И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел. (Книга Бытие 3:6)
Если бы кто-то в определенный момент жизни сказал Споку, что он будет сидеть за плохо освещенным столом и чинить примус, краем глаза наблюдая, как его жена ловко орудует ножом, чистя рыбу с хвоста, и напевает себе под нос «Puttin' on the Ritz», то получил бы один из двух вариантов ответа. Спок бы сказал или, что вулканцы не напевают, если бы этот разговор состоялся до его поступления в академию, или, что Нийота не любит рыбу. Но теперь он действительно менял протёршуюся прокладку в клапане и слушал по десятому кругу незатейливую песню, которую уже начинал в тайне ненавидеть. Женщина продолжала петь, разгоняя мрак декабрьской ночи, раз уж для радио было слишком поздно. Они не должны были оказаться здесь, в прошлом. Ночь с двадцать третье на двадцать четвертое декабря тысяча сорок первого была в сотнях лет от двадцать третьего века. Технически Романа не была его супругой, но из всех возможных эта легенда была более правдоподобной. Простое сожительство в одной квартире в эту эпоху привлекло бы к ним излишнее внимание, и они не были похожи внешне, чтобы сойти за брата и сестру. Ложь была логически оправдана, но это отнюдь не значило, что она нравилась Споку. — Ана, пожалуйста, перестань, иначе… — наконец, его терпение, и без того изрядно уже расшатанное постоянной необходимостью врать и выкручиваться, лопнуло. — Иначе что? — длинный нож замер в опасной близости от кончика носа вулканца. Если бы Спок последние несколько лет не прожил бы с Романой под одной крышей, то такого вопроса мог бы и испугаться, но он не был ни угрозой, ни предупреждением. У нее просто была своя дурная привычка знать все до конца. И вот снова ее губы расползлись в одной из тех улыбок, после которых, адресованных кому-то постороннему, ему обычно приходилось разыгрывать ревнивого супруга. Кухонный нож был отложен в сторону, когда небольшая тушка обитателя водной стихии, наконец, лишилась содержимого своего живота, — Если начал, то продолжай. — Я перестану чинить это порождение примитивной культуры, — мужчина демонстративно откинулся на спинку дешевого клееного стула и в очередной раз гордо поднял голову, осматривая простой обезличенный интерьер меблированной квартирки. Они жили неподалеку от музыкального ресторана, где почти все свои вечера проводила его псевдо-жена, совмещая в себе роль официантки и певицы. Там и слышать не слышали про леди Роману, но зато очень любили русскую эмигрантку с чарующим голосом: Анну Маккой. Это фальшивое имя, равно как и его, Альфред, родилось в простуженной и пропахшей луковым супом кухне Эми Понд, которая, впрочем, давно уже не была Понд, но с шотландским упорством отстаивала свое право носить эту фамилию. Их знакомство с ней состоялось еще в тот день, когда двое пришельцев из будущего полностью убедились в том, что вырваться из временной аномалии иначе, чем прожить эти годы нет возможности, а они оказались в Нью-Йорке в канун Второй мировой. Конец августа тысяча девятьсот тридцать девятого. Первого сентября тридцать девятого Германия напала на Польшу. Это был уже свершившийся факт. Как и налет Японии на Пёрл-Харбор, седьмого декабря сорок первого года, весть о котором они услышали по радио. С улицы через незаклеенные окна проникал жуткий холод, в комнате от силы было градусов двадцать, и в тусклом пятне света раскачивающейся под потолком лампы в желтом абажуре вся их жизнь после взрыва была похожа на сон. Плохой или хороший, Спок еще не решил. — Я сама могу его починить, но тебе придется смириться с такой вещью: мы можем только ждать. Буря успокоится не раньше чем через пять дней. Меньше чем через неделю, Спок. Это очень мало по сравнению с тем, что уже прошло. Тебе недолго осталось терпеть общество взбалмошной инопланетянки. — Не в этом дело. То, что было до нашей встречи, факты, которые то и дело всплывают, от этого я не знаю, как тебя воспринимать объективно. То, что я вижу, и то, что ты есть на самом деле — это как два разных тебя. — Я и она — Доктор делил меня на эти части, — девушка равнодушно пожала плечами, возвращаясь к чистке рыбы. — Особенно та часть, что связана с ним, ты даже никогда не называешь его имени. Он всегда Доктор. Доктор с большой буквы. Будто это и есть его имя. — На Галлифрее не принято называть свое имя тем, кому недостаточно доверяешь. Спок приподнял бровь, пытаясь переварить услышанное. — Значит, Романа — не твое настоящее имя? — Производное. Романадворатрелундар. В Академии меня звали Трей, — ни на секунду не задумываясь, ответила она, не поднимая головы и буквально подпрыгивая, чтобы отрезать голову у тушки завтрашнего обеда, хотя, судя по часам на стене, уже сегодняшнего. — Это была оговорка? — осторожно переспросил Спок, понимая, что ему, возможно, это знание досталось нечестным путем. — Нет. Давно хотела, не подворачивалось случая, — блондинка сдула прядку, вылезшую из короткой стрижки, завитой на сладкую воду, и опустила глаза еще ниже, между ее ладонью, соскочившей с ножа, и сцепленными на застеленном старыми газетами столе руками Спока было не больше сантиметра расстояния, — Примус. В этом была вся Романа, стоило попытаться выпытать что-то про ее прошлое — она находила повод увести разговор в другую сторону, а если такового не находилось, просто обрывала, как сейчас. Как будто этот примус был такой необходимостью. — На Рождество меня не будет, концерт в Парамаунте. Если хочешь, я проведу тебя за кулисы, — произнесла Романа тихо, когда пауза, нарушаемая только тиканьем часов, стала поистине гнетущей. — Тебе обязательно там быть? Нам стоит проверить все системы корабля, буря успокаивается, возможно, мы могли бы уйти раньше. — И не попрощаться? Ладно Амелия — она знает и кто мы и как здесь оказались, но остальные… — Ты не хочешь подводить ансамбль? — Фрэнк один не справится. — Он после станет знаменитым, тебе не обязательно там быть. — Парадокс первого типа. Если меня там не будет — кто знает: как сложится его судьба? Я знаю, тебе не по душе вся та ложь, на которой держится наша биография, но по-другому просто нельзя, — Романа тяжело втянула сырой воздух, — Либо к этому привыкаешь — либо путешествия во времени не для тебя. Спок едва заметно передернул плечами, очевидно, уколовшись о подкопченную горелку, но ничего мало-мальски похожего на ответ на повисший вопрос из его уст не прозвучало. — Я считаю твое предложение приемлемым. — Я уйду из дома в три… Тебе не стоит приходить раньше шести. — Тогда постарайся не забыть. — Не играй со мной. — Последний раз мы играли в шахматы две недели назад. Ты опрокинула на себя кофе, — Романа чуть заметно хмыкнула, тоже возвращаясь к своему занятию. Черт, это снова происходило. В этой постановке, когда приходилось разыгрывать не особо давно женатую пару, они настолько вжились в отведенные им роли, что иногда этот спектакль переносился и на моменты пустого зала. Или они вообще никогда не играли? Не играли с самого дня знакомства на Хроносе? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, надо было обернуться, но никто из них не имел привычки копаться в прошлом. Шоу должно продолжаться. Даже если ей для этого пришлось остричь волосы под буби-копф, а ее псевдо-мужу отрастить хвостик, в расправленном состоянии достававший почти до самых плеч, дурной, но почему-то делавший вулканца крайне домашним. Мода на длинные волосы придет только с битлами, но это не мешало этому инопланетянину очень даже вписываться в этот мир.***
Беда не приходит одна. И если проживание в военном Нью-Йорке было неприятностью, то концерт в Парамаунте мог стать огромной проблемой. Сотни людей, набившихся под завязку в кинотеатр, служивший сейчас местом проведения концерта, гудели за пыльным потрепанным занавесом, отделявшем сцену от зрительного зала. Через маленькую щель между тяжелыми полотнищами смотреть туда, в самый настоящий ад для работников сцены, невыносимо тяжело, но каждый раз, перебегая по полоске досок, отделенной от основной части на манер узкого коридора, из одной кулисы в другую, Анна Маккой на секунду замирала, как дикая лань, вглядываясь в слабо освещенный партер, и пыталась представить, какого это — быть звездой. Ушитое на живую нитку старое шелковое платье нещадно кололось в области талии и так и норовило сползти ниже приличий, так что женщина раз за разом дергала его вверх и молилась, чтобы все прошло без накладок. — Романа, — так здесь звал ее только один человек — хорошо, не человек, но от этого его поддержка не переставала быть менее существенной. Спок стоял в самом углу служебного коридора, откуда была видна сцена, стараясь держаться в тени и не привлекать к себе внимание. Но тяжело не заметить человека в метр восемьдесят с гаком ростом, пусть он и прячется, и носит чуть севший после многочисленных стирок костюм-тройку мышиного цвета в комплекте с потертой фетровой шляпой. Да вулканца сейчас можно было вытащить в полосу света и разок щелкнуть затвором фотоаппарата, а на завтра он будет секс-символом этой эпохи. — Не переживай. Ты справишься. — А если я выйду туда и все забуду, оступлюсь и свалюсь со сцены? — в голосе блондинки уже прорезались ноты истерики, нитка фальшивого жемчуга, намотанная несколько раз вокруг шеи, казалась петлей от виселицы. Да, в далеком прошлом она уже была актрисой, но тогда это казалось забавным — рядом с ней не было никого, кто потом станет звездой. Обычные заурядные люди. — И это с твоей памятью? Не думаю, что это сложнее чем-то, что ты делала на Фаросе, — Спок слегка приподнял левую бровь, стараясь выглядеть спокойным, но это было такой же фикцией, как и всё в этой одноактной пьесе для дуэта. — Ты чертовски прав. Как всегда, — Романа в очередной раз дернула платье вверх и, следуя отработанной схеме, приподнялась на цыпочки, втягивая воздух как перед прыжком. Она прижалась накрашенными ярко-красной помадой губами к чуть пахнущей дешевым одеколоном холодной мужской щеке, да так и замерла, а потом поцеловала снова, ближе к уху, и параллельно обвивая своего фальшивого мужа за шею и поднимаясь все выше по скуле. Нежность эта, пусть и скупая по меркам века двадцать третьего, вовсе не казалась такой уж наигранной. Спок, напоминая о правилах приличия, аккуратно дотронулся до плеча девушки, но потом, услышав то, что ему сказали, почти перестал выглядеть как фонарный столб, притягивая Роману ближе, пусть и до дамского угодника ему было как пешком от Земли до Нового Вулкана. — В дверях за твоей спиной какой-то мужчина. Понятия не имею, откуда он взялся. По понятным причинам сам источник неприятностей не слышал шепота, а если и услышал, то наверняка принял его за что-то другое, потому что стоило блондинке отцепиться, вулканец, пересмотревший слишком много фильмов в качестве пособия по земному ритуалу ухаживания, прошипел довольно громко, явно громче, чем следовало, почти натурально имитируя великий и могучий мужской облом: — Я сам сниму это платье. — Эй, держите свое при себе, мистер, и, быть может, я разрешу не гасить свет, — Романа шутливо ударила его грудь своей маленькой ладошкой, сбивая чуть сладковатый привкус привязанности, просочившийся и сквозь перчатки до локтя и сквозь слои костюма, хотя в основном телепатический след пришел через контакт губ с кожей. Выглядела таймледи как всегда, словно и не играла вовсе, словно не пряталась за маской. Вероятней всего, она просто ее сменила. Романа скользила от почтенной и уважаемой, пусть и эксцентричной леди на Хроносе, к беспечному по причине всезнания лоцману, а от него в заботливой матери для Саавик и дальше — к молодой и безумно влюбленной жене. Так легко и непринужденно, что если бы Спок не знал ее историю, не знал бы про то, что она последняя из своего вида, про пережитые ей столетия осады Трензалора, то он бы купился. Но он знал и только строил в голове теории: как эта женщина была еще жива и продолжала движение. Бинго. Мужчина, возможно и признавший их со спины и желавший поговорить, теперь бездумно таращился на бессовестно заигрывающую пару. А потом вовсе исчез из вида, словно померещился, но он не был призраком. — Ей, голубки, ложная тревога, — Амелия выросла рядом с ними через пару секунд, звонко хлопнув забывшихся «супругов», — Можно вас немного отвлечь? — Да, конечно, Фред, у тебя помада на… — Романа провела рукой вдоль своей щеки. — Вы когда собираетесь… за город? — Эми аккуратно подбирала слова, остерегаясь, что их маленькую тайну могут услышать. — После концерта… — спокойно отчеканил Спок, оттирая красный след со щеки, но все еще другой рукой придерживая свою спутницу за талию. — А вы не думали, что вам может понадобиться помощь с… металлическим дождиком? — Да! — почти выпалила блондинка, но тут же прикусила губу, — или нет? А ты как думаешь, мы справимся сами? — Вполне, но помощь никогда не помещает, — вулканец словно нехотя выпустил девушку из объятий, чтобы ей не передалось его смущение, и спрятал руки за спиной. — Смотря какая помощь, Эми, но мы всегда будем рады, если кто-то к нам присоединится. Да? — настырно переспросила таймледи, но мужчина только обреченно кивнул. — Дело в том, что есть один человек, ему тоже надо за город, могли бы вы его подбросить? — Когда? — спокойно спросила Романа, не обращая на отрешенно-спокойно-злое лицо товарища по несчастью. — Я приду к одиннадцати, это по дороге. — Хорошо. А что насчет твоего… — Оставьте это мне, у вас и так есть над чем подумать. И, сладкий, помада с другой стороны, — Амелия сделала непонятный жест в районе своей челюсти и кокетливо подмигнула в чуть едкой манере. Заметив эти манипуляции, Романа предупредительно кашлянула, но ее действие не истолковали как надо или не захотели так толковать. До начала концерта оставалось всего ничего, в зал уже давно начали пускать гостей, так что удел избранных, работающих в Рождество — распеваться и ждать, когда конферансье произнесет твое имя.