Грани будущего

В Камелоте идет снег. Боги на небе просеивают муку через крупное решето - рыхлые белые хлопья летят и летят вниз, обсыпают капюшон моего плаща, превращаются в капли, попадая на лицо. Сначала я стираю их, потом уже нет. Зима неизбежна, сколько ни прячься от нее. Остается только принять ее беспощадный холод и совершенную белизну. Снег начался еще до нашего возвращения, превратил подъезды к городу в череду непролазных сугробов и свалил несколько деревьев, не успевших к зиме сбросить листву. Местами лошади проваливались по брюхо и лишь чудом не переломали ноги - земля не успела остыть, и на ней под снегом образовался слой скользкого, как зеркало, льда; но Артур упрямо гнал и гнал наш отряд домой, не жалея никого и никого не желая слушать. Утера похоронили в усыпальнице королей Камелота. Первый одинокий саркофаг в подземелье с тяжелыми колоннами, не все из которых камнетесы успели покрыть мрачными барельефами, напоминающими живым о мимолетности земных радостей и вечном покое, которым все они завершаются. Мне кажется, я слышу глуховатый, со скрежетом смех Великого Дракона, сидящего на цепи за одной из стен усыпальницы. Он как никто понимает, что судьба посмеялась над королем в час его смерти. Траурный Камелот готовится к коронации. Скоро приспущенные флаги заменят новые яркие знамена, торопливо вышиваемые к назначенному дню, и город огласят торжественные трубы. Мальчишки-подмастерья пекарей будут продавать на улицах леденцы и ароматные плюшки, а девушки - бросать цветные ленты на мостовые, когда новый король проедет по городу. Летом бросали бы цветы... Соседи присылают дорогие подарки и послов с верительными грамотами, выражают сочувствие к горю принца и поздравляют с грядущим вступлением на престол. Послания Артур не читает. Старый Гайюс сделался похож на тень - впрочем, он и есть тень прошлого царствования. Глядя на него, я не перестаю удивляться, какой страшной властью над моей жизнью совсем недавно обладал этот человек с трясущейся головой и руками, одной ногой стоящий в могиле, куда уже опустили тело его короля. У меня новая служанка - Гвинет, вдова одного из рыцарей, погибших вместе с Утером, немногословная и печальная, но расторопная и добрая. Артур предложил ей место при дворе, узнав, что она осталась одна с двумя дочерьми на попечении. Девочки, светлоголовые близняшки двенадцати лет Лионесса и Линетта - Львенок и Птичка, как называет их мать, - по утрам расчесывают мне волосы и щебечут о своих простых радостях и печалях. Надо думать, они мало знали отца, проводившего большую часть жизни в казармах Камелота, а не в кругу семьи, поэтому горюют о нем и вполовину не так сильно, как я когда-то горевала по Горлойсу. Гвен покинула замок - это все, что мне удалось узнать, но узнавать больше я и не хотела. Траурный Камелот готовится к войне. Об этом не говорят - ни к чему обсуждать очевидное, когда кузнецы в верхнем и нижнем городе заняты с утра до вечера, а будущий король изматывает тренировками своих рыцарей или обсуждает с более опытными командирами планы сражений. Артур сам допрашивал пойманного сакса в Тинтагеле. С ними был еще палач. Войско Хорсы и Хенгиста Саксов движется с юга - это все, что ему было нужно знать. Разведчики выехали тем же вечером. Самое время для пророческих снов, но мой дар играет со мной в прятки, сколько я ни пытаюсь его призвать. В эти дни я вспоминаю второе значение имени моего возлюбленного - "камень". Он камень и есть - безупречно отшлифованный, плотный, едва извлеченный из недр земных, не успевший испытать на себе разрушительной действие ветра, воды и солнца. Камень, в котором я напрасно пытаюсь отыскать хоть малейшую трещинку, чтобы просочиться вглубь. Я уже забыла, когда он в последний раз прикасался ко мне. А снег все идет. Жители выбираются из домов через окна, чтобы разгрести заваленные снегом двери, и клянут богов за такое испытание. Зато у них нет недостатка в чистой талой воде. Не помню такого за последние двенадцать лет, а старожилы не припоминают и за последние пятьдесят. Иногда мне кажется, что я и Камелот по-настоящему не помню. Что я покинула его тысячу лет назад, что вовсе никогда не проходила чередой арок и колонн, не касалась рукой этих перил и не поднималась на широкую галерею вокруг круглых башен. Все мои чувства хрупки и истончены, как случайно удержавшиеся на ветках увядшие листья. - Моргана, - Кэй и Бедивер обступают меня с двух сторон, словно выросли из-под каменных плит. - Сделай что-нибудь. - Например? - Поговори с ним, - мрачно просит Кэй - насколько умеет просить. - Если кого он и станет слушать, так только тебя. Я запахиваю плотнее накидку из горностая, оставляя при себе усмешку. - Не слушает вас, но прислушается ко мне? - Он тебя любит. - Как и вас обоих. Кэй смачно ругается и краснеет. У Кэя никогда не хватает терпения. - Ты плохой политик, Кэй, - я касаюсь его плеча. - Но хороший друг. - Моргана, - Бедивер, в отличие от молочного брата, терпелив бесконечно, - ты лучше меня знаешь, что в глазах Артура мы с тобой далеко не одно и тоже. Мне становится тоскливо - так, что хочется завыть. - Что я могу? - спрашиваю, сдерживаясь изо всех сил. - Он не говорит со мной, не приходит ко мне, не просит меня прийти и прогоняет, когда прихожу я. Ему просто никто не нужен. Нет. Бесполезно. Я отворачиваюсь, чтобы братья не увидели, как у меня дрожат губы. - Боги! - я начинаю злиться. Да, да, это лучшее лекарство от всех болезней, леди Моргана Корнуэлльская, и ты всегда его принимаешь. - Вы оба не хуже меня знаете, что значил для него отец. Прошло совсем немного времени. Дайте ему прожить свое горе. Это все, чего он хочет. - Никто не собирается ему мешать, - Кэй тоже злится, и его тревога от этого становится отчетливее. - Все теряют отцов - ты, он, я, кто-то и не имеет их вовсе, но, пвилловы отродья, зачем проживать свое горе с такой непрошибаемо каменной рожей?!   Он возвращается к себе за полночь, достаточно измотав себя за день, чтобы мгновенно забыться сном до рассвета. Я слушаю тяжелое бряцание кольчуги и ругань Артура в темноте, когда звенья цепляются за подкольчужную куртку. А потом он замирает, почуяв чужака и всматриваясь вглубь комнаты. - Это я. Артур пересекает комнату, роняя на ходу: - Не сегодня, Моргана. Нет уж, сегодня. - Что бы ты ни подумал, Драконья голова, я здесь не для этого. Он рассматривает меня, стоя напротив с краем покрывала в руке. - Интересно. Платье из плотной мягкой шерсти позволяет мне двигаться бесшумно. Я усаживаюсь на постель с другой стороны. Дай мне поговорить с тобой. - Знаю, тебе кажется, что никто не может понять твою скорбь, и не буду убеждать тебя в обратном. Утер был сложным человеком, и его непросто было любить, но легко бояться. Ты знаешь, что даже я больше боялась, чем любила его, и этот страх подстегивал меня перечить ему. И ты шел наперекор его приказам, когда чувствовал свою правоту. Артур слушает меня молча, но что-то меняется в воздухе между нами. Камень дает трещину. Я вдыхаю поглубже, сказать осталось совсем немного. - Но мы оба знаем, что Утер всегда старался заменить мне отца. И теперь я чувствую, что осиротела во второй раз... И я надеялась найти у тебя хоть немного утешения. Кровать прогибается под его весом, и мгновение спустя, сжимая меня в медвежьих объятиях, Артур плачет - судорожно и неумело, а когда затихает, мы опускаемся на постель не размыкая рук и не говоря ни слова.