достала нож. Затихло, но я знала, что он все ещё там. Тень мелькнула в дверном проеме и я метнулась, готовая перерезать неприятелю глотку, но в ту же самую секунду, до меня донеслось: — Александра!!! В моих глазах мгновенно отразилась голубая кожа и я, пронзительно вскрикнув, отшвырнула нож, так что тот со звоном улетел в стену. И упала на колени, отчаянно пытаясь отдышаться. Его силуэт отражался в глазах заплывающих слезами. — Александра… — он опустился ко мне, сел на одно колено и протянул руки, чтобы проверить в порядке ли я. — Эйб!!! Какого черта ты так пугаешь?! — я схватилась за его предплечья дрожащими пальцами, — Я думала это фашисты!!! — Знаю, — он принял меня в объятья, — я почувствовал тебя ещё снаружи. Мне показалось весьма странным наличие тел, не до конца ещё разложившихся. Все насквозь было пропитано смертью. Я не уверен, какой сейчас год. — Ты все это видишь? — Вижу.       Он помог мне подняться. — И что стало с этой семьей тоже? — Чтобы увидеть, мне нужно коснуться, — пояснил Синий. — Я не уверена, что хочу это знать. Это и так понятно. Девочку и мать изнасиловали, а потом убили. Выволокли обоих отсюда, те сопротивлялись, пытаясь предотвратить неизбежное.       Он молча прошёл и коснулся опрокинутого стула. С минуту после он ответил: — Ты хочешь знать правду? — и протянул мне руку.       Я нахмурилась, не ожидая такого увидеть. Но руку все же протянула. Тут же с места меня выбросило, словно волной на голые скалы — в прошлое этого дома.       Я увидела маму, которая вбежала в комнату и схватив дочку за руку, затолкала в погреб, закрыв половиком и подвинув стол на него, чтобы из-за белой скатерти не было ничего видно. Люк можно было открыть под столом, но не было шансов, что кто-то случайно на него наступит и поймёт, что под полом пустота.       Снаружи слышались крики, бег и стрельба. Мать, взявшись за старое ружьё, встала, ожидая неприятеля. Не пришлось долго ждать, чтобы дверь выбили и на пороге возникло двое солдат, в масках, вооруженных. Она выстрелила в одного, тот даже опомниться не успел.       Второму же, более удачливому, удалось ранить женщину в ногу, лишь поверхностно. Она скрылась за стенкой, перезаряжая дрожащими пальцами оружие. Но солдат знал, как перезаряжаемся ружьё и знал, что у него есть уйма времени, чтоб её убить. И он рванулся вперед, держа палец на курке, а дуло на планируемой цели. Она поняла время — враг, и поэтому решила действовать по-другому. Стул полетел в неприятеля первым, а затем, когда враг начал стрелять не глядя, ударила его изо всех сил рукоятью ружья. Он повалился, а она метнулась к выходу. Он тут же за ней, держась рукой за разбитый нос, выкрикивал ругательства на немецком одно за другим. А когда он схватил её за руку, готовясь отправить на тот свет, ему в голову попала пуля. И он обрушился на неё всем весом. Женщине удалось выбраться, она бежала в сторону леса. Кто эту пулю отправил, видно не было. Ведь стреляющий был снаружи. Эйбу было видно только то, что происходило в доме. Когда шум утих, девочка все ещё была там, боясь шелохнуться. Она все ещё была там и не знала жива ли её мать. Спустя время, снова послышались шаги. И в доме оказалась Девушка, в компании отряда. Я узнала в ней себя. Девушку, измученную войной. Я вспомнила, как мне не удавалось поспать и поесть, а старые раны не успевали затягиваться, как появлялись новые. Я была той, что выстрелила. Спасла женщине жизнь. Только на тот момент я об этом не знала, ведь не видела, как женщина убежала. Я одернула руку, высвободив её из ладоней Эйба. Мне стало не по себе, потому как я знала, что произойдет дальше. — Александра, — тихо потянул Эйб. — Ну что? — фыркнула я, — Я видела. — Это ведь то самое место, о котором ты мне говорила, — то ли уточнил, то ли отметил для себя он. — Опять копался в моем разуме? Эйб, это личная территория… Сапиен мгновенно с нечеловеческой скоростью перехватил мою руку, которой я отмахнулась в порыве эмоций. — Александра, — повторил он более твёрдо, внимательно глядя на меня. От того, как он на меня посмотрел, я больше не смогла произнести ни звука. — Ты больше не на войне, ты… — тут он было хотел сказать что-то ещё, как вдруг почему-то замолк. — Я… — отозвалась я не громко, иначе не получилось, -… что?       Он кажется пытался подобрать нужные слова, хотя на самом деле, видимо, пытался перебороть себя, чтобы сказать… что? В голове заметалось вдруг множество мыслей и одновременно ни одной. Ведь все и каждая были сконцентрированы на нем. И ни одна не имела точный ответ. — Эйб? — тихо позвала его я, заглядывая в его глаза.       Вдруг снаружи загремели голоса, совершенно чужие и не знакомые.       Сапиен вдруг отвернул голову и провёл другой рукой по воздуху, воспринимая непрошенных гостей. Они были совсем рядом, за тонкой стеной хаты, в которую нас занесло волею ли судьбы, или же злой шуткой — не важно. Вдруг он открыл глаза. По поверхности их скользнула тонкая пленка — второе веко, как у всех амфибий. А в глазах просчитался некий то ли страх, то ли непонимание. — Эйб? — повторила. — Это… фашисты. И они одержимы. — Чем? Злостью, желанием разрушать… безумием? — переспросила я, не уловив происходящего, — или ты имеешь ввиду.? — Да, именно этим, — подтвердил мою мысль, зная, что я поняла верно.       Как же так… как же? Куда же нас таки занесло? Это не прошлое? Если нет, то что же это?       Вдруг послышались шаги в хате. Старый, скрипучий пол выдавал всякого сюда входящего. Мы с Эйбом снова переглянулись. И вдруг началось.       Ощутилось непонятное дрожание в воздухе, тревожное, протяжное и злое… дело было не в стремительно движущихся в нашу сторону солдатах, сознание которых опустел скверной, нет. И я поняла все слишком поздно…       Мои глаза бегали по сторонам с сумасшедшей скоростью, я пыталась отыскать источник. И про себя, умоляла, что не теряю рассудок. Вдруг впереди, там где стоял Эйб, опустело… он исчез среди пространства, а в моих руках остался лишь угольный песок… а вскоре и тот пропал. Я не успела сказать ему самого важного. И не знала, увижу ли снова.       Я осталась один на один со своим страхом. Страхом в шинели и сапогах, со шмайсером на перевес. Я ненавидела эти автоматы всем сердцем, ненавидела железо, пули, отлитые ради жизни, и в то же время рождённые, чтобы убивать…       Подошвы их ступили на порог, обернувшись на меня все, как один. Ни один не выстрелил. Они лишь смотрели. И я не видела ни единого лица, только маски-противогазы, и невидимые взгляды, направленные на меня, прямо в душу.       В голове проносилось так много. Расстаться с жизнью? Сейчас? Так просто? Когда я как кажется только обрела… На глаза невольно набегали слезы. Надоело. Надоело терять. Я было смирилась с тем, что так или иначе потеряю все. Каждого товарища, каждую пулю, каждого человека, с которым столкнусь. Для меня не существовало ничего, существовала только я, до поры до времени. И вот оно настало.       Они и не думали двигаться с места, только лишь безмолвно наблюдали. Я догадывалась, что скрывается под масками. Одно мгновение, ещё, ещё, и я ощутила, что надо бежать, пока меня не заволокло с головой в омут страха.       Я не могла ни дернуться, ни шелохнуться. Ноги будто окаменели. Наивная, думала, мол с «чертями» водится — дело простое. Да вот и нет, как оказалось. Я была точно уверена, что страх чувствовала не с проста и пошевелиться не могла по той же причине. Они разошлись в стороны в комнате оказался ещё один. Он был немного выше ростом, крепче. На нем был чёрный кожаный плащ и непонятная униформа. Такого солдата я ещё ни разу в своей жизни не видела. Он вошёл целенаправленно, но медленно, словно паук, знающий, что жертва никуда не денется, и получающий удовольствие от своего превосходства. Стало быть так должно было это казаться, ведь, если он демон, то с чего бы ему наслаждаться такими человеческими страстями? Или.? А ведомы ли демонам человеческие чувства?       Он подошёл довольно близко и с каждым шагом я чувствовала неизбежное. Но что? Что ему нужно? Чего может хотеть демон от человека? Нога его ступала нещадно вдавливая старые половицы, каждая из которых больно поскрипывала в такт марша смерти. И я попыталась отшатнуться, но тело не было в моей власти, поэтому все что вышло — вздох.       Он встал, сквозь стальную маску глядя прямо на меня, и казалось, ждал. Моя грудь вздымалась, шея и плечи уводили назад — попятится, убежать — тщетно. Я переводила глаза с маски на его руки, затем на двух его сопровождающих, на одного, на второго, на их руки, снова на него. Откуда? Откуда ждать удара?       Наконец, он протянул обе руки к моему лицу, тогда, когда он встал почти вплотную. От офицера пахло клиникой, и ещё тем характерным запахом, который можешь почувствовать только во время войны. В этот момент восприятия были такими отчетливыми, как никогда. Сердце сильно билось, как будто одно в пустой комнате. Словно из неоткуда возник у него в руках предмет, который я уже не видела, потому что не могла шевельнуться. — Возьми, — послышался потусторонний голос, а затем водрузил на голову мою венец из стальных ветвей.       Меня как будто в воду окунули. Я распахнула глаза, хватая ртом воздух. Оказалось, что все это время я не дышала, не видела, словно спала. И когда открыла глаза — передо мной была уже совсем не та картина.       Я почувствовала слегка влажные руки, обхватывающие меня, и приятную прохладу. Но страх попрежнему держал меня за горло. — Что это была за херня? — сказала я и, как только пришла немного больше в себя, осознала, что то, что я произнесла вовсе не имело смысла, судя по растерянному лицу Эйба. Хотя оно у него всегда было такое — немного озадаченное. — Александра? — вопросительно произнёс он. — Я… Где… они? — вдруг я схватилась за голову, пытаясь понять, насколько сильно у меня едет крыша.       И вдруг снова… снова меня изо всех сил выбросило вниз, и я упала, словно на лёд в середине зимы, когда он особенно крепкий. И сквозь звон мне все слышалась пальба. И крики… А когда открыла глаза, офицера уже не было, но то, что я увидела, было не лучше.