Стеклянный

Мой мир — стеклянный. И стекло это прочное, как алмаз. Его не разбить моей дикой сущности, его не разбить моим диким желаниям — и я покорно склоняю голову перед этим прозрачным, открытым всем взорам миром. Я признаю его власть надо мной. Человек. Человек — это лишь плотно сомкнутые ряды молекул. Человек — это ничто для Вселенной, ничтожно маленькая частица, поглощающая кислород и вырабатывающая углекислый газ. Человек — не больше чем пыль. Этому нас учат с детства. Нам говорят это, когда мы впервые открываем глаза, впервые размеживаем свои полупрозрачные, тончайшие веки, чтобы увидеть этот «прекрасный» мир. Нам говорят это, когда мы тянемся ко всему, что видим, когда каждое новое прикосновение как откровение. Нам говорят это, когда мы с первым пушком на щеках стоим перед зеркалом, с ужасом разглядывая новые прыщи на лице. Нам говорят "мы — ничто" на протяжении всей нашей жизни. Но я — не человек. Во мне что-то сразу было не так, как только я выполз с надсадным криком в этот стеклянный мир из утробы нашей Единой Матери. Я вышел с дефектом — слишком волосатый, глаза неестественно зелёные, слишком большой — ну просто огромный! Я вырос в подобие древнего животного, которое, кажется, называли приматом. Я — не человек. Но Вселенная позволила мне дышать. Позволила ходить по этой земле, смотреть на всё своими страшными зелёными глазами. И этими глазами я вижу, как солнечный свет отражается от нашего стеклянного мира, порождая тысячи и миллионы разноцветных лучей, стремящихся пронзить своей дикой, радостной красотой всю Вселенную, прошить её своими счастливыми, упоёнными теплом нитями. Этими нелепо зелёными и живыми глазами я вижу человеков вокруг себя, совершенно потерянных, бездумных, всё больше походящих на ту самую пыль, о которой нам талдычат. Я замечаю любую мелочь, я вижу сквозь стекло этого мира то, что от других сокрыто под его непроницаемым матовым куполом. Вижу такие же, как у меня глаза, зелёные деревья и луга. Но знаю, что там, по ту сторону купола, лишь пепел — серый, бледно-серый, почти бесцветный пепел. Говорят, древние человеки хотели уничтожить и Землю, и даже саму Вселенную. Глупые древние человеки разожгли огонь, пламя которого возносилось прямо к звёздам. Но Вселенная, конечно, остановила их и покарала, оставив лишь горстку самых разумных — наших предков. И я мечтаю до сих пор увидеть этот огонь — эту главную разрушающую силу древних. Говорят, он был красным, как кровь, жёлтым — как солнце, оранжевым — как глаза Единой Матери, белым — как мы. Мы. Вернее, честнее будет сказать — они. Потому что я — другой. Неправильный, не стеклянный. Я — древний, я унаследовал древнюю кипучую кровь, дикие, несуразные мысли, жажду к жизни и тягу к любви — тому самому странному, что ни одному из человеков, окружающих меня, не понять и не узнать. Любовь. Любовь — это ты. Ты врываешься в меня с улыбкой, со смехом. Одним взглядом оказываешься так глубоко, что я нутром чувствую твои тёплые с рыжиной глаза в себе. И я скалюсь, как животное, почти радостно, почти счастливо. Ты — настоящий. Ты принадлежишь этому прозрачному стеклянному миру. У тебя светлая кожа, у тебя голубые с рыжиной глаза — почти как у Матери. У тебя хрупкая фигура, изогнутые полумесяцем брови и жемчужная улыбка. Но главное — у тебя стеклянные пальцы. Тонкие, хрустальные, ломающиеся от моих прикосновений. И я целую их, я прижимаюсь своей грубой косматой щекой к нежной коже твоих ладоней. Ласкаю твои губы, вдыхаю твой чистый белый запах, впитываю едва уловимую дрожь, растворяюсь в твоём звонком смехе. И как же это невыносимо! Больно, удушающе нестерпимо любить тебя, ведь ты принадлежишь этому миру, этому стеклянному, твёрдому алмазу, что мне не разбить своей дикой необузданностью. И если бы не ты, я бы умер, я бы предал. Разбил бы себе череп в отчаянии, пытаясь пробить этот матовый купол. Но ты держишь крепко моё лохматое запястье своими тонкими пальцами. Ты улыбаешься и комкаешь в руке листок — голубоватая полупрозрачная бумага и вбитые в неё тёмно-синие буквы. Это разрешение — твоё разрешение любить меня. И мы падаем вниз. Я ласкаю тебя у всех на виду, ловя каждый вдох, каждый взмах ресниц. Ведь в этом стеклянном мире не спрятаться нам ни от глупых человеков из пыли, ни от Вселенной, для которой мы — ничто. Моя любовь — стеклянная. И стекло это прочное, как алмаз. Я бесконечен в тебе, как Вселенная бесконечна во времени. И твердыню моей любви не разбить никому — ни пыли, ни ничтожности, ни Единой Матери. И я покорно склоняю голову перед тобой. Признаю твою власть надо мной.