Грани будущего

Пальцы у Верховной жрицы тонкие, но сильные и цепкие. В мутно-черной, холодной осенней полночи их видят только стоящие совсем близко, прочие едва успевают заметить блеск колец, когда резким движением Моргауза высекает из камня искру. Вокруг Верховной жрицы стынет полная тревоги и ожидания тишина. Ни звука, ни дыхания. Обряд добывания огня в ночь на Самайн сковывает всех ледяными тисками страха. Не раньше, чем займутся дрова в королевском очаге, его можно перенести во все дома на островах, выстуженные с утра. Вспыхнув, искра тает в темноте, и среди собравшихся в тронном зале Бэйл на'Эйглас проносится единый судорожный вздох. Если боги отвернутся от короля, на что надеяться его народу, затерянному во льдах и снегах! Тяжелый свет полной луны ровно ложится вокруг Моргаузы, погруженной в молитвенное отрешение. Ее лицо запрокинуто, руки разведены, длинная резкая тень похожа на птицу с острыми крыльями. Глядя на Верховную жрицу, король Лот забывает даже, в какую ярость пришел оттого, что младшие сыновья под шумок сбежали вместе со старшим братом. Как грозил отцовским проклятием и лишением наследства еще три дня назад. Моргауза заставляет забыть обо всем и обо всех, когда творит свое колдовство, выдаваемое за волю богов. Эта ночь принадлежит ей. Не так плохо иметь при себе собственную ведьму. Второй удар каменного ножа Верховной жрицы о кремень. Искры брызгами летят в темноту и угасают в ней. Кто-то в толпе испуганно ахает. Моргауза улыбается - чуть приподнимаются уголки губ. Дремучие суеверия - лучшее подспорье хозяйке огня в ее таинствах. Она знает - Лот смотрит на нее, не спускает глаз. Кто бы мог представить, какую прочную связующую нить можно сплести из похоти и ненависти! Третий удар ритуального ножа. Искры отсвечивают в глазах Верховной жрицы, смешиваясь с блеснувшим в них красно-золотым отблеском. Тонкий язычок пламени перекидывается на солому, жадно потрескивая, разрастается вширь и ввысь. Занимаются огнем дрова в королевском очаге, отпугивает злобные тени потустороннего мира, норовящие прорваться к живым. - Боги благоволят королю! Очаг его не остынет в эту зиму! - звонко кричит Верховная жрица, хватает из рук младшего жреца миску рыбных костей, с размаху опрокидывает в огонь, а затем сует в него просмоленный ростовой факел. Он вспыхивает в мгновение ока, и стоящих рядом обдает жаром, но Моргауза не шелохнется. - Берите огня, несите в свои дома! Исступленно взревевшая толпа вырывает факел из ее рук, десятки рук с зажатыми в них пучками соломы и сухих веток тянутся к пламени. Знаком Верховная жрица требует вернуть ей факел, с ним проходит через весь зал. Король Лот смотрит в демонические, пугающе светлые глаза Моргаузы, и не видит в них ничего, кроме неистового не то чародейского, не то божественного безумия, передающегося всем вокруг. Даже ему. Во дворе их ждут два ряда высоких костров, сложенных шатрами. Королю предстоит пройти сквозь них, чтобы принять очищение огнем, и провести обратно быка - лучшего в королевском стаде в Самайн отдают богам, чтобы заручиться их помощью и уберечься от зла. От темного колдовства. Каждый раз Лот Оркнейский потешается про себя над этим обрядом - его проводит ведьма, чьи мысли черны, как угли. Моргауза и младшие жрецы запаливают костры один за другим, их треск заглушает барабаны и вопли толпы. Лот швыряет на землю медвежью шкуру и тяжелую одежду, остается раздетым по пояс. Жар разошедшегося пламени не дает почувствовать холод. Верховная жрица едва достает ему макушкой до плеча, а ее вовсе не назовешь низкорослой. Смотрит на короля снизу вверх, чуть запрокинув голову, на гладкой красивой шее, чуть выше ключиц, лежит яркое пятно света. - Агравейн застрелит тебя, если огонь повредит мне, - прищурясь, предупреждает Лот. - Я приказал ему. Негромкий смех Моргаузы рассыпается, как колокольцы. Она даже не взглянет, с какой стороны к ней может прийти смерть. - А ты уверен, что он успеет? - отзывается едко, а следом почти воркует на ухо: - К тому же тебе пора бы запомнить, мой грозный господин, что наш с тобой брак священен. Ты знаешь, что ждет Воплощение Богини, которая осмелится причинить зло своему Королю Земли. Лот усмехается в ответ. Не без уважения. Не без восхищения. С предвкушением. И шагает меж двух ревущих огней. Глухой вздох волной прокатывается по толпе. Пронзительный детский плач на мгновение перекрывает все звуки. В глазах Верховной жрицы пляшут красно-золотые отсветы. Как же иначе - ведь она смотрит прямо на пламя. Там, за дымом и жаром, мелко дрожащий прогретый воздух на резкой границе света и темноты. Лот шагает в него невредимым, языки пламени не опалили даже его волос. Запах зверя делает острое чувство опасности еще более пронизывающим. Белого быка, из ноздрей которого вырывается пар, удерживают четверо воинов. Говорили, он затоптал насмерть не то двоих, не то троих, пока его ловили, - наверняка лгут. Теперь зверь присмирел - постарались жрецы, смазавшие его морду одурманивающей мазью. Мутные, налитые кровью глаза быка смотрят на человека, вышедшего к нему из огня; он делает один неуверенный шаг навстречу, дальше мешают веревки. Такой даже не попытается поднять на рога. Живой король среди религиозного безумия нужнее короля-героя. Скука. - Пустите его, - брезгливо кривится Лот, берется за веревку на шее быка, с силой дергает на себя. Загребая копытами мелкую щебенку вперемешку со снегом и шатаясь, зверь идет за ним. По ту сторону огня колеблется в оплавленном воздухе бледное лицо Моргаузы с горящими глазами. Король Лот укладывает одурманенного быка на землю - точнее, тот валится сам, не в силах держаться на ногах. - Твое подношение, жрица, - роняет насмешливо - так, чтобы услышала только она. - На месте богов я бы оскорбился - до того оно жалкое. Верховная жрица едва заметно пожимает плечом - трудно понять, удалось ли ее задеть и насколько глубоко. - Зато король невредим, - почти выпевает, протягивая ему жреческое оружие. - Твой черед. В последнее мгновение почуяв смерть, животное косит обезумевшим глазом и только успевает жалобно взреветь и рвануться, когда король Лот Оркнейский точным ударом вонзает каменный нож в яремную вену. Темная дымящаяся кровь хлещет на белую шерсть, заливая снег и камни вокруг, и самый молодой из жрецов подставляет ведерную медную чашу, и Моргауза окунает нее свои белые тонкие пальцы, чтобы нарисовать на лбу короля и его сына знаки, отводящие зло. - Предайте жертву огню! - велит она, а после выходит из круга света. Опьяненная кровью толпа набрасывается на тушу, остервенело рвет клочья белой шерсти, чтобы получить оберег для домашнего очага на весь грядущий год... - Идем, - раздается над ухом короля голос Моргаузы, ее пальцы смыкаются вокруг его запястья. - Мы здесь больше не нужны. Напиться они могут и без нас. В тишине вечные камни круга Бродгара поднимаются над ними несокрушимыми колоссами. Ночь на Самайн бесконечна, бездонна, тяжела и темна, как преисподняя, и кажется, что рассвет никогда не наступит. Лот передергивает плечами - суеверие не миновало даже его, не отделаться от ощущения, что потусторонние твари проскальзывают совсем рядом, что-то они вот-вот обретут очертания. Старушечьи бредни! Моргауза ведет его в центр круга не торопясь и почти наощупь, но безошибочно. Пожалуй, стоит сказать ей спасибо - это при ней Бэйл на'Эйглас превратился в средоточие всех жреческих обрядов, а сами обряды оказались прочно связаны с королем. У кострища Моргауза останавливается, движением пальцев вызывает огонь. Бледный лунный свет стекает по ее волосам вниз, пока отсветы разгорающегося пламени ложатся сперва под ноги Верховной жрицы, а потом поднимаются вверх по ее винно-красному одеянию. Лот недоверчиво усмехается, подбрасывает в костер поленьев. После обряда и жертвоприношения он и сам как пьяный. - Всегда хотел узнать - зачем тебе каждый раз это представление с добыванием огня? Он хорошо знает эту медленную отстраненную улыбку. - Мы правим людьми, пока они боятся богов, - Моргауза смотрит на него поверх огня. - Кто бы мы были без своих обрядов и смертного страха! А потом она распускает завязки жреческого платья, и оно алой грудой оседает к ее ногам, и Лот подумать не успевает, предложение ли это перемирия. И холодно ли ей. Потому что Верховная жрица оглушает и ослепляет, как есть - Воплощение Богини, и он хочет ее - кто бы не захотел такую, с волосами до поясницы, с чувственными губами, с высокой стоячей грудью и крепкими бедрами. И все эринские девки не стоят даже изгиба ее шеи, когда, раздевая мужа, Моргауза смотрит на него почти с восторгом, склонив голову к плечу. - Я уже забыла, - шепчет завороженно, - какой ты огромный. - Немудрено, - Лот хватает ее за волосы у самой шеи, удерживает, заставляя смотреть ему прямо в глаза. И впрямь не холодно - костер ли, колдовство тому причиной. - Вольно же тебе бегать от меня, ведьма. - Зато сейчас ты можешь сделать со мной все, что уже давно хочешь сделать, - взглядом она указывает на лежащую на земле одежду. Но король Оркнеев мог бы поклясться, что эти слова Моргауза произнесла, даже не приоткрыв губ. Давно, давно они были вместе последний раз, и по тому, какая она влажная и тесная, Лот догадывается, что все это время у нее не было мужчины. Он берет ее грубо, желая утвердить свою власть, желая причинить ей боль. Пусть узнает, каково это, пусть, пусть, пусть... Она стонет, и скребет пальцами по мерзлой земле, и задыхается, и просит еще, а ее не так-то просто заставить просить - необузданную, как первозданная стихия. Но Лот берет над ней верх, заставляет прогнуться, и кричать, и содрогаться, с силой мотнув головой - так, что в волосах путается снег вперемешку с пожухлой травой... На рассвете она принадлежит ему снова - не так неистово, как ночью, до слез блаженства на ее висках. И ему впервые хочется сказать ей нечто особенное. Подходящее к ее нежному, умиротворенному лицу, к сияющим влажным глазам, к непросохшим дорожкам слез, к покорным губам, даже к этому уродливому синяку в углу рта, спрятать который не могла ни одна краска. Никогда прежде он не видел в ней столько томной безмятежности. Горячие сухие пальцы касаются его брови, скользят по переносице вниз, к подбородку. Ярко-алые, словно окровавленные губы приоткрываются, выпуская вздох легче птичьего пера, когда Моргауза приподнимается на локоть. Красно-золотое кольцо, вспыхнувшее вокруг завораживающе маленького глубокого зрачка Моргаузы, - последнее, что видит король Лот Оркнейский. Голос, чуть дрожащий и еще полный чувственной нежности после любовной истомы, - последнее, что он слышит. - Wosto! (протокельтск. – Подчинись!)