Обладать. И не делиться

Паника. То изматывающее, клокочущее внутри чувство, от которого сложно избавиться, поглотило королеву Франции, стоило ей открыть залипшие сонными слезами глаза. Еще не вспомнив, отчего она плакала, Катерина уже почувствовала, как дрожит. Не от холода. От обиды. И от ярости, которую невозможно выплеснуть наружу. Лежа на животе, она попыталась приподняться на локтях над подушкой, но с удивленным стоном обнаружила, что ее руки заведены над головой, а запястья привязаны к спинке кровати. Рыкнув и предприняв неуклюжую попытку освободиться, Катерина перевернулась на бок и впилась взглядом в сидящего у постели Нострадамуса. — Что это? — голос даже самой Катерине показался слишком хриплым. Прорицатель продолжал молча на нее смотреть. — Почему ты здесь? — в словах булькнуло беспокойство. — Где... Паника еще сильнее обняла королеву, вдавливая ребра в легкие и не позволяя глубоко вдохнуть. Память возвращалась скребущей по спине болью и пересохшим горлом — дети. Сыновья. Похищены. На их кроватях остались языческие амулеты, и король ничего не собирается делать. Мысль запульсировала в голове Катерины с новой силой, приглушая и почти топя в себе ярость за связанные запястья. — Король запретил снимать их, — Нострадамус кивнул на широкие тряпки, стянувшие руки Катерины. — Простите, Ваше Величество, — добавил он шепотом, встав с кресла и подойдя ближе. Катерина подтянула под себя ноги и попыталась было встать на колени прямо в постели, но прорицатель сжал ей плечи, заставляя снова перевернуться на живот. — Вам лучше лежать, действие компресса вот-вот закончится... О том, почему нельзя сделать новый, Катерина не спросила. Куда важнее для нее были хотя бы какие-то вести о поисках детей... Но их не было. Ни вестей, ни поисков. Генрих не шутил — он и не собирался спасать своих сыновей. Вспомнив, что именно случилось и почему голова сейчас болела так беспощадно, Катерина снова застонала — Генрих ударил ее. Случайно. По крайней мере, она на это надеялась. Впервые за четверть века совместной жизни супруг позволил себе физическую грубость, когда Катерина, кряхтя и скуля, поднялась с постели и попыталась не дать ему покинуть спальню. Отпустить его тогда означало бы согласиться со всем, к чему он приговорил жену и детей. Нет, он должен был передумать, обязан. Вот только Генрих и слушать не хотел... Едва держась на ногах и неуклюже прикрывая грудь рукой, в приступе отчаяния Катерина кричала ему вслед все самое обидное, что только могла придумать — лишь бы он вернулся: что десять лет не могла зачать наследника по вине супруга, что он всегда приходил в ее спальню лишь ради потомства, что... Муж вернулся тогда. Вытолкав служанку и захлопнув дверь, схватил жену за волосы и, снова и снова требуя, чтобы она успокоилась и не привлекала криками внимание придворных, поволок в глубь покоев — твердя, что его решение окончательно. Что он не передумает. Что похищенные сыновья теперь — проблема язычников, а он, король, вот-вот получит нового наследника. Настоящего. Который будет править Англией, Францией и Шотландией. В какой момент Катерина прошлась по лицу супруга ногтями, оставляя красные следы на щеке, она точно не помнила — Генрих перехватил ее руки и сильнее прижал грудью к себе. Катерина тараторила теперь, не умолкая — он обязан был спасти ее детей, безумие, безумие так поступать. Упреки стремительно превращались в мольбу, по лицу бежал пот. Генрих молча смотрел на жену, сильнее сжимая за спиной запястья. «Прости», — тихо шепнул он, подталкивая к кровати. Запутавшись в подоле юбки, Генрих потерял равновесие и едва не уронил супругу — она ухватилась рукой за край стола. В приступе безумия схватила первое, что попало ей под руку, и ударила нависшего над ней мужа. Тот отшатнулся, громко ругаясь и осыпая супругу новыми угрозами. О том, что это был нож, она догадалась спустя несколько мгновений — кровь испачкала одежду Генриха. Катерина потянулась к ране, пытаясь остановить кровотечение, но муж отшвырнул ее — от удара о деревянную спинку кровати в пропитанной опием голове зазвенели колокола, и Катерина снова провалилась в сон… — Что с моими мальчиками? Нострадамус покачал головой. Королева знала ответ — необходимости озвучивать его не было. Вместо этого прорицатель наклонился над самым ухом Ее Величества, торопливо нашептывая сумасшедшую идею, которая не нравилась даже ему самому. Баш. Бастард короля проводил в Кровавом лесу много времени, иногда по несколько дней предаваясь прелестям охоты. Он знал лес. Он знал, как обходить ловушки язычников. Франциск как-то даже упоминал, что Баш владеет их языком — по крайней мере, смог однажды спасти дофину жизнь, прокричав что-то на друидском. — Боюсь, Ваше Величество, — Нострадамус снова сел на стул у кровати, — это — ваш единственный шанс. Катерина молчала. Заведенные к спинке кровати руки мешали дышать. Почти полностью укрывали Нострадамуса от взгляда королевы. Но провидец был прав: действие лекарства заканчивалось — спина горела все сильнее. И от этого идея Нострадамуса казалась лишь более отчаянной, обреченной. Сумасшедшей. — Отправить лису искать цыплят? — выпалила Катерина, снова силясь подняться над подушкой, чтобы слова прозвучали громче и четче. — Даже если бы я решилась на такое, никто не знает, где Баш. Генрих сказал, что тот сбежал в Кровавый лес... Нет-нет, должен быть другой выход, — она замолчала, переводя дыхание. — Но вы, — Нострадамус сделал ударение на последнее слово. — Вы знаете, кто может найти Себастьяна. Катерина набрала воздуха в легкие и в неверии прикрыла глаза. Мария. Королева Шотландии. Как бы девушка ни возненавидела Себастьяна, тот слишком сильно был ею увлечен, чтобы бросить. Он наверняка присматривал за ней, издалека ли или из тайных коридоров замка, Катерина не взялась бы угадать, но поверить, что мальчишка так просто бросит ту, ради которой взялся предать собственного брата, уже не могла. Вот только едва ли сама Мария согласится помочь. Всего три дня назад — Катерина поморщилась, пытаясь подсчитать прошедшее время... неужели так мало? — всего три дня назад Катерина держала у шеи шотландской королевы нож, не позволяя той вылезти из отравленной ванны. Три дня назад Баш ворвался в покои своей невесты, чтобы спасти ей жизнь, и приказал заковать Катерину… Три дня назад она, Катерина Медичи, королева Франции, узнала, что ее первенец жив — тот самый призрак, будораживший фантазию прислуги во дворце, оказался ангелом-хранителем шотландской королевы и едва не стал палачом Катерины — от этой мысли руки сами сжались в кулаки. Кларисса. Покореженное лицо и свалявшиеся волосы дочери до сих пор стояли перед глазами. Отчего-то именно покалеченная наружность ее первенца, рожденного не от мужа, пугала куда больше, чем гнев Марии. За те несколько месяцев, что провела при французском дворе королева Шотландии, Катерина успела убедиться в одном: девушка имела обостренное чувство справедливости даже там, где это было решительно не нужно. Что же, вероятно, этим стоило воспользоваться. Катерина шмыгнула носом — звук получился сухой и почти неслышный. Нострадамус молча встал и вышел из покоев, оставляя королеву все так же елозить животом по перине, пытаясь унять просыпающуюся на исполосованной спине боль. Дверь за провидцем закрылась, и Катерина осталась в спальне одна. Тело еще не слушалось, расшибленная Генрихом скула медленно темнела, приобретая окрас переспевшей сливы и пульсируя в висках... — Мне жаль ваших детей, — послышалось где-то вдалеке, и Катерина вскинулась от звука — неужели она снова уснула? Сколько времени потребовалось Нострадамусу, чтобы уговорить Марию явиться в покои той, которая едва ее не убила? Объяснил ли он цель визита или же… — Но я не знаю, где теперь Баш. Звук каблуков приблизился, и Катерина неуклюже вывернула руки так, чтобы увидеть вставшую у изголовья гостью. Лицо Марии выглядело напряженным, с каким-то оттенком брезгливости и жалости. Невероятно. Катерина сжала губы, уловив в глазах молодой королевы ненавистное сочувствие. — Пожалей лучше себя, моя дорогая. Потому что если мы не вернем наследников, Генриху потребуются новые… — голос Катерины сошел на визг. — Это правда? — на той же ноте проговорила Мария, будто ее собеседница молчала все это время. — Баш. Он… Правда? Катерина растянула губы в улыбке, точно зная, что ее рта не видно. Она ждала этого вопроса намного раньше. По правде сказать, она предполагала, что Мария не поверит — явится требовать объяснений, но этого не произошло. — И ты поверишь мне, если я скажу да? — голос звенел презрением и фальшивой горечью — казалось, только глухой и слепой не распознал бы насмешку в этом вопросе. Но Мария продолжала молча стоять, терпеливо ожидая продолжения. Впрочем, готова она к нему не была — слишком точно Катерина знала, на какие раны нужно давить; слишком ярко помнила то, что произошло с ней самой… Нет, не сейчас и не с Башем, а тогда, тридцать лет назад во Флоренции. Ощущение беспомощности. Чужого дыхания на шее, от которого не уклониться. — Вы ведь едва не сделали это со мной… — голос девушки дрожал, глаза краснели. — Едва я вернулась из монастыря ко двору, вы едва не стоили мне… — она зажала рот рукой, слишком явственно вспомнив возлюбленного своей лучшей подруги, которого Катерина послала изнасиловать молодую королеву. — Что, если бы ему это удалось? — помедлив еще несколько мгновений, но так и не дождавшись ответа, Мария потянулась к спинке кровати, силясь развязать узлы на материи. Катерина усмехнулась, аккуратно заводя затекшие руки под голову. — Ты и правда не понимаешь, что происходит сейчас при дворе, моя дорогая? — она поморщилась, подобрала руками одеяло и, прижимая его к груди, села на край постели. Мария не понимала. Рассматривала измотанную королем женщину и не осознавала, что вот-вот может оказаться на ее месте. — Как ты думаешь, на кого падет выбор моего супруга, как только он избавится от меня? Мария замотала головой. — На меня? Но это же безумие! — она не верила, манерно выпячивая подбородок и хмуря брови, будто от этого могло что-то измениться. — Вы бредите, я позову врача. Но врач не пришел. По правде сказать, Мария не успела позвать его в тот день — уже в дверях ее встретил Генрих, потративший до этого около часа, чтобы найти бывшую невесту своего сына. Потому что ей решительно некуда было деться — если Шотландия хотела сохранить союз с Францией, молодой королеве нужен был брак. Генрих отчетливо понимал, что выбора у Марии не останется, стоит лишь загнать ее в политический угол. Сообщение о грядущей свадьбе не походило на вопрос, пусть даже формальный. Впрочем, Мария все равно ответила согласием. Стоя позади короля, его стража услышала тихое неуверенное «Да» лишь с третьего раза. Первые два не разобрал даже сам Генрих — девушка дрожала, по щекам катились слезы. Мысленно она уже искала в тайных коридорах замка Баша — единственного, кто мог найти юных наследников. Возможно, тогда удастся остановить это безумие... О том, как она сможет посмотреть в глаза Себастьяна после всего, что рассказала ей Катерина, девушка еще не представляла… Но прикосновение шершавых пальцев короля было до невозможности убедительным — она должна сделать все возможное. С этой мыслью — и с вымученной улыбкой отчаяния на лице — она присела перед Генрихом в реверансе, неразборчиво обещая вернуться немного погодя. В темноте морозного вечера Мария поставила на подоконник свечу — в надежде, что Баш поймет и примет приглашение. Когда свеча уже почти догорела, в двери неуверенно постучали. На пороге стояла фрейлина Марии, Грир. — Его нашли, — дрожащим голосом пробормотала она. — Баш? Где? — Недалеко от замка, его... Мария, он мертв, — Грир всхлипнула. Королева пошатнулась — в глазах потемнело.