День десятый

*** Сном без сновидений, больше похожим на затянувшийся обморок, я сплю очень долго, а когда прихожу в себя, с удивлением понимаю, что слабость не прошла и что даже для того, чтобы сделать глубокий вдох, мне требуется приложить усилие. Какое-то время я не помню, откуда эта усталость, потом память накрывает волной, и я морщусь, понимая, что все произошедшее - не кошмарный сон, а кошмарная явь. Яд, блуждание между жизнью и смертью, Артур и дракон, осознание и обретение силы, страх, боль и темный поток. И мама. Теперь мне не нужно искать ответы на очень многие вопросы, мучившие меня с детства. Прежде всего - не нужно истязать свою память попытками вспомнить лицо леди Вивиан. Ее образ заключен в моем сердце. Сегодня пасмурно, и свет не режет мне глаза. - Гвен… - зову я и едва слышу собственный голос. - Гвен? Она откликается с радостным удивлением, вот уже хлопочет надо мной, поправляя подушки, что-то непрерывно щебечет, а я отмечаю про себя, что смысл этого щебетания ускользает от меня, как вода ускользает сквозь пальцы. Я смотрю вокруг, и очертания предметов кажутся мне чересчур четкими. - Сколько я проспала? - спрашиваю я, когда Гвен наконец-то замолкает. - Почти два дня. Ну, и напугали же вы нас, леди Моргана! Почти два дня. Я поднимаю над собой руки и рассматриваю сначала одну, потом другую, обе – костлявые и все в голубых прожилках вен. Тонкие запястья, гордость аристократки, окончательно превращают мои руки в иссохшие прутики. А пальцы, пальцы! Верно, мне стали велики все кольца. Я сжимаю руку в кулак и медленно опускаю на одеяло. - Вы так похудели, миледи… - Гвен качает головой. - Одни глаза остались! - Посмотрела бы я на тебя, если бы ты чудом вырвалась из лап смерти. - У меня отстраненный голос, словно я все еще не окончательно вернулась в мир живых. Примерно так я себя и ощущаю. - Принеси мне зеркало. В отражении тоже нет ничего особенно радостного. У меня тусклый взгляд, который лишь иногда оживляет болезненный блеск, мелово-бледная кожа, выбеленные губы, щеки ввалились, а под глазами темно-сиреневые круги. И все это обрамляют почти демонически спутавшиеся черные волосы. Тоже изрядно потускневшие. Я похожа на пожухлую траву, прибитую к земле первым заморозком. А еще во мне появилось что-то ведьминское. Но от пожухлой травы во мне все равно сейчас намного больше. - Хотите, - когда пауза затягивается, спрашивает Гвен, - я на скорую руку перешью пару ваших платьев? На первое время. - Да, это было бы нелишним. Только не сиреневые. Иначе в тронном зале я буду производить устрашающее впечатление. Если мне хватит сил дойти до тронного зала, разумеется... - И все-таки, леди Моргана, верите или нет, но вы похорошели, - добавляет она, явно сбитая с толку моим безучастным тоном. - Чем же я заслужила подобную лесть, Гвен? - я возвращаю ей зеркало. - Помоги мне сесть, а потом нагрей воды. Я хочу умыться и принять, наконец, ванну. А потом поесть. Даже несмотря на то, что от запаха мыла у меня очень быстро начинает кружиться голова, горячая вода дарит мне ощущение полного блаженства и невесомости, кажется, еще немного и я попросту растворюсь в ней. На эту нехитрую процедуру уходят все мои силы. Когда появляется Гайюс, чтобы осведомиться о моем самочувствии и осмотреть меня, я объясняюсь с ним по большей части жестами и мимикой, ибо старый лекарь с трудом разбирает мой шепот. Постельный режим и укрепляющие отвары (их состав и способ приготовления на сей раз я требую подробно описать) - кажется, это все, что может порекомендовать мне знаменитый королевский врач. От того, каким испытующим взглядом он иногда окидывает меня из-под седых бровей, как будто хочет прочитать мои мысли, мне становится холодно до озноба, и я прошу Гвен принести мне еще одно одеяло. От настоя, который мне дает Гайюс, во рту горчит. Вы тоже предали меня, мой добрый лекарь. Гайюс уходит очень вовремя - меня начинает клонить в сон, и я прошу Гвен рассказать мне о последних событиях, пока засыпаю. - Король заходил к вам каждый день, он так за вас беспокоится, миледи. - Гвен говорит негромко и шуршит моими платьями, перебирая их в шкафу. Это тоже действует усыпляюще. - Я перешью зеленые, если вы не возражаете... И Артур… Ой, простите, принц Артур тоже приходил, даже по два раза на дню, все надеялся, что вы при нем проснетесь. Я думала, он все здесь разнесет, пока вы были больны. Чисто дикий зверь в клетке, уж я-то знаю! - это произносится с каким-то неприятным нажимом, как будто у Гвен в самом деле есть некие особые причины что-то знать об Артуре. «Забавно, - думаю я, ощущая укол чего-то среднего между досадой и ревностью. - Даже Утер не может похвастаться, что знает Артура лучше, чем я!» Впрочем, Утер вообще не может похвастаться тем, что знает Артура. - В городе творится что-то странное, как будто бы объявлен общий сбор войск, но никто толком не говорит, для чего это нужно... «Что-то странное…» У меня получается выдавить кривой смешок. «Что-то странное», Гвен, - это подготовка к настоящей войне. Утер не передумал дать бой Моргаузе. Интересно, я еще смогу когда-нибудь летать? Я вижу, как кружат в небе орлы, два черных и два красных, в точности как на моем гербе, гербе дома Горлойсов. Я взмываю к ним, но орлы на моих глазах превращаются в стервятников и один за другим камнем падают вниз, а я смотрю сверху на то, что их привлекло. Отрубленная женская голова, насаженная на копье. Я уже знаю, что это голова Моргаузы. Я пытаюсь отогнать от нее стервятников, а вижу нацеленные на меня железные клювы и когти... И просыпаюсь. Должно быть, сейчас глубокая ночь. Я понимаю это еще до того, как открываю глаза - по тишине вокруг меня. Одолевавшая меня днем, а, может, вчера, ведь я не знаю, сколько проспала, слабость пока не чувствуется, и некоторое время я бездумно рассматриваю резьбу на колоннах балдахина. В темноте удается выхватить разве что отдельные, почти не связанные друг с другом, детали узора, пока глаза не привыкают окончательно. Я приподнимаюсь на локоть и тихонько окликаю Гвен, но в ответ мне одна тишина. Я не знаю - был ли это обычный ночной кошмар, к которым я успела привыкнуть, или сон-предупреждение, но он напомнил мне кое о чем важном. Подняться с постели мне удается сравнительно легко, и я решаю, что пришло долгожданное выздоровление. Можно было бы попытаться проверить, но сама мысль о черном потоке заставляет меня отказаться от этой затеи. Платье беру наугад, долго мучаюсь с застежками. Оно сидит слишком свободно. Мне нужно узнать, что это был за поток. Мне нужно знать, какое отношение Моргауза имеет к дому Горлойсов и что за женщину я видела в воспоминании Гайюса. Мне нужно… Боги, мне нужно знать, почему я унаследовала дар своей матери! В этом должен быть какой-то смысл, или я сойду с ума, так и не узнав, в чем мое предназначение. Или узнав, что никакого предназначения нет вовсе? Но задать свои вопросы я могу только такому же порождению магии, как я. Искусство проходить незамеченной я освоила, кажется, пока блуждала по замку бесплотной тенью, а плащ из темной шерсти очень помогает в этом, и я опасаюсь только одного - что не смогу найти дорогу, ведь я видела ее лишь однажды. Но, когда позади остается ржавая решетка, - открывая ее, я обрываю паутину между прутьями, - и десятка два ступеней, я вдруг ослабеваю, факел выпадает из моих рук, скатывается по ступенькам и гаснет. Пламя чудом не задело полы плаща. Мне приходится спускаться наощупь, цепляясь за трещины и выступы в скале. Острый камень раздирает мне запястье. У лестницы еще более неровные ступени, чем мне показалось в первый раз. «Давай, леди Моргана Корнуэлльская, - повторяю я себе, с трудом переставляя ноги. Похоже, я сильно переоценила свои силы. И хорошо, что здесь только одна лестница. – Тебе нужно всего-то спуститься вниз». К тому моменту, как впереди начинает брезжить уже знакомый мне холодный голубой свет, я успеваю подумать, что зря затеяла все это. И что я никогда не дойду. Я делаю всего два шага по плоской плите, которой заканчивается каменная лестница. Он камнем падает на меня сверху. Сейчас раскроет пасть и... Вместо пасти дракон в последний момент раскрывает крылья и зависает над пропастью, а затем опускается на свое лежбище и скребет когтями, устраиваясь удобнее. В пропасть скатываются мелкие камешки. Дракон шумно взмахивает крыльями, и меня обдает холодным ветром. - Я тебя не ждал, маленькая ведьма, - нелюбезно заявляет он. - Я – не ведьма! Дракон изгибает бровь, как если бы хотел спросить меня: «В самом деле?», и тянет ко мне морду. Из его ноздрей идет пар. - Я пришла поблагодарить тебя, - говорю я, прислоняюсь спиной к каменной стене и сползаю вниз. Пусть, сейчас не до гордости. - Ты мне помог. - В этом не было нужды, - небрежно бросает дракон и укладывается на камни, косит на меня золотым глазом. - В моем спасении или в моей благодарности? - В том и в другом, - неохотно признает он. - Ты не нравишься мне, маленькая ведьма. В тебе таится зло, опасное зло! - Ты мне тоже, - бросаю я. - Туманные речи - спутники коварства, а от коварства до опасного зла не так уж далеко! Эта короткая речь отнимает у меня остатки сил, и я закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться. Дракон фыркает. - Спрашивай, - разрешает он. - Ты ведь пришла, потому что у тебя есть вопросы? - Для чего меня выбрала магия? - Магию интересуешь не ты, маленькая ведьма. По правде говоря, тебя и быть здесь не должно. Но ты нужна юному Пендрагону, а он интересует магию. - Артур? - с удивлением переспрашиваю я, с усилием открывая глаза, и понимаю, как глупо это должно звучать. - А ты знаешь других юных Пендрагонов? Мне вдруг становится холодно, и я поплотнее запахиваю полы плаща, пытаясь закутаться в него получше. - Что магия хочет сделать с Артуром? - Вопрос в том, что Артур захочет делать с магией. Интересно, со всеми драконами можно вести такой исключительно понятный диалог? - Я хотела спросить тебя о Моргаузе. - И что из того, о чем ты уже должна была догадаться, я должен подтвердить? Я смотрю на дракона в полной растерянности. Да он насмехается надо мной, похоже! «Это ты вечно теряешь голову от ведьм». Младенец в одеяле с вышитым гербом Горлойсов. Внезапное сочувствие и безотчетная привязанность к Моргаузе, испытанные мною с первого взгляда, с первого мгновения, как она появилась в Камелоте. Больше похожие на зов крови, как я понимаю теперь, в своем внезапном озарении. - Ее мать звали Рианнон, - нехотя добавляет дракон. - Душа у нее была черная, как головешка. Гайюс сильно сглупил, позволив младенцу с такой дурной кровью остаться в живых! Эта «дурная кровь», которая течет и в моих венах тоже, заставляет меня сжать руку в кулак. - Ты всегда так легко распоряжаешься чужими жизнями?! - взвиваюсь я. Дракон наблюдает мою вспышку гнева с неподдельным интересом. - Магии неважно, кто жив, а кто мертв, - поучительно заявляет он. Похоже, что это и есть то редкое, может статься, единственное мгновение, когда я почти понимаю Утера! - Кроме незаурядных случаев вроде «юного Пендрагона», - зло бросаю я, и мне становится стыдно за этот всплеск негодования. Который придает мне сил. Что-то неправильное, искаженное есть в этой взаимосвязи. - Что за Тьму я видела в мгновение исцеления? Золотой глаз буквально впивается в меня. Дракон издает что-то вроде рычания. - Из-за этой Тьмы ты и не нравишься мне, маленькая ведьма. - Я не думала, что ты станешь со мной разговаривать, - негромко признаюсь я, и в это мгновение раздаются шаги. - Килгарра? - окликают из темноты, откуда-то сбоку и сверху. Это голос Мерлина. И на то, чтобы убежать, у меня нет ни времени, ни сил. Да и бежать отсюда некуда. Я осталась одна против человека и зверя, и оба они желают моей смерти. От этой мысли меня мутит, а глаза начинает заволакивать темным туманом. - Моргана?! - лицо Мерлина освещено факелом, мальчишка моргает, глядя на меня с таким неподдельным изумлением, что моя подозрительность идет на убыль. - Что ты здесь делаешь? - Гораздо интереснее, Мерлин, что здесь делаешь ты, - гнев поднимает меня на ноги, чтобы не смотреть на него снизу вверх. Мерлин смотрит на меня, потом на дракона и снова на меня. Ну же, мальчишка, давай, говори свои оправдания! Он не говорит ничего, только перекладывает факел из руки в руку. А я вдруг думаю о том, умеет ли он шевелить своими ушами фэйри. Вдобавок к таланту разговаривать с драконами. И, пожалуй, к некоторым другим талантам, которые привели его сюда точно так же, как и меня. - То-то Утер порадуется, - сквозь зубы проговариваю я. - Под его носом слуга принца якшается с магическими существами. - Я предупреждал тебя! - замечает дракон. - Маленькая ведьма пытается отрастить когти! - Она - не ведьма! - огрызается мальчишка. Я опираюсь спиной о каменною стену, ноги перестают меня держать, а сознание мутнеет. Самое время свалиться в бездонную пропасть. Как высоко падать... Мерлин хватает меня за плечо и оттаскивает от края. - Идем отсюда, - это он говорит мне, а для дракона прибавляет: - Зайду в другой раз! И мы начинаем этот бесконечный, бесконечный, бесконечный подъем. Мы идем медленно, потому что Мерлину приходится нести факел и поддерживать меня за локоть. Я все хочу потребовать, чтобы он не прикасался ко мне, но ведь тогда я покачусь по этим ступеням вниз... На середине пути - мне хочется надеяться, что на середине - мы останавливаемся передохнуть. Мерлин усаживает меня на ступеньку, вручает мне факел, и сам усаживается напротив, ступенькой ниже. - Слушай, - с трудом произносит он и теребит вылинявший шейный платок, потом сдергивает его и разглаживает на коленях, потом комкает и сует в карман. У него худая шея, как у подростка-оруженосца. Но смотрит он мне прямо в глаза. - Ты можешь ненавидеть меня сколько угодно, и не прощать, я заслужил это. Я надеюсь только, что ты сможешь понять, что я сделал это ради Артура и ради Камелота. Но ради Артура прежде всего. Я не знаю, считает ли он другом меня, но для меня он друг, я готов отдать за него жизнь, и это не пустые слова, Моргана. И я так говорю не потому, что кого-то боюсь. - Допустим, - скупо и холодно роняю я. Факел опасно кренится в моих руках, приходится зажать его коленями. - Не обвиняй его, - просит Мерлин. - Артур ничего не знал. Он был в отчаянии, когда понял, что ты умираешь. Он... очень тобой дорожит. Я чувствую, что мои губы невольно кривятся в саркастической усмешке. - Не приплетай имя своего принца через слово, оно слишком светлое для этого. - Действительно. - Мальчишка поджимает губы, кажется, я его всерьез задела. - Но ты несправедлива! Я прикрываю глаза, чтобы не ввязаться в ссору, и сознание снова начинает плыть. Справедливость с недавних пор стала для меня весьма зыбким понятием. - Давай, я помогу тебе, - примирительно предлагает Мерлин. - Я сама! - сквозь зубы говорю я и тяжело поднимаюсь на ноги. Мне хочется плакать от слабости, обиды и злости. Ты нечестно играешь, Мерлин, прячась за спину Артура. Нечестно. Я сама хочу спрятаться за этой спиной. Когда мы выбираемся наверх, на нас обрушивается тревожный колокольный звон. Наверное, кто-то заметил мое отсутствие и поднял переполох. Должно быть, Гвен. Оказывается, уже светает. Мне удается одолеть еще одну лестницу, но на первых ступеньках следующего пролета я понимаю, что вместе со следующим шагом я потеряю сознание. Артур появляется на верхней площадке, словно сама магия привела его сюда, стрелой слетает вниз ко мне и подхватывает в то самое мгновение, когда силы окончательно покидают меня. - Мерлин, - шипит он, - какого черта?! - Я... я нашел ее внизу, - растерянно врет мальчишка. - Кажется... - Кажется, я себя переоценила… - у меня получается разве что прошелестеть это, а потом меня начинает знобить, я совсем продрогла в подземельях, и, сколько ни стискиваю зубы, унять дрожь не получается. Артур сбрасывает свою длиннополую куртку, кутает меня в нее поверх плаща. Да, так гораздо теплее. А потом он поднимает меня на руки и несет, легко и плавно, как будто я невесома, и шепотом выговаривает мне за самоуверенность и непослушание, за то, что я нисколько не стараюсь себя поберечь и за то, что ни одной живой душе никогда не говорю о том, что собираюсь сделать. Потом я, кажется, все-таки не то проваливаюсь в подобие сна, не то наполовину теряю сознание, а придя в себя, понимаю, что уже лежу в своей постели, и рядом со мной только Артур. Заметив, что я очнулась, он присаживается на край моей постели, поправляет одеяло. - Я знаю, что тебя исцелило, - тихо говорит принц, - но никто не узнает этого от меня. Я буду хранить твой секрет, пока жив. Я просто хотел сказать, что ты должна быть очень осторожна. И тут на меня накатывает страх, дремучий и непролазный, я закрываю руками лицо, а следовало бы запечатать мою душу. Потревоженная моим страхом, во мне колыхается Тьма, похожая на отвратительное скользкое чудовище, колыхается и выплескивается в мой разум. «Я хочу твоей смерти, Артур Пендрагон…» - нашептывает мне эта Тьма моим голосом, как будто баюкает, и шепот отзывается многократным глухим эхом в моем сознании. Я мотаю головой, как будто это поможет мне избавиться от него. «Я хочу, чтобы все, что тебе удастся создать, обратилось в прах, - продолжает шептать оно. - Я хочу, чтобы твоя душа была проклята!» Что угодно, что угодно, лишь бы это закончилось! Но только волна еще большего ужаса захлестывает меня от мысли, что подобное могло прийти мне в голову. Я как будто мечусь по дну глубокого колодца, а Тьма опускается на меня сверху. Боги язычников и христиан, что я делаю, что она делает со мной! Мертвое молодое лицо Артура заслоняет все перед моим внутренним зрением, Тьма как будто любуется этим и заставляет и меня рассматривать его. Нет, нет, я этого не хочу, я не могу этого хотеть, это не мои мысли, они не могут иметь силы! Я не могу, не могу так думать, мама, мама, не может быть, чтобы я в самом деле желала этого! - Моргана? - он приподнимает меня за плечи и слегка встряхивает, когда я начинаю стонать сквозь зубы, не в силах отделаться от вкрадчивого шепота. - Моргана, что с тобой? Тебе больно? - в его голосе столько заботы, что у меня вырывается рыдание. - Вернуть Гайюса? Моргана, посмотри на меня! Я с трудом отрываю от лица ладони и открываю глаза, мне кажется, что сейчас их цвет чернее ночи. У Артура растерянное лицо, какое и должно быть у мужчины, которому ни разу не доводилось успокаивать плачущую женщину. - Я боюсь, - голос у меня жалобный, как у ребенка, мне страшно хоть словом намекнуть, чего именно. Если бы ты догадался, Артур! - Утер убьет меня, если узнает правду. А он узнает! - Убьет, не сомневайся, - мрачно подтверждает принц. - А потом повесится на первом же крюке в Камелоте. Ты недооцениваешь любовь моего отца к тебе. - Увези меня отсюда, Артур, - я крепко хватаюсь за его руку, страх придает мне силы. - Я умру здесь, увези, умоляю! Некоторое время он рассматривает меня, потом укладывает на кровать. Осторожно, будто я - ваза из редкого вида стекла. - Я придумаю, как это сделать. Даю слово. Не плачь, Морриган, ты же всегда была самой храброй. И я все-таки позову Гайюса, - после паузы добавляет Артур, и что-то подсказывает мне, что сказать он собирался совсем не это. «Морриган». Я улыбаюсь, услышав от него детское прозвище, которым Артур наградил меня еще в те времена, когда я давала ему сдачи получше, чем Бедивер или Кэй, пользуясь своим сомнительным преимуществом в два года. И тем, что я – девчонка, но это становится очевидно для меня только сейчас. Артуру было восемь, он страшно злился, а вот я не обижалась, что он именует меня, как богиню войны и смерти, и в ответ звала его «Драконья голова». Когда не слышал Утер, разумеется. Сомнительное преимущество давно закончилось, но детское прозвище сейчас было призвано напомнить мне, что Артур верит в то, что я со всем справлюсь. Мне всегда не хватало чьей-то веры в меня. - Кто такая Рианнон? - спрашиваю я у Гайюса, когда он сменяет Артура у моей постели. - Старшая сестра колдуньи Нимуэ, - поясняет старый лекарь, пронизывая меня взглядом. Ничего, я тоже умею пристально смотреть. - Откуда вы о ней узнали? - Просто услышала имя, - отвечаю я сонным голосом и даже не притворяюсь при этом. После лекарства я почти мгновенно проваливаюсь в сон. Впрочем, причиной тому скорее переутомление, чем отвар из ромашки, зверобоя и бессмертника. Я не помню сна, помню только чувство, что меня пытались разлучить с кем-то, кто важен для меня и нужен мне, с кем-то, без кого я не представляю саму себя. Я просыпаюсь, ощущая щекой, что подушка намокла от моих слез. «Это просто сон, - повторяю я себе и, касаясь пальцами щек и ресниц. Они еще влажные. - Просто сон».