Океан

Кто-то когда-то сказал, что музыкой можно убивать, и Ким Сонгю абсолютно с ним согласен. Проигрыши, как осторожные шаги по скрипучей лестнице, чтобы не разбудить спящего бога. Основной мотив, как дуновение ветра, который гонит холодную речную воду. Чьи-то аккуратные пальцы бегают по клавишам фортепиано, разгоняя тишину в доме - и на пару миль вокруг. Впрочем, он знает, чьи. Чтобы добежать до ближайшего населенного пункта, нужно пересечь целое поле, а всем известно, что одинокий беглец на открытом пространстве в такую светлую ночь - идеальная мишень. Нет, в него не будут стрелять или догонять. Просто он не перестанет слышать эту музыку. Завершающие аккорды, как последние капли его крови на лаковый паркет. Пальцы замирают на несколько секунд, и воцаряется почти полная тишина - только шорох переворачиваемой страницы. В эти несколько секунд может поместиться целая молитва. И - вступление. *** Сонгю в комнате Ухёна милым казалось то ли все, то ли около того. Вообще приступы сентиментальности ему были не так уж и свойственны, да и сама комната была довольно обычной - но вот нашло. Так что он изучал ее взглядом и улыбался, чуть жмурясь от переполняющего тепла. - Ты чего? - обеспокоенно спросил друг. Сонгю подумалось, что люди, придумавшие выражение "на лбу написано" - не такие уж и дураки, потому что лоб Ухёна в тот момент был почти как рекламный плакат. Ну...панический рекламный плакат, если такие существовали. Он покачал головой. - Не думал, что ты умеешь так хорошо убираться. - Ээээй! - Ухён попытался его пнуть. - Больно надо, дедуля. - Ну прости, что не производишь впечатление всегда аккуратного человека! - воскликнул Сонгю со смехом, тут же уворачиваясь от очередного покушения. - Но приятно осознавать себя настолько важной персоной, что ради нее соизволили... Покушение, наконец, достигло цели, и Сонгю упал на кровать, снесенный разъяренным другом. Пару минут они боролись, пока Ухён, вошедший в раж, не одержал победу, и к ней - пару замечаний о том, что из-под такой тяжести фиг выберешься. Впрочем, спустя пару секунд он вспомнил о кипящем чайнике и понесся готовить какой-то особый чай. Примерно в этот момент Сонгю окончательно понял, что они все-таки сживутся, и делить квартплату именно с Ухёном он определенно не против. *** Дружили они, в общем-то, со знакомства - Ухён подсел к нему на первом же занятии и как-то с тех пор не отстал. И факт, что уже на второй день они вместе влезли в "приключение" (как называл это Ухён), был вроде как само собой разумеющимся. И на третий тоже. И на четвертый. Сонгю был не против и вновь чувствовал себя пацаном, в папиной бандане и с палкой в руках залезшим в ржавеющий труп автомобиля со словами, что реквизирует этот корабль. "Приключения" были безобидными - насколько могут быть безобидными выдумки Нам Ухёна. По крайней мере, в полицейском участке они не бывали ни разу. За неделю Сонгю успел побывать на фестивале сахарной ваты в соседнем городе, на крыше "вон той классной высотки" и на дэнс-баттле (правда, только зрителем - даже под градусом он не дал себя уговорить на участие). А на обратном пути из клуба не весьма трезвый Ухён подарил ему подвеску на телефон в форме мультяшного рыжего кота, висел на шее и клятвенным шепотом в ухо обещал персонально спеть. Тогда Сонгю понял, что музыка как общая слабость - самое опасное оружие. *** Оружием это стало в тот момент, когда Ухён, заперев их в своей квартире на три замка, и правда спел ему, на всякий случай взяв обещание, что Сонгю не будет смеяться и не убьет после первой же ноты. Сонгю и правда тогда хотелось его убить - за непроходимый идиотизм. За голос, ради которого можно умереть самому. За совершенную невозможность. Синтезатор звучал так себе, но это не представлялось важным. Окно было распахнуто настежь, и свежий осенний ветер ворошил страницы журналов на столе и их волосы. С удивлением обнаружив, что к концу песни остался живым, Ухён разулыбался и тут же сообщил, что, вообще-то, ищет в квартиру соседа. *** Вступление - пара простеньких аккордов одной рукой, но это не мешает воздуху в легких замерзнуть. Альвеолы покрываются инеем. К простеньким аккордам добавляются гармонии, и Сонгю падает на лестницу, судорожно царапая пальцами стену в попытке добраться до перил. Ногти скребут по дереву и на секунду возникает надежда, что этим звуком можно перекрыть фортепиано сверху. Нельзя, конечно. Ступенька гладкая и прохладная, и покрыта чем-то влажным. Надо встать и продолжить идти, потому что иначе все закончится прямо здесь... хотя нет, не закончится. Этому, наверху, нужен слушатель, а слушателя, благодарнее Сонгю, трудно найти. Он вырвет из его глотки предсмертный хрип, доведет до состояния, когда кровь будет царапать вены - и уберет руки с клавиш, погружая в тишину. Только вот тишина будет вовсе не блаженной, потому как за секунду до такой смерти думаешь только о том, как бы все закончилось - и вовсе не жаждешь, чтоб все замерло в состоянии почти. Сердце отобьет несколько болезненных ударов, а он поймет, что прислушивается. Тишина. Все еще тишина. *** - Если ты продолжишь в том же духе, кино мы не будем смотреть вообще, - недовольно пробурчал Ухён, наблюдая за мучениями товарища, открывшего трекер. - Завтра рано вставать... - он зевнул. - Сам выбирай, - Сонгю тоже зевнул, продемонстрировав отличные зубы. - Но вообще поспать я не против. Ответом ему был крайне выразительный взгляд. Что именно он выражал, Сонгю так и не понял, но сила выражения потрясала. - Окей, это будут не ужасы, - он кивнул сам себе. - Комедия? - Как хочешь, - фыркнул Ухён, кладя голову ему на плечо. Сонгю позволил себе чуть прижаться виском к товарищескому и не задумываться над этим. В итоге полночи они провели, смотря концерт Нэлл. Окно закрыть никто не удосужился, но у ноутбука Ухёна была не такая уж большая громкость, поэтому переживать было не за что. Сентябрьская ночь была теплой и дружелюбной, и совершенно неудивительно то, что по окончании концерта как-то само собой возникло предложение прогуляться. Пацан в воображении Сонгю летел на своем "корабле" по бескрайним морским просторам и брал чужие на абордаж, почему-то до сих пор не получив за это по шее. *** Когда живешь неподалеку от окраины города, рано или поздно попадаешь за нее - простой закон, выведенный экспертами городских приключений. У них был выходной, который, по идее, полагалось потратить на проект к понедельнику и какие-нибудь глупости, но, разумеется, глупости в списке приоритетов оказались первыми - хотя оба сожителя были отличниками, запах сырых листьев и каштанов и хорошая погода слишком располагали. Эксперты важно кивнули друг другу и сели на первый попавшийся автобус с неизведанным номером - до конечной. *** Как они умудрились задремать в пути - сами не знали, но, наверное, сказалось то, что вчера они смотрели Лунаси. Растолкал их аджосси-водитель. Ухён зевнул во весь рот - и они пошли к выходу. Конечная остановка оказалась на небольшом автовокзале с видом на гору - кажется, какой-то из пиков Собэк - Ухён только присвистнул. - Проект наш, кажется, пролетает, - с довольным видом сообщил он, разглядывая склоны почти влюбленным взглядом. - Ну вообще есть еще завтра, - хмыкнул Сонгю. - Не порть мне репутацию. - Сам согласился ехать! - Да я-то что, - он фыркнул. - Просто давай вернемся до ночи. Ухён на полминуты задумался, словно складывал в голове сложный паззл. Затем посмотрел на друга с видом человека, придумавшего план по ограблению банка за одну минуту и улыбнулся - слишком уж лучезарно. - Ага, - сказал он. Экскурсия по городку надолго не затянулась - тот не особо отличался от их родного Чонджу. Маленький и удивительно чистый - мусора не валялось, а пока еще редкие опадающие листья собраны в аккуратные кучки. Может, сказывалась близость столицы, а может, еще что. Людей, правда, на улицах оказалось совсем уж мало, но Сонгю предположил, что большая часть проводит отдых где-нибудь по кафешкам. Или дома. Или в каком-то из частных двориков. В подлеске на склоне горы встретилась всего пара пожилых женщин - разулыбались и поздоровались, грех было не ответить. Дальше они время от времени видели то ли просто гуляющих, то ли грибников, но близко не подходили. Рука Ухёна, протянутая, едва начался подъем, была чуть шершавой, но приятно теплой. *** Тихие-тихие аккорды - как прощальные вздохи. Сонгю поднимается по лестнице. Ступеньки мокрые - он точно знает, что это не просто дождевая вода, протекшая с крыши или разлитая кем-то. Это слезы. Чьи? Может, и его. Он почему-то не уверен, в который раз здесь. Снова тишина. Дерево под ногами скрипит и проседает, словно грозясь провалиться. Поворот. Второй этаж. Все еще тишина...почти тишина, потому что слышно ветер и шуршащие от него страницы нот. Дыхание Сонгю то ли задержал, то ли потерял еще давным-давно. От фортепиано - один скелет. Обломки корпуса валяются на полу и догнивают, а то что осталось - как вообще на этом можно играть?! Вдох - не его, Ухёна, стоящего у скелета фортепиано с опущенными плечами. Он в черной куртке, отдаленно похожей на фрак, а руки почему-то дрожат. Сонгю успевает сделать три шага, пока чужие пальцы не коснулись мертвых клавиш. Ловит еще один вдох - судорожный, так, как будто это тоже аккорд. Он обнимает Ухёна за талию и касается лбом его затылка. Волосы мокрые, и не хочется задумываться, в чем они. Сонгю закрывает глаза. Удар по клавишам - грубый, резкий диссонанс. *** Вернулись они под ночь, уставшие, но довольные, переполненные горным осенним воздухом и какой-то новой свободой. Магазинчик в соседнем доме обеспечил парой бутылок пива, и было принято странное и непродуктивное решение догулять ночь, а утром отсыпаться; делами заняться уже потом. Перед глазами Сонгю так и пронеслось, как он, полусонный, в понедельник идет на учебу, а затем в кофейню, на работу. Картинка не была позитивной, но в голове вдруг зазвучало голосом, похожим на ухеновский, "дедуля", и он, сардонически улыбнувшись, расчехлил мысленную саблю и вполне реально предложил пиво дополнить ромом, а может и пересмотром "Пиратов". Рома, правда, в магазинчике не обнаружилось, так что Ухён, признавший в этом крушение всего плана, начал расписывать прелести одного из клубов в центре. В ответ он был поставлен перед фактом, что пойдет туда один. В общем, в три ночи окно в их комнату было по-прежнему открыто, а Сонгю мягко наигрывал на синтезаторе вариацию на циммеровского "Дейви Джонса", краем глаза поглядывая на выражение лица своего соседа. Тот словно замер. - Ты шибанутый, - наконец, восхищенно выдохнул Ухён, дослушав последний аккорд. Было что-то такое в его глазах в этот момент, поэтому Сонгю просто не мог удержаться. *** Открытое окно подпирала кружка, а кружкой были придавлены нотные странички. Ночью прошел дождь - страницы были сырыми, и чернила на них расплывались. Сонгю досадливо прикусил губу и пожал плечами - и пошел гладить вымокшую бумагу утюгом, заодно считывая мелодию. Мелодия была вкрадчивой и странно волнующей, и предпоследнюю страничку он досушивал с мыслями о том, что надо бы сыграть. Ухён оставил, наверное, только куда и когда успел уйти? На последней странице был адрес, написанный знакомым почерком. *** Как выяснилось у нервной аджуммы, от остановки до нужного дома - минут двадцать ходьбы, до края деревни, а затем по проторенной дорожке через поле. Дом брошенный, но раньше там жил один... аджумма укоризненно покачала головой и договорила уже вполголоса. "Музыкант". Сонгю даже почти не удивился, когда обнаружил посреди дорожки через поле валяющийся в сентябрьской грязи нотный лист. По его внутренней шкале "приключений" это даже отдавало какой-то жутковатой романтикой, хоть и вызывало ненавязчивое желание открутить Нам Ухёну голову. Следующий нотный лист обнаружился метров через десять. *** Сонгю уже подходил к двухэтажному домику, как осознал, что в голове до сих под звучит это "музыкант". Интересно, чем вызваны такое отношение к нему...он был странным? Опасным? Или просто одиноким в своем увлечении, как и сам Сонгю до встречи с Ухёном? Музыка - слабость, но музыка - и оружие. Родители, в общем-то, тоже не одобряли его увлечения. Вернее, относились спокойно, но ровно до тех пор, пока сын, наслушавшийся опять концертов любимой рок-группы, не сказал, что хотел бы петь. Мужчины не поют, они зарабатывают деньги нормальными, проверенными путями, чтобы обеспечить себя и семью. Сонгю тогда изо всех старался подавить в себе бунтующего подростка, успокоения ради качал из Интернета ноты и разучивал все, что нравится. Теперь ноты привели его сюда, к черту на куличики с видом на Собэк, просто потому, что вел - Нам Ухён. Так ведь? Нет. Потому что он хотел сюда придти. *** Он гладит кончиками пальцев клавиши - они чуть прохладные, потому что на дворе все-таки осень. Ничего, сейчас согреются. Музыка - лекарство, хотя убивать им тоже можно. Ноты прелюдии разлетаются теплым ветерком по пустующей комнате. Мягко, несмело - он не может решить, что делать с тем, кто стоит за спиной. Он слышит его тяжелое дыхание, посылающее по шее тысячи мурашек. Ему нужен слушатель. Благодарный, верный, любящий, черт возьми, который никогда не станет осуждать его за музыку. Даже погибая от нее - не станет. Ким Сонгю. Он останавливается, вновь погружая комнату в тишину. На крышке фортепиано лежат те листки, что он подобрал дома. На последней странице - адрес, набросанный второпях его почерком. Он играл эту мелодию в детстве, еще только разучив ноты. Даже матери нравилось ее слушать. Решившись, он ставит листы на подставку, сменяя старые. В самой мелодии - несколько раз сбивается, но все равно она - та. Слезы чертят по грязным щекам мокрые дорожки. Дыхания сзади не слышно, потому что это - его дыхание. *** Домой Сонгю снова возвращается заполночь, ставя галочку на том, что завтра, на лекциях, надо этому хоть запоздало ужаснуться. Он открывает окно настежь и подпирает его кружкой и расписанием автобусов до Сеула. Пацан в бандане, стоящий на мачте с биноклем, наконец, решается выйти в открытый океан.