Another head hangs lowly Child is slowly taken And the violence caused such silence Who are we mistaken But you see it's not me, It's not my family In your head, in your head they are fighting With their tanks and their bombs And their bombs and their guns In your head In your head they are cryin' In your head
Чарльз Ксавьер никогда не был человеком слабым или нерешительным. Ни тогда, когда еще совсем ребенком он остался в одиночестве и должен был сам решать свою будущую судьбу, вынужденный жить без внимания родителей и семейного тепла, ни спустя годы, когда он стал учителем для тех, кому нужна была его помощь, и его решения стали менять уже их судьбу. Он действительно умел принимать правильные решения, взвесив все за и против и рассмотрев все варианты развития событий. Он был умен и расчетлив в самом лучшем смысле слова, разыгрывая жизнь как партию в шахматы, он мог найти путь наименьшего сопротивления, требующий наименьших потерь. А если не было выхода, он всегда умел найти наименьшее зло. Сегодняшний день не стал исключением. Он взглянул вниз. До земли было очень далеко.***
- Профессор? - парень с голубыми волосами качнулся на стуле и поправил сползшие на лоб гогглы. - Вы отвлеклись. - Прости, Питер, - профессор Ксавьер, словно впервые видя, оглядел свой кабинет, задерживаясь глазами на каждой картине и полке, потер переносицу и смущенно улыбнулся. - Думаю, нам придется отложить этот разговор. Но мы продолжим его позже. - Что-то случилось? - Питер еще раз качнулся, и на этот раз стул наконец жалобно скрипнул и накренился настолько, что ему пришлось вскочить и поймать его. - Я могу что-то сделать? Чарльз улыбнулся. Пропустив все самое интересное в прошлом году, когда они пытались остановить Рэйвен, старший Максимофф до сих пор надеялся впутаться во что-то ничуть не менее опасное, но, к счастью для окружающих, ничего подобного вокруг не происходило. Слишком юный и слишком не управляемый мутант хотя и был по натуре своей мальчиком добрым, стал настоящей занозой в заднице, когда вместе с младшей сестрой перебрался в особняк по настоянию матери, уставшей от проделок сына, все чаще выходящих не только за рамки приличия, но и за рамки закона. - Нет, думаю, помощь мне не понадобится. У нас всего лишь... Неожиданный гость, - Профессор потер отросшую щетину на подбородке и махнул рукой. - Иди и присмотри за Вандой. Надеюсь, ты не успеешь сотворить ничего нового до нашего следующего разговора. - Как можно? - притворно возмутился парень и исчез, заставив дверь громко хлопнуть, а бумаги - улететь со стола на пол. - Твою мать, - буркнул Чарльз и наклонился, собирая разлетевшиеся листы. С кресла делать это было совершенно неудобно, поэтому он просто оставшиеся на полу и, решив, что ничего важного не пострадало, махнул рукой на беспорядок и выехал из комнаты, бросив все как есть. - Профессор Ксавьер? - Хэнк так торопился к нему навстречу, что чуть было не споткнулся - человеком он снова становился неуклюжим. - К вам гостья. Ждет в большой гостиной. Она пришла за помощью. Кажется. - Мутант? - Чарльз прибавил скорости, заставлять посетительницу ожидать ему не хотелось. - Почему ты не пригласил ее в кабинет? Обычно ты приглашаешь мутантов сразу в особняк. - Мы... - молодой мутант смутился, на ходу поправляя очки. - Вы и я с ней уже знакомы, и я побоялся, что вы будете не в восторге от ее визита. Чарльз не успел ни задать мучивший его вопрос, ни попытаться выяснить ответ на него сам - Хэнк приоткрыл дверь гостиной, пропуская его вперед, и на секунду Чарльз забыл, как дышать. Длинноволосая блондинка в белом летнем плаще сидела спиной к нему. За секунду до того, как он успел назвать такое привычное имя, гостья повернулась к нему лицом, и ему пришлось задействовать весь свой самоконтроль, чтобы не выказать своего разочарования. Впрочем, обидеть эту женщину он не слишком боялся. - Добрый вечер, Профессор, - блондинка ослепительно улыбнулась, грациозно вставая, чуть наклонила голову набок и кокетливо представилась. - Эмма Фрост. Мы с вами уже встречались. - Да-да, я помню, - Чарльз нахмурился, а затем натянуто улыбнулся. - Присаживайтесь, прошу прощения, что теперь не могу поприветствовать вас стоя. Женщина была одета непривычно скромно, лежащие на столике рядом темные очки не оставляли сомнений - она приехала, пытаясь не привлекать внимания, хотя выглядела свежо и ничуть не казалась уставшей. Скромно сложив тонкие руки на коленях, она деловито выпрямилась, устраиваясь поудобнее и взглядом указала на Хэнка, стоящего за спинкой кресла - парень помог Чарльзу подъехать к журнальному столику напротив дивана и остался стоять, неодобрительно глядя на незванную гостью. "Я не уверена, что то, что я собираюсь тебе рассказать, должен услышать твой дружок," - Эмма откашлялась и смущенно посмотрела на Ксавьера, словно не ее уверенный и насмешливый голос сейчас звучал в голове у Чарльза. - Что ж, Эмма, зачем вы здесь? " Мне нечего от него скрывать," - резко ответил мужчина и гостеприимно улыбнулся. "О, это ненадолго," - пообещала Фрост и поправила волосы легким движением бледных пальцев. - Я знаю, я доставила вам довольно много неприятностей, - она виновато поморщилась. - Но я знаю, вы не оставите в беде мутанта, оставшегося без крова и защиты. За мной идет охота, профессор Ксавьер, и теперь я не уверена в своей безопасности. - Довольно логично с учетом того, что вы сбежали от агентов ФБР, - вполне дружелюбно ответил Чарльз. Бледные руки снова сцепились, лицо ее исказилось, словно женщина была готова была заплакать, но не хотела выказать такой слабости. Она скрестила ноги, цокнув шпильками белых сапог об паркет, и опустила голову. "К чему все это представление, Эмма?" "Я пришла с вестями от Эрика. Ты еще помнишь такое имя, милый?" Чарльз вздрогнул, словно от удара и почувствовал, как она мысленно улыбается, довольная произведенным эффектом. Впрочем, глаза гостьи блестели, полные слез. Он прикусил губу изнутри, стараясь не выказать никакого волнения - Фрост приценивалась, даже сейчас решая для себя, что можно получить в обмен на сведения. Почувствовав давление, телепат тут же постарался переключиться на другую мысль. "Переигрываешь. Выкладывай, или я выставлю тебя за дверь." - И почему я должен поверить вам и оставить вас здесь? "О, Чарльз, у меня много иных плюсов, кроме моего близкого знакомства с Магнето." - Я дам слово, что ничем не наврежу никому из тех, кто находится под вашей крышей. Чарльз почувствовал легкое жжение в висках и уже без удивления смерил взглядом иллюзию обнаженного тела. Чего-то в этом духе он и ожидал с самого начала, поэтому ему не составило сложности сохранить лицо. Эмма поморщилась, но не особенно расстроилась, видимо, она и не ожидала, что фокус произведет на него впечатление. "Очень близкого знакомства, милый. Например, вот тут, - мурлыкнула женщина и запустила руку между иллюзорно обнаженными бедрами. - У него есть родинка. Сейчас покажу." На этот раз образ сменялся медленно, тонкое и изящное тело начало превращаться в мужское постепенно, начиная от ступней, а потом медленно вверх, словно перетекая, ширясь и грубея. Этого Чарльз не ожидал - да и могло ли такое прийти к нему в голову. Поморщившись и покрепче ухватившись за рычажок кресла, Чарльз выровнял дыхание и одним сильным ментальным ударов вышвырнул незваную гостью, не успевшую закончить шоу, из своей головы. К чести женщины, она даже не сдвинулась с места, только торопливо зажала нос - от нагрузки у нее пошла кровь - и запрокинула голову, окончательно смутив Хэнка, не до конца понимающего, что происходит у него на глазах. - Можете остаться. Надеюсь, ваши обстоятельства скоро разрешатся, и вы покинете мой дом как можно скорее, - твердо ответил Чарльз. Впрочем, подъезжая к двери и открывая ее, он все равно чувствовал себя дезертировавшим с поля боя. Эмма смеялась у него в голове. "Сука," - чуть громче, чем хотел, подумал он. Или он и в самом деле хотел подумать это действительно громко.***
У него нет выхода. Что бы он ни сделал, итог будет один. Чарльз падает на спину и зажимает руками лицо, чувствуя, как от бессилия на глазах появляются злые слезы. Он подвел всех из-за собственных идиотских сиюминутных желаний, из-за своего бессмысленного чувства, которое никогда не приносило ни радости, ни облегчения, только новые и новые проблемы, новые потери, новые мучения, без надежды на счастливый финал. И теперь то, что казалось ему раньше счастливым концом, обернулось катастрофой. Он снова ошибся. Эрик всегда умел бороться за то, чего хотел. Поэтому победа всегда была на его стороне. Чарльз тоже мог бы бороться, но он не знал главного: он никогда толком не знал, чего хочет. Вот и сейчас он снова не смог выбрать между своим отчаянным желанием и заранее продуманным планом, пусть не самым удачным, но все же имеющим какие-то шансы. Ксавьер раскидывает руки в стороны и запрокидывает голову, глядя на изголовье кровати. Фотографии под ним тихо шуршат, и ему кажется, что они шепчут, тихо и злобно осуждая его за глупость и беспечность. Они погибли из-за него, из-за его увлечения, его слабости, его безудержной тяги к человеку, которого он давно должен был остановить. Мог, всегда мог, но не остановил, даже видя, что он опасен, жесток и одержим своими идеями. Было ли бы это предательством? Предал ли бы он друга, если бы объявил ему войну? Но не предал ли он всех этих людей, когда дал им стать пешками в руках того, кто пустил их в расход, словно пешки в этой бесполезной и жестокой игре против всего мира разом? И вдруг Чарльзу становится стыдно за затянувшееся самобичевание. Время идет, неотвратимо приближая момент, когда решать будет поздно, и он садится, оглядывая комнату и до боли прикусывая кулак - чтобы освободить разум от копошащихся, мешающих сосредоточиться на главном мыслей. Он зол на себя, и теперь его мозг действует словно часы, просчитывая один вариант за другим и так же быстро отметая. Его короля зажали в углу доски, и ходов осталось немного. Но в эту игру он играет не хуже, чем Эрик. Даже если он сможет завладеть чьим-то разумом, то сбежать ему все равно не удастся - он не знает ни количества мутантов в здании, ни способа, чтобы выйти за линию окруживших дом людей. Найти Азазеля ему не удается, и он продолжает думать. Не без сожаления он признается сам себе, что убить Эрика он не сможет даже ради спасения Института. Потом отказывается от идеи повторно попытаться вколоть ему сыворотку. Без особенных ожиданий пытается связаться с кем-то из особняка, но расстояние слишком велико, пока что это все еще за пределами его возможностей. Вздохнув, он массирует пальцами виски. Ну почему именно ему приходится принимать такие тяжелые решения в одиночку? Почему все так завязано на нем? Чарльз вздрагивает и его глаза широко распахиваются. Все завязано только на нем. Он оглядывает комнату, все еще не в силах смириться с тем, что только этот вариант поможет ему выпутаться из передряги, в которую он втянул за собой столько мутантов и людей, но его рациональная и последовательная часть уже перебирает варианты. Ничего острого. Ничего бьющегося. Ничего. Видимо, Эрик предусмотрел и это. Можно снять веревку с полога, но для того, чтобы повеситься, нужно хотя бы мочь встать. На всякий случай он пытается развязать узел, но ткань крошится под пальцами. Бесполезно. Он уже почти без надежды кидает взгляд в сторону балкона. Чтобы въехать туда, нужно преодолеть ступеньку. Маленькая преграда, но совершенно непреодолимая для инвалида-колясочника. Он сжимает зубы с презрением к себе: даже чертово самоубийство - наконец он в первый раз мысленно озвучивает это неприятное и все еще не укладывающееся у него в голове слово - представляет для него такую большую проблему. Он смеется. Как может считать себя полноценно живущим человек, который даже умереть не может? Как ему перебраться через перила? Город не приспособлен для самоубийства тех, у кого инвалидные коляски. Ни один парапет не оснащен удобным пандусом Все так же нервно смеясь, он случайно, автоматически запускает руку в карман и вспоминает о сыворотке. Сам не понимая, рад ли он своему открытию, он садится на кровати, рукой подтягивает к себе кресло и привычно перебирается в него. Видимо, Эрик все же продумал не все или забыл о том, что одним из предыдущих вариантов "вакцины от мутации" Чарльзу удавалось вернуть ногам чувствительность и подвижность. Последний ход за ним. Маленький ход, как и все ходы, которые делает король, но направленный в единственную сторону, в которую нельзя идти. На одну клетку назад с самого края доски. Чтобы выйти из игры, в которую невозможно выиграть.***
- Ты настоящий придурок, если собираешься снова лезть на рожон. - Логан... - Чарльз осекся - он не ожидал такого резкого протеста - и задумчиво прикрыл глаза. - А какие у меня варианты? - Забей на него, - Росомаха махнул рукой и затянулся. - Его проблемы. Он хотел войны, он ее получил. Ксавьер бессильно откинул голову назад. Если даже Логан не согласится помочь ему добраться до последнего убежища Магнито и его мутантов, то весь его план пойдет насмарку. С того момента, когда Фрост наконец передала ему сообщение, он перебрал уже сотню вариантов того, как можно поступить. "Меня зажали в угол, Чарльз." Зажали в угол. Он даже сейчас видел печальные и уставшие глаза Эрика, покрасневшие и растерянные, как тогда, когда он вытащил одержимого местью незнакомца из ледяной воды, но теперь в них не было ничего: ни фанатичного огня, ни света уверенности в себе. Магнито, загнанный и окруженный, казался тенью прежнего себя. "ФБР пока не решаются напасть на нас, но время на их стороне. У нас достаточно воды, но провизии почти не осталось. Эмма передаст тебе наши координаты, отпусти ее как можно скорее, чтобы она передала мне хотя бы средства первой помощи, у нас много раненых. Знаю, ты не любишь ее, но никто из нас не сможет выйти за кольцо, датчики срабатывают на всех незарегистрированных в гражданской базе мутантов. Тебя они засечь не должны, ты ведь, - тут Эрик горько улыбнулся. - Любимчик ФБРовцев. Если, конечно, ты согласишься еще раз помочь мне." - Если ты и в самом деле туда собрался, то ты не самый удачный мутант для этого, - наконец сдался Росомаха. - На пересеченной местности ты быстр, как улитка. Собери небольшую группу наших поадекватней. - Нет. Это опасно. Я не знаю, на кого могут сработать датчики, а регистрировать наших лучших людей в ФБР... Этого я не могу себе позволить. Я не могу подвергать еще кого-то такой опасности, - Чальз поморщился. Ему уже тоже приходила в голову эта мысль. - Тогда что от меня требуется? - осведомился Логан и затушил сигару. Дверь на секунду приоткрылась, в нее всунулась взлохмаченная голова с голубыми волосами и тут же, ойкнув, скрылась. За дверью зашумели - видимо, начался перерыв между уроками - и Росомахе пришлось встать и самому закрыть дверь за излишне любопытным учеником. - Довези меня и высади в двух километрах от места, куда я должен попасть, - с облегчением ответил Профессор, почувствовав, что друг готов выслушать его дальше. - Там меня заберет их телепортер. Если нас и успеют засечь, то не успеют взять. - А дальше? - Логан тяжело приземлился обратно в кресло и пошевелил остатки сигары в пепельнице. - Вернешься в особняк. Вряд ли кто-то будет спрашивать, где ты был, - Чарльз потер нос - он уже пожалел о своем решении разрешить курить у себя в кабинете. - Я про тебя, Чарльз. Что ты будешь делать после того, как окажешься на месте? - сигара окончательно рассыпалась, и Росомаха вытряхнул пепел и обломки в ведро для бумаг, а потом водворил пепельницу обратно на стол. - Я уже продумал все до мелочей. Хэнк влез в документацию по операции и выяснил, что единственный мутант, который должен быть уничтожен на месте - Магнито, поэтому моя задача упрощается. Нужно вывести за круг всего одного человека, а это не так уж сложно. - Человека? - уточнил Логан и с сомнением оглядел собеседника. - И как ты собираешься это делать? - Дослушай. Эрик вполне может отказаться уходить до тех пор, пока может сделать хоть что-то, но когда я вколю ему сыворотку, он откажется от этой идеи, - Чарльз запустил руку за полу пиджака и извлек из внутреннего кармана ампулу и инъектор. - Если его способности сойдут на нет, то и аппаратура ФБР не сможет его засечь. Мы сможем выехать, и я вернусь в особняк вместе с ним. - Я надеюсь, он не совсем идиот и не останется, - Росомахе план явно не казался таким блестящим. - А что, если он не даст себя уговорить и... - Тогда я использую телепатию по ее прямому назначению, - перебил его Чарльз. - Если он просит меня о помощи, то решение остается за мной. Логан удовлетворенно хмыкнул и потер руки, но Ксавьер не чувствовал той уверенности, которую пытался показать. Решение подчинить разум Эрика себе насильно было для него куда тяжелее, чем он мог подумать. До сих пор он всегда оставлял выбор за Леншерром, но теперь все изменилось. - А что думает Хэнк по поводу всего этого? - оторвал его от неприятных мыслей Логан. - Он ведь в курсе, раз дал тебе эту игрушку? - Он не в курсе, - наконец ответил Чарльз. - Он думает, что мы отправимся за Магнито на день позже. За ним и за всеми остальными. - Это правда? - читать мысли друга не было необходимости, то, что он и сам знал ответ, было написано прямо у него на лице. - Это не ложь. - Профессор неловко улыбнулся. Росомаха порывисто встал и, потянувшись, подвел итог разговора: - В общем, я должен с утра отвезти тебя и сдать с рук на руки Азазелю, чтобы тот отвел тебя к человеку, которого разыскивает весь мир за многочисленные убийства и который подлежит немедленному устранению при обнаружении. А потом ты вечерком привезешь его домой. - Как-то так, - кивнул Ксавьер, чувствуя, что в устах друга история приобрела несколько другой облик. - И с чего я должен сделать такую глупость, Чарльз? Или я чего-то не понимаю? - Я многим ему обязан, - отозвался телепат, пытаясь незаметно почувствовать, насколько сильно Логан против. - И что, мать твою, с того? И что мне мешает пойти и сдать тебя Хэнку с потрохами. И обломать всю твою ебанную авантюру? - Потому что ты мне довольно многим обязан, черт возьми, - прикрикнул Чарльз, перебив возмущенную тираду друга. - Я вытащил тебя из такого дерьма, что никому и не снилось. Страйкер бы не дал тебе свалить живым из его лаборатории, если бы не я, слышишь? Так что заткни уже пасть и наконец выполни то, о чем я тебя прошу. Логан не ответил, и Ксавьер, отдышавшись, расстроенно прикрыл глаза рукой. Он не собирался давить так сильно, но усталось и раздражение сделали это за него. - Я сделаю это, - не поднимая глаз тихо ответил Росомаха. - Но больше никогда... Никогда. Чарльз прикусил губу. Он чувствовал себя ужасно. Но дело было сделано.***
Дрожащая рука прикасается к холодному пластику, и Чарльз вздрагивает - все словно слишком реально, чтобы быть правдой. Он смыкает пальцы и выдыхает, оглядываясь, словно даже ожидая появления Эрика, а не боясь его. Несколько секунд слабости, пережидая, делая вид, что нужно прислушаться, быть осторожней, и ампула блестит в свете лампы. Он запускает руку за полу пиджака и вытаскивает из внутреннего кармана пластиковый инъектор. Почти на автомате - он долго тренировался - Чарльз набирает сыворотку и замирает, раздумывая, стоит ли колоть прямо через брюки, рискуя повредить иглу, да и действие будет более слабым. Тоскливо вздохнув, он все же задирает рукав, стараясь не помять манжет и примеривается к венам на руке. В руку будет очень больно, Хэнк предупредил его об этом чуть ли не трижды. Уложенная на подлокотник рука чуть вздрагивает, когда игла привычно находит и прошивает стенку сосуда. С минуту он сидит без движения, не отрывая глаз от прокола, а потом, матерясь, выдергивает иглу и сгибает руку в локте. Не стоит недооценивать советы изобретателя, когда пользуешься его изобретением. Инъектор безболезненно прошивает ткань и кожу левой ноги, и сыворотка медленно и неотвратимо начинает двигаться в мышцу, через секунду он останавливается, чувствуя, как кожа вокруг шприца обретает чувствительность - ногу жжет, но пока слабо, терпимо, словно от укуса осы. Чарльз запрокидывает голову и нажимает на поршень, резко, сильно, и со свистом втягивает воздух сквозь сжатые зубы, жалея, что нет третьей руки, чтобы заткнуть рот - кажется, что в инъекторе не сыворотка, а кипящая кислота. Несмотря на советы Хэнка, он отпускает контейнер инъектора и закусывает согнутый указательный палец, чтобы не заорать. Ногу сводит судорогой. Отдышавшись, он отбрасывает на пол проклятый шприц и сметает на пол остатки ампулы. Через несколько минут мир вокруг перестает вращаться. Чарльз благодарит высшие силы за то, что в комнате нет мебели, мешающей проехать к балкону. Колеса вращаются плавно и мягко, а потом так же мягко утыкаются в ступеньку. Он потирает место укола и осторожно, помогая себе руками спускает босые ступни на пол. Плитки очень холодные, и он шевелит непослушными, непривычными к движению ступнями, стараясь их согреть. Когда кровь приливает к ногам, заставляя их покрыться мурашками, он опирается руками на подлокотники и приподнимает себя над сиденьем, медленно перенося вес на ноги. Кресло, несмотря на зажатые тормоза отодвигается на пару сантиметров, и он отталкивается от него, пытаясь удержать равновесие. На миг он замирает вертикально, но колено правой ноги подгибается и он, не успев выставить вперед руку, падает подбородком на плитку. От боли темнеет в глазах, он поднимается на локтях и, отталкиваясь коленями, ползет к парапету. Ногу снова сводит, он на минуту приостанавливается, уткнувшись лбом в сжатые кулаки, а потом ползет дальше, закусив губу и стараясь выровнять сбивающееся дыхание. Сначала Чарльз садится спиной к балясинам и ждет, чтобы голова перестала кружиться - теперь ему нужно вспомнить, как держать равновесие, стоя на двух ногах. Он цепляется руками за проклятые скользкие столбики, упирается босыми пятками в шероховатую плитку и медленно, тяжело поднимается. Одно неловкое движение, и он заваливается на бок и соскальзывает обратно на пол, ударившись копчиком. Глаза слезятся, и он вдруг злится на ставшее с непривычки таким чувствительным тело. Он снова хватается за столбики, на этот раз пытаясь не встать, а хотя бы сесть на корточки, и на этот раз его упрямство одерживает верх над обстоятельствами. Он отталкивается от перил и падает на колени, коленные чашечки со стуком врезаются в плитку, но ему некогда думать об этом. Он переступает с колена на колено и поворачивается лицом к перилам. На коленях он стоит вполне уверенно. Зацепившись за перила, он подтягивается - руки у него стали сильными за прошедшие годы в кресле - и переваливается через них и повисает, переводя дыхание. Не без труда выпрямившись, он осторожно и постепенно переносит вес с рук на ноги, но не отпускает спасительных перил. Ветер шевелит волосы на его голове, и он прикрывает глаза. У него не так много времени, потому что теперь ему не удастся почувствовать приближение Эрика. А ему нужно успеть.***
- Приехали, - буркнул Росомаха и заглушил машину. Они до сих пор почти не общались после того разговора, даже сегодня ехали всю дорогу молча.. Чарльз огляделся, внимательно оглядывая местность, но до убежища Эрика было слишком далеко, и ничто здесь не говорило о присутствии поблизости людей или мутантов - редкий лес, почти не тронутый подлеском был пуст и тих, словно вымер. - Слишком тихо, - словно отозвался на мысли друга Логан, более сведущий в звериных повадках, и повел носом, принюхиваясь. - Много людей прошло. - Значит мы действительно на месте, - отозвался Ксавьер, не отрывая взгляда от леса. - Азазель будет с минуты на минуту. - Десять в запасе, - отрывисто бросил Логан и, хлопнув дверью, вышел. Стук показался Чарльзу таким громким, что у него зазвенело в ушах. В багажнике загрохотало вынимаемое инвалидное кресло. Он сверился с часами - у них и в самом деле было немного времени. - Вылезай, - Росомаха раскрыл дверь автомобиля и протянул руку Ксавьеру, помогая ему повернуться лицом к себе, потом наклонился и дождался, когда тот ухватится за его шею. - Держишься? Чарльз кивнул и поморщился. Беспомощность до сих пор была ему неприятна, поэтому, оказавшись снова в кресле, он вздохнул с облегчением. Так он чувствовал себя уверенней, хотя ехать по кочкам было бы не лучшей идеей. Видимо, именно об этом думал Логан, потому что его взгляд был полон скепсиса. - Еще минута, - успокоил его Ксавьер. - Вряд ли мы могли опоздать. - Вы не опоздали. Голос раздался прямо позади, заставив Чарльза вздрогнуть. Раздался звук металла о металл - застигнутый врасплох Росомаха выпустил когти - и телепату показалось, что он слышит тихое мысленное рычание. Он даже не стал оборачиваться, лишь краем глаза заметил красную морщинистую руку, опустившуюся на его плечо. - Прощай, зверушка, - рассмеялся Азазель, и Профессор впервые за прошедшие дни почувствовал, что что-то не так, хотя и не мог сказать, что именно его насторожило. Он хотел было сказать об этом Логану, но его глаза уже заволок алый туман, и мир закружился вокруг него так быстро, что он не смог даже раскрыть рта. Перемещение заняло так мало времени, что ему еще казалось, что он видит разозленное и растерянное лицо Росомахи, когда туман рассеялся. Они оказались в пожухшем под палящим солнцем поле по колено в сухой траве метрах в двадцати от обветшалого четырехэтажного особняка с когда-то выбеленной, а теперь облезшей балюстрадой. Окна по большей части были выбиты и теперь смотрели на пришельца пустыми глазами, щерясь острыми осколками стекол. Левое крыло дома почернело и обуглилось, его крыша покосилась и устало оперлась на покрытую сажей белую стену более высокой части дома. Большие резные двери были распахнуты настежь. Его ждали. - Добро пожаловать, Чарльз. Мы так давно не виделись. Профессор повернул голову. Леншерр не казался ему сейчас таким усталым и слабым, каким он увидел его в мыслях Эммы - хотя без всякого сомнения сейчас Магнето переживал сейчас не самые лучшие свои времена. Мужчина стоял в шаге от него. но чуть в стороне, поэтому Чарльзу пришлось развернуться, чтобы протянуть ему руку. Рукопожатие получилось каким-то неловким. - Ты все-таки пришел, - друг смотрел на него словно виновато, но он не стал придавать этому значения. Эрик никогда не любил просить о помощи. - Эрик, - Ксавьер сглотнул и поднял глаза. - И правда давно. - Думаю, нам стоит продолжить разговор в доме, - голос Леншерра чуть дрогнул. - Азазель, четвертый этаж. Телепортер кивнул, и через секунду все трое уже стояли в полутемной комнате - то ли такое небольшое расстояние не требовало сложностей, то ли не было необходимости в шоу, но во всяком случае на этот раз не было ни головокружения, ни тумана. Отойдя на шаг, Азазель ратворился в воздухе. Ксавьер огляделся, рассматривая комнату - видимо, в прошлом хозяйская спальня, она почти на треть была занята большой кроватью с пыльным, местами продранным насквозь зеленым балдахином. Впрочем, вся она была завалена картами и фотографиями так же, как и большой круглый стол, перенесенный то ли из столовой, то ли из гостиной. Окна, завешенные тряпками - портьеры валялись кучей на полу в углу - не пропускали почти никакого света, поэтому очертания остальной мебели скорее угадывались, чем были видны. - Я скучал, - Эрик не обернулся, голос его звучал глухо и тихо, но искренне. - Я тоже, - Чарльз подъехал к кровати и оглядел фотографии. - Твои люди? Всех? - Всех, кроме тех, кто в доме. Нас теперь мало. Чарльз приподнял одну и выдохнул, бессильно откинувшись на спинку. - А Рэйвен? - вопрос дался ему так тяжело, что обжег горло. - Сбежала, - поспешил успокоить его Эрик. - Она была беременна, поэтому ей удалось обмануть датчики. Пока искали третьего, Азазелю удалось вытащить ее подальше. Ребенок тоже мутант. - Кто отец? - облегченно, но не слишком радостно уточнил Чарльз. - Не я, - почувствовав, что ответ не удовлетворил собеседника, Леншерр продолжил. - Азазель. Тебя не было с нами несколько лет, за это время многое изменилось. - Есть и то, что никогда не меняется, - шепотом ответил Ксавьер и поморщился. Ему тут же захотелось взять свои слова обратно, потому что он совершенно не планировал говорить об этом. Вообще все пошло не по плану. С самого начала. Они должны были остаться внизу, прилюдно договориться, а потом он бы улучил момент и воплотил бы в жизнь свой план, без этой глухой и чрезмерно провоцирующей мягкой тишины, без этой трагичности, вызывающей моральную слабость. - Например? - выдохнул Эрик почти что за ухом Чарльза, и фото Рэйвен выскользнуло у того из пальцев и упало на пол. - Ты знаешь, о чем я, - Ксавьер откинул голову назад и закрыл глаза. Дальше он уже и сам не помнил, как оказался на кровати, прижатый теплым, гибким и тяжелым телом, ощущая сбивчивое, горячее дыхание на своей шее. Не помнил, как оказалась расстегнутой рубашка, и уж тем более - как остался без брюк и без белья. Сумбурность, быстрота, а самое главное - абсурдность ситуации сбили его с толку, заставили расслабиться и отдаться на волю происходящего. Почувствовав, как к его телу прикасается обнаженное, напряженное тело Эрика, он вдруг смутился, пряча глаза. Ему было нечего противопоставить этой силе, этому правильному, идеально сложенному высокому человеку, и он вдруг почувствовал себя жалким, еще более жалким, чем тогда, когда впервые оказался в кресле. Заметив это, Леншерр остановился и отстранился, вглядываясь в его лицо. - Дурак, - тихо сказал он. Чарльз судорожно кивнул, отворачиваясь, но длинные, сильные пальцы схватили его подбородок. - Если ты этого не хочешь, я уйду. Как он мог этого не хотеть? Предчувствие того, что это должно было произойти не оставляло его ни на секунду. В каждой их встрече, в каждой пережитой вместе минуте, в их спорах, в их бесконечной многоходовой игре была эта самая искра, которая значила лишь одно - предчувствие, обещание этого будущего пожара, этой бури, заставляющей сердце заходиться стуком, а мысли покидать голову. Он ждал этого всем своим существом с их самой первой встречи, и сейчас весь он чувствовал, как мелко дрожит в предвкушении и волнении, понимая, что взаимность ему не привиделась. И сейчас, когда эти бесконечно грустные, светлые глаза смотрели на него в ожидании ответа, он не смог даже покачать головой, но Эрик все понял и сам. Ему даже не было больно - он плохо чувствовал даже собственную поясницу, что уж говорить об остальном - но Леншерр был внимателен и осторожен, тут же ощутив неопытность и растерянность Чарльза, он отстранился. Его руки одновременно были повсюду, обжигая такими желанными и такими сильными прикосновениями, губы его отрывались от кожи Чарльза лишь для того, чтобы время от времени успевать выдохнуть в ухо телепату, который и так чувствовал все слова заранее, что-то невразумительно-успокаивающее. Почувствовав, что финал близится, Ксавьер бессознательно вцепился в плечи Эрика и обмяк, подставляя шею его губам. А дальше все изменилось. Не в силах больше сдерживаться, Эрик вошел в него и начал двигаться. Поначалу он даже старался помедлить, но вскоре забыл обо всем, с головой растворившись в ощущениях, эхом долетавших и до телепата, который, может, и хотел влиться в этот поток бессвязных, горячечных мыслей, но не смог, то ли упустив момент, то ли попросту недостаточно сосредоточившись. Он лежал, чувствуя, как его тело ритмично и сильно движется вслед за телом любовника, глядя в пыльный полог с прорехой у изголовья, но ничего не отзывалось ни в его разуме, ни в его теле на это все ускоряющееся, судорожное движение вверх и вниз по смятому покрывалу. Время от времени его спину кололи углы разбросанных фотографий, прилипших к влажной коже, и ему казалось, что все эти лица, бессчетные, осуждающие, лица погибших из-за его слабости людей, все они смотрят на него с укором и ненавистью к его нерешительности и к этому бесполезному и лишающему разума чувству. И вся эта сцена, вся эта страсть, так закружившая его и увлекшая прочь от рассудка, показалась ему вдруг грязной, отвратительно символичной и глупой. Отпустив руки с шеи Эрика, он нащупал лежащий на кровати пиджак и с облегчением выдохнул, радуясь своему везению. Ампула была цела и осталась незамеченной, как и пластиковый инъектор. Одной рукой, сосредоточившись и напрягшись, он отломил горлышко стеклянной емкости и, не выпуская ее, натренированным движением пальцев той же руки вставил иглу в узкое горлышко. Пришло время исправлять ошибки. Ампула скатилась на пол и звякнула, и Чарльз на всякий случай ухватился свободной рукой за плечо Эрика, чтобы отвлечь. Впрочем, в этом не было никакой нужды. Выпрямившись, Леншерр замер, прикрыв глаза, и, воспользовавшись моментом, телепат вошел в его сознание и одновременно вогнал иглу в прижавшееся к нему напряженное бедро. Он надеялся смочь удержать Эрика от резких движений, чтобы тот не повредил иголку и не повредился сам, но ему не удалось подгадать момент - ощущения чужого оргазма, потоком обрушившихся на его мозг, неожиданные и сильные до темных пятен перед глазами, сбили его с толку и заставили забыть, кто он и где он. Когда он наконец смог успокоить дыхание и вернуться из обжигающей темноты чужого разума на старую пыльную кровать, Эрик уже стоял рядом и смотрел на него снизу вверх. Грудь его все еще часто и сильно вздымалась, но взгляд был осмысленным и странным, не то разочарованным, не то, напротив, торжествующим. - И все же ты дурак. - Ты не понимаешь... Все пошло не так. Он даже не успел закончить инъекцию, и теперь он не представлял, что ему делать. - Ты предал меня. - Это было для твоего же блага, Эрик. Я должен был это сделать, - твердо сказал Чарльз, хотя сам он уже был ни в чем не уверен. - Ты сдашь меня полиции? - лицо Леншерра исказила насмешливая гримаса. - Я помогу тебе от нее скрыться. Дай мне сделать то, что я начал, и мы вывезем тебя в Институт. Потом мы вытащим и всех остальных. Ты ведь знаешь, я не лгу, я всегда.... Эрик рассмеялся, и Чарльз неловко замолк, чувствуя, как вся затея начинает казаться тем, чем она и была с самого начала - авантюрой без шанса на победу. Не с его везением и ловкостью. - Ты был обманут, мой друг, - Леншерр сел на кровать и по-хозяйски похлопал его по заднице, заставив поморщиться. - Мне не нужна твоя помощь. - Но... - Как и никогда не была нужна, - он продолжил, приложив палец к губам Чарльза. - Я все так же могу сравиться со своими трудностями сам. Особенно когда мои трудности - кучка идиотов с металлическим оружием. Они ждут, что я выдохнусь, и им удастся взять меня, но - вот незадача - я все еще могу справиться с ними. И я сделаю это, как только появится необходимость. - Ты солгал мне, - Ксавьер неверяще посмотрел на старого друга, ему все еще не удавалось уложить в голове то, как глупо он попался. - Ни разу. Нас и в самом деле осталось мало. А Эмма... - он улыбнулся. - Она всегда отличалась хорошей фантазией и порой чрезмерным рвением. Чарльз рванулся вверх, но Эрик не позволил ему нанести удар - одним движением руки он опрокинул телепата обратно на кровать и демонстративно медленно надел на голову шлем, стоящий на тумбочке возле кровати. Полностью захваченный эмоциями, Чарльз сейчас не мог справиться и со своим сознанием, что уж говорить о чужом. Отвернувшись в сторону и прикусив губу, он почти чувствовал вкус горечи - он был обманут, обидно и легко, словно ребенок. Он смотрел в стену, чувствуя, как его тело снова двигается, но теперь уже не так, как прежде - Эрик до отвращения бережно и даже нежно надел на него белье и брюки, а потом усадил и, словно на куклу, начал надевать рубашку, но Ксавьер раздраженно и зло вырвался и сам до конца оделся. Он всегда думал, что когда один любовник одет, а другой раздет, это унизительно для второго, но у них все было почему-то наоборот. Усмехнувшись на его взгляд исподлобья, Леншерр тоже оделся, довольно поспешно, но все же аккуратно. - На самом деле у меня было два варианта действий, - начал он, как только последняя пуговица была застегнута. - Первый предполагал, что решение будет за тобой. Ты бы либо остался со мной и помог мне выйти отсюда без жертв, а потом уж как хочешь. Либо ушел бы сразу. - И ты бы дал мне уйти? - Чарльз садится, опираясь на руки. - Почему бы и нет? Я справляюсь и сам. Это было бы всего лишь приглашение тебя на мою сторону. - Эрик садится в кресло и покачивается на нем, упершись ногами в пол. - Второй вариант тебя должен интересовать больше. Потому что действовать теперь я буду в соответствии с ним. Выбор все так же за тобой, но теперь он гораздо менее значителен. И он проще. Ты в любом случае поможешь мне. - И в чем же выбор, - пряча за насмешливостью осторожность, уточнил Чарльз. - Между чем и чем мне предстоит решать? Эрик рассмеялся, наклонился и поднял с пола полупустой инъектор. - У тебя ведь есть запасная ампула? Ксавьер напряженно кивнул, не отрывая взгляда от длинных пальцев, сжавших пластик. - Так будет еще драматичней, мой друг и предатель. Ты выходишь к людям и объявляешь, что отныне ты придерживаешься тех же идей, что и я, а затем сообщаешь адрес своего дома. Так и быть, из уважения к нашим прошлым совместным похождениям, - это слово он выплюнул так презрительно, что Чарльз поморщился. - Я предупрежу их за пару часов до того, как туда войдут люди в автоматами. Или за ними приду я. Тогда предупреждать их будет некому. - Второй вариант? - тихо спросил Ксавьер. - Догадывался, что ты спросишь, - Эрик улыбнулся, поднялся, хлопнув руками по подлокотникам, и накинул на плечи Чарльза пиджак. - Ты примешь вакцину, а Эмма сделает все за тебя. Так будет проще нам всем. Возможно, ты даже сам не поймешь, как это произошло. Я, честно говоря, не совсем понимаю, как это у вас телепатов происходит. Аккуратно поправив воротник пиджака, он засунул инъектор обратно во внутренний карман и критически осмотрел Чарльза, удовлетворенно усмехнулся и вышел. Как только дверь за ним захлопнулась, Ксавьер отчаянно закрыл лицо руками. Плечи его вздрогнули. Фотографии глядели насмешливо и снисходительно. За окном светило солнце.***
Ветер слабо шевелит его волосы, внизу у крыльца стоят несколько фигур, но им не приходит в голову поднять глаза наверх. Эрика среди них нет. Ноги постепенно оживают, и Чарльз чувствует себя все уверенней. Постепенно перенося на них вес, он освобождает одну руку и заправляет за ухо мешающую прядь. Он не силен в физике, но падения на забетонированную площадку вполне должно хватить - ему не хочется думать об этом, но было бы совсем глупо отделаться синяками и вернуться к тому, с чего все начиналось. Четвертого этажа конечно маловато, но что есть, то есть. Перекатываясь с носка на пятку и обратно, он пытается вспомнить свое яростное бессилие, но, как назло, на ум приходят только лучшие дни его жизни, и, как назло, во всех этих картинках - Эрик, улыбающийся и спокойный Эрик. Его саркастичные и мрачноватые шутки. Его умение вселить уверенность. Его грустные светлые глаза. И снова эти глаза. Чарльз раздраженно сжимает перила и торопливо перекидывает через них правую ногу, словно пытаясь снова вернуться в удушающе жестокую реальность, но ничего не получается. Вместо того, чтобы вспомнить боль, которую Эрик причинил ему, он вдруг вспоминает боль, которую тогда впервые увидел в его сознании. До того он никогда не видел столько боли разом, слившейся воедино во всяческих проявлениях от физической до моральной, переплетающейся с воспоминаниями о потерях, отчаяньем, одержимостью и бесконечным и абсолютным одиночеством. Пустотой, в которой кипела, принимая порой отвратительные и страшные формы, месть. Ему казалось, он знает о мире все или хотя бы довольно много, но что был его мир со всем своим многообразием в сравнении с этой бездной? Все в нем перевернулось, поблекло и одновременно приобрело непривычную ясность, получив мерило, точку, на которую можно опереться и от которой можно оттолкнуться. Эрик был одержим местью. Чарльз был одержим другими. Всеми, кому нужна была его помощь и поддержка, которой и он сам был лишен, предоставленный всю юность самому себе. Он был полным сосудом и был готов отдавать. И вот в его жизни появился Эрик, у которого не было ничего. Плюс и минус магнита. Противоположные заряды. Чальз перекидывает через перила вторую ногу и встает на узкий карнизик, цепляясь руками за балясины с внутренней стороны и заглядывает вниз. До земли далеко, она маячит напоминанием о том, что он задумал, но теперь он спокоен как никогда. До тех пор, пока он борется за то, чего хочет, все в порядке. Он делает то, что должен сделать, чтобы добиться желаемого. И вдруг он понимает Эрика. Это понимание падает на него, как гром среди ясного неба. И от этого ему почему-то становится еще легче. Не нужно мучительно перебирать обстоятельства, обдумывать мелочи и вспоминать детали. Для того, чтобы не метаться между вариантами, нужна цель и только она. Цель и шаг к ней. Ход всего на одну клетку. Чарльз ходит. Чарльз делает шаг.