Листовка

Когда Том-сан объяснил, в чем опасность последней из Охары, Айсберг молча кивнул и забрал листовку, на которой была изображена маленькая девочка. К этому обстоятельству он подошел с той же серьезностью и ответственностью, что и к любому важному поручению. Он вообще с детства был серьезным и ответственным. И теперь пребывал в твердой уверенности: Том-сан совершенно прав, что доверил эту тайну не идиоту-Фрэнки, а ему. Фрэнки вообще ничего доверить было нельзя! Листовка с фотографией маленькой девочки жгла карман. Айсберг убрал ее в ящик своего рабочего стола. Время шло, все вокруг менялось. Том-сан не вернулся с Эниес Лобби, идиот-Фрэнки вернулся с того света. Айсберг понял, что у города есть будущее, только это будущее надо создавать своими руками... Менялись мастерские, менялись столы, но в ящике всегда хранилась листовка с фотографией маленькой девочки. Айсберг часто и подолгу смотрел на нее, вглядывался в не по-детски серьезные глаза, в упрямо сжатые губы и пытался понять: какая жуть скрывается за этим личиком, как одна девочка может представлять опасность для всего мира? А потом спохватывался и поправлял себя: он смотрит на листовку, чтобы запомнить. Черты лица, взгляд... Каждую мелочь, которая поможет узнать Нико Робин спустя много лет. Он пытался представить, как будет выглядеть девочка по прошествии времени. Даже как-то взял карандаш и начал набрасывать лицо, но тут же бросил, скомкал бумажку: художник из него был никудышный, если б чертеж какой – другое дело. Края листовки обтрепались и слегка закручивались, со сгибов сползла краска. В один момент листовка из ящика перекочевала на стену. – Прошу прощения, Айсберг-сан, зачем вы повесили себе листовку с Нико Робин? – спросила внимательная Калифа. – Тебя это беспокоит? – спокойно уточнил Айсберг. – Немного, – ответила Калифа, но объяснять свой интерес не стала, и расспросы прекратила. А потом Нико Робин явилась ему во плоти. Он сразу узнал ее: серьезный взгляд льдисто-голубых глаз, упрямо сжатые губы – совсем как на той фотографии... И пистолет в руке. Она была прекрасна. И Айсберг с болезненной отчетливостью понял, что позволит ей выстрелить. Потому что помешать ей было бы почти святотатством. Но она медлила, и Айсбергу казалось, что в глубине ее решимости билась надежда, что стрелять не придется. А потом прогремел выстрел. Боль пришла яркой вспышкой, затопила сознание горячим, красным и липким, словно кровью, но перед внутренним взором Айсберга, словно отпечатавшийся на изнанке век, стоял образ женщины с пистолетом. Даже когда он очнулся, с ним остались боль и эта картина. Айсберг подозревал, что если не умрет прямо сейчас, то будет помнить произошедшее до самой смерти в мельчайших деталях. И он совершенно точно знал, что если он не умрет прямо сейчас, то Нико Робин вернется. И это был убедительный повод не умирать. Она не подвела, вернулась. Такая же прекрасная, такая же сильная и несгибаемая, такая же готовая его убить. Но умирать все-таки совершенно не хотелось. Надо было убить Нико Робин – слишком опасную женщину, чтобы позволить ей уйти из этой комнаты живой. Айсберг надеялся, что ему хватит сил нажать на курок. А потом – забыть все, что здесь произошло и не вспоминать до самой смерти, пусть даже и очень скорой. А когда Нико Робин прижала его к полу, оседлала его бедра и направила на него пистолет, Айсберг с какой-то ироничной тоской понял две вещи: что выживет в этой комнате сегодня не он, и что ни разу за свою жизнь он не оказывался в такой волнующей ситуации с настолько великолепной женщиной. Мысль была абсурдной и совершенно неуместной, но Айсберг никак не мог отделаться от нее – пока беседовал со своей убийцей, пока ее друзья всех спасали, а его друзья всех предавали, пока он чудом оставался жив... Что ж, в конце концов, трудно спорить с тем, что Нико Робин была единственной женщиной, занимавшей его мысли много лет подряд. Это нечто, принципиально отличное от любви, но в то же время на удивление похожее... *** – Ты бы только знал, что за женщина! Су-у-упер-женщина! Эта женщина стоит того, чтобы сунуться на Эниес Лобби и рисковать жизнью! Я бы пошел еще раз! Еще десять раз! – бурно делился впечатлениями Фрэнки. Постройка корабля мечты уверенно близилась к завершению, и они строили его вместе, как когда-то давно, и это было здорово, так что Айсберг только молча улыбался и слушал, наслаждаясь моментом. – Даже жаль, что ты не узнаешь, какая она! – Фрэнки вытер со лба пот. – После встречи с такой женщиной и умирать не жалко! – Согласен с тобой, – хмыкнул Айсберг. – Да ты не поймешь! – отмахнулся Фрэнки. – Откуда тебе знать, насколько она?.. – Когда она швырнула меня на пол, уселась сверху, и эти ее множество рук… Я успел немного рассмотреть, – кротко заметил Айсберг. – Что-о-о?! – Фрэнки со всего маху влепил молотком по пальцу. В предутренней тишине разлетающиеся вдоль берега ругательства, казалось, были почти видимыми и осязаемыми. Корабль плавно покачивался на волнах. Фрэнки бурно возмущался. Айсберг улыбался и думал о том, что надо будет найти и повесить в кабинете новую листовку, просто так, для души. Над Ватер 7 занимался рассвет.