***
Его буквально волокли под руки, и Оби-Ван, превосходивший своих провожатых и силой, и, несомненно, умениями, даже не пытался освободиться от хватки на предплечьях. В бок больно упиралось дуло бластера, и, когда на последнем повороте он попытался отвоевать для себя хоть немного свободы, Мават с силой припечатал бывшего падавана в стену. Кеноби столкнули со ступенек, и пришлось пробежать несколько шагов, чтобы не упасть лицом вниз. – Проваливай! – крикнул кто-то в спину. Оби-Ван обернулся, но только для того чтобы увидеть, как со скрипом закрываются перекошенные, побитые осколками двери. Коснувшись пальцами чудом не разбитого носа и чувствуя, как из все же разбитой губы сочится кровь, мальчик сел прямо на холодную, утоптанную до состояния камня землю и вцепился пальцами в волосы. Наверно, для полноты картины стоило бы начать раскачиваться из стороны в сторону, но мозг все еще работал чересчур трезво для подобного. – Оби-Ван. Мальчик поднял голову. Над ним (по существу, скорее рядом с ним, ибо роста ей отчаянно не хватало) маячило лицо Роэнни. Девочка из последних сил сдерживала слезы, вцепившись пальчиками в плечо, и теребила ткань в смешной попытке сдвинуть Кеноби с места. – Оби-Ван. Он встал. Жалость к себе и злость на тех, кто еще недавно казался ему другом до гроба, не отступили насовсем, но их вытеснило опасение за Роэнни. Если Нильд или кто-то из ребят увидят их вместе, девочка не оберется проблем, а она и без того прилично рисковала, помогая ему в эти тяжелые дни. Оби-Ван отряхнулся, взял ее за руку и утянул не сопротивлявшегося ребенка за ближайший дом. – Что ты здесь делаешь, Роэнни? – Я узнала, что ты снова пошел к Нильду, – она хлюпнула носом. – Он тебя снова выгнал? – Нет. Нильда не было. Меня выгнал Мават. Они не стали останавливаться и теперь вышли к городскому парку, такому разрушенному и запущенному, что у Оби-Вана сжалось сердце. Это место совсем не походило на прекрасные, аккуратные и гармоничные сады в Храме, к которым он привык. – Как же так… как же так… как же… Роэнни шептала незатейливые слова, словно в бреду, но Кеноби обращал на них мало внимания. Собственно, Оби-Ван уже приспособился к такому времяпрепровождению, которое заключалось в бессмысленном блуждании по Зеаве под аккомпанемент причитаний подруги. Он привык к ее тихому сочувствию, к злости Молодых, к косым взглядам старшего поколения, которые получал на улицах. Он почти привык к одиночеству здесь. Но с одной вещью, с тем, что случилось три дня назад, свыкнуться не мог никак…***
– Уничтожение Залов – наша первоочередная задача! – Уничтожение Залов не поможет пережить зиму, Нильд! Собрание «правительства» спустя несколько минут плавно переросло в спор Серизы и Нильда, в который никто не смел вмешаться. Даже Оби-Ван. Они теперь кричали друг на друга, а терпение окружающих заканчивалось. Еще чуть-чуть, и смысл этой встречи окажется окончательно потерян. – Это глупо, – Сериза прекратила первая. Откинулась на спинку стула. Несмотря на юный возраст, как заметил Оби-Ван, она обладала потрясающим, достойным скорее джедая, чем ребенка, чутьем на те моменты, когда стоит остановиться. – Наш спор ни к чему не приведет. В зале поднялся шум, и девочке пришлось несколько раз стукнуть камнем по столешнице для привлечения внимания. – Раз мы не можем договориться, что надо делать, я предлагаю провести голосование за то, чтобы Группа Новой истории перестала разрушать Залы Памяти. На этот раз вокруг разлилась напряженная, даже недоверчивая тишина. Дети, собравшиеся здесь, конечно, понимали, что прийти к единому решению Серизе и Нильду уже вряд ли удастся, но никто из них не мог предположить, что девочка открыто выступит против друга, да еще призовет остальных сделать то же самое. Эти трое – Нильд, Сериза и Оби-Ван – воспринимались как единое целое, и еще ни разу их решения и мнения не расходились между собой. Ни разу до этого дня. Нильд молча ждал, пока все придут в себя. Мальчик после этих слов Серизы сделался бледен, но удивительно спокоен и выдавил из себя улыбку. – Если ты так хочешь, хорошо. Давайте. – Совет будет голосовать, – объявила решение Сериза, – о прекращении разрушения Залов Памяти. «Да» за прекращение, «нет» за продолжение сноса. Голосование началось с Мавата, сидевшего слева от нее. Командир группы Мусорщиков прищурился, скользнув взглядом по другу во главе стола, и покачал головой: – Думаю, Нильд прав: Залы надо уничтожать. «Нет», я за продолжение. Затем Сериза повернулась к следующему участнику, затем еще к одному. В конце концов, когда не озвучившими свои мнения остались только она сама, Нильд и Кеноби, дети проголосовали в равном отношении: четыре «за» и четыре «против». Девочка собиралась сказать «да», Нильд, конечно, скажет «нет». По всему выходило, что окончательное решение будет зависеть от слова Оби-Вана. – Я голосую за прекращение уничтожения Залов, – чуть помедлив, произнесла Сериза. – Я голосую против, – тотчас за ней отозвался Нильд. Оби-Ван почувствовал, как все взгляды обратились к нему, и это ощущение давило. Он сцепил пальцы под столешницей и так ровно, как только мог, произнес: – Я голосую «за». Сериза на мгновение опустила глаза. Она была все-таки всего лишь маленькой девочкой, а не политиком. – Совет проголосовал за прекращение сноса Залов памяти шесть против пяти. Таким образом… – Я требую повторного голосования! И удаления Кеноби из Совета! Теперь все смотрели на Нильда. На невероятно бледного, вскочившего со своего места и буквально трясущегося то ли от негодования, то ли от страха Нильда. Оби-Ван замер. – О чем ты говоришь? – воскликнула Сериза. – Он не мелидиец и не даан, он не имеет права решать здесь хоть что-то! – Оби-Ван один из нас! – Нет, и никогда им не был! Они кричали что-то еще, все: и сторонники Нильда, и поддерживавшие его и Серизу. Кеноби видел слезы в глазах подруги, видел довольную ухмылку Мавата – они с ним никогда особо не ладили, – видел других ребят, но не двигался и ничего не говорил. Оби-Ван просто сидел все там же, между стоявшими детьми, среди которых был, пожалуй, самым старшим, и пытался понять, как же это случилось. Как он стал здесь чужим? Или?.. – Совет был избран общим голосованием, – наконец Серизе удалось перекрыть гвалт, – на год, и до тех пор его состав не может быть изменен. Решение о приостановлении сноса Залов памяти принято! Девочка решительно повернулась к выходу, но вместо дороги к двери увидела только плотно сомкнутую толпу, в которой одни напирали на других, и где-то сзади начиналась потасовка. Взгляды, полные отчаяния, встретились. Единство Молодых разваливалось на их глазах по их же вине, и ни Сериза, ни Оби-Ван не знали, что делать. Они пытались, честно пытались поговорить с Нильдом и его людьми, объяснить, что разница во взглядах не делала их врагами после всего, что они прошли вместе в этой войне. Но получалось плохо. Ужасно просто. Нильд ушел из подземелья и теперь жил в парке вместе с Маватом и другими Мусорщиками, которые стали составлять ядро его поддержки. С Серизой Нильд почти не разговаривал, даже когда она сама приходила к нему. С Оби-Ваном он старался не пересекаться вовсе, а если такое случалось, непременно называл «чужаком» и всячески старался унизить. Кеноби терпел. Пытался, по крайне мере, и повторял про себя, что главное в переговорах – спокойствие. Но на переговоры все это походило все меньше. – Я должен выйти из Совета. Они примостились на очередном могильном камне в своем убежище и тихо разговаривали. Сериза покачала головой. – Нет, Оби-Ван. Мы столько усилий положили на то, чтобы отстоять наш лозунг «мы едины!», что ты просто не можешь уйти. – Если я останусь, все рухнет. Снова… Навсегда. Девочка уткнулась лбом в колени. Какое-то время они молчали. Потом Кеноби встал, из последних моральных сил пожелал спокойной ночи и вышел на воздух. Вечером дул сильный ветер, который разогнал тучи, и сейчас на ночном небе можно было увидеть звезды – почти небывалый случай в последнее время. Оби-Ван забрался на крышу дома неподалеку, сел, скрестив ноги, и запрокинул голову. Отсюда, как, впрочем, и со всех других планет, не исключая Корусанта, точки вверху не казались мальчику ни красивыми, ни притягательными, ни, тем более, загадочными. С тех пор, как он оказался на «Монументе», падаван отчетливо понял, что звезды куда прекраснее, когда они достаточно близко, чтобы разглядеть на них облака, океаны, леса и даже полотна огней ночных городов, чем в виде белесых пятен над головой. Но даже тогда, когда он этого еще не понимал точно, а лишь подспудно чувствовал, когда он мог только мечтать о частых полетах в космической черноте, сидя в Храме, – даже тогда звезды его манили. Сейчас же они вызывали раздражение. Своей холодностью, своей безучастностью. Своей недостижимостью. Оби-Ван смотрел вверх, пытаясь среди нескольких тысяч огоньков на небосводе найти ту одну звезду, которая дала бы ему силы справиться со всем вокруг, и ловил себя на мысли, что помимо воли останавливает взгляд на той части космоса, где далеко, в почти трех сутках пути, лежало сердце Республики. И сердце Ордена джедаев. Кеноби глубоко вдохнул, и впервые за много дней Сила потянулась к нему так же, как он к ней – легко и привычно. Может, потому что он успокоился, может, потому что сейчас у мальчика не возникало сомнений относительно этого права на нее. Сила отозвалась, и где-то у сердца вспыхнуло тепло. Оби-Ван знал, что это снова, что бы ни говорил Квай-Гон, отреагировал на колебания Силы речной камень. С ним связь тоже была прочной и ровной. В отличие от связи с тем, кто его подарил. На месте нити, которая еще месяц назад, казалось бы, нерушимо связывала учителя и ученика, зиял черный провал. Он не знал, что делать. Как справиться с той ситуацией, которая сложилась на планете, как решить все вопросы и урегулировать все конфликты, которые росли с каждым часом. Сейчас Оби-Ван без стеснения признавал, что ему был нужен совет и не от кого-нибудь, а от мастера Джинна. Пусть наставник мог быть излишне строг с ним, мог быть скрытен и неразговорчив, но мальчик ему доверял абсолютно. Как раз то, чего ему не хватало здесь. Вот только… Поверит ли ему Квай-Гон, если он попросит помощи? К лежанке он вернулся поздно, далеко за полночь, когда уснули даже самые неугомонные, и провалился в сон почти сразу же. Утром Оби-Ван обнаружил, что он тут один. Наверно, Сериза не захотела его будить и только оставила фрукты и булочку на завтрак. Мальчик затолкал в себя несколько яблок и чего-то еще местного, оставив сдобу на тарелке – в него и так ничего не лезло, когда в помещение ворвался маленький вихрь. Во всяком случае, Роэнни в тот момент была на него очень похожа. – Оби-Ван! Оби-Ван! – Роэнни, что случилось? – Кеноби встал. В груди шевелилось нехорошее предчувствие. – Ты нужен! – она почти плакала, одновременно пытаясь отдышаться после бега. – Кому? – Всем! – Я не понимаю… – камешек во внутреннем кармане несвойственно обдавал кожу холодом через ткань. – Нильд убедил Мавата пойти наперекор решению Совета и продолжить уничтожение Зала Памяти. Того, который на площади… Мальчик вздохнул. Это переходило все мыслимые и немыслимые границы. – Их много? – он надеялся, все удастся решить тихо и мирно. – Много. И… у них оружие. – Сила… откуда?! – Я не знаю, – Роэнни с горечью покачала головой. – Но туда пришли и Старшие тоже. Кеноби стиснул зубы. Этого они с Серизой боялись больше всего – открытого конфликта поколений. Конфликта, который, только позволь ему зайти дальше, перерастет в войну. Оби-Ван не стал вызывать подругу по передатчику: мальчик опасался, что даже несколько минут, которые он потратит на объяснения, могут дорого стоить. Кроме того, не лучше ли будет, если Сериза обо всем узнает постфактум? Он сам со всем разберется. Он сможет. Пять минут бега до площади Славы показались вечностью. Но, к сожалению, она закончилась слишком быстро. Они стояли по две стороны площади, разделенные неработающим фонтаном: Нильд и его Молодые, Вехутти и его Старшие. С оружием, в броне. И с абсолютно недвусмысленными намерениями. К счастью, еще оставались те, кто верил ему. Группа ребят из его подчинения была готова к бою, и Оби-Ван сделал им знак замкнуть периметр, но не вмешиваться. Они не начнут бой. Только не они. – Именем правительства Мелиды-Даан, сложите оружие! – крикнул Кеноби, замедлив шаг и выбрав позицию так, чтобы хорошо видеть максимальное число участников конфликта. Вехутти промолчал. Ответа Нильда был предсказуем: – Ты не представляешь правительство! Воздух был холоден и наполнен запахами металла, гари и каменной пылью. А еще Оби-Ван отчетливо ощущал в нем злость, отравлявшую кислород, как химикаты отравляют питьевую воду. – Отойди, Вехутти, – сказал Нильд. – Мы выиграли эту войну. Не мешай нам. – Мы никому не дадим осквернять могилы наших предков, – заорал предводитель Старших, – особенно банде малолетних выродков! – Мы не допустим, чтобы убийцам воздавались почести! – тут же откликнулся Нильд и повел винтовкой. – С дороги! Скрежет металла по камню отвлек Оби-Вана от перепалки лидеров. Решетка, закрывавшая водосток фонтана, сдвинулась, и наружу вылезла Сериза. Он лишь мимолетно поразился, откуда она узнала о случившемся и как сюда пролезла, когда девочка бросилась вперед. Кеноби дернулся двумя секундами позже. И этих ничтожно быстрых секунд хватило кому-то, чтобы выстрелить. Легкое тело откинул сдвоенный залп в грудь, прямо на руки подоспевшего мальчика. – Сериза! Она глядела на него и только и, кажется, пыталась сжать его ладонь, но сил уже не было. А может, ему просто померещилось от страха. От животного, затопившего сознание страха… и совсем тихого понимания. – Сериза! Сериза!!! Оби-Ван все тормошил ее, такую хрупкую по сравнению с ним, отгоняя единственно верную мысль, но зеленые глаза уже смотрели мимо.***
Роэнни все-таки ушла, и Оби-Ван ее не останавливал. У девочки были свои заботы, была работа, а у него… У него не осталось ничего. Совсем. И даже отчаянное горе, согнувшее его пополам на площади над телом подруги, – и его не оставила усталость. Кеноби ушел из их прежнего убежища: оставаться там казалось просто невозможным, когда все вокруг напоминало о Серизе, и теперь от рассвета до заката бродил по Зеаве, где напоминаний было еще больше. Бесцельно, кругами, скользя пустыми взглядами по людям, которые ели, пили, иногда смеялись, иногда злились и все чаще говорили, что скоро будет война. Снова. Потому что Сериза умерла, погибла, убита – кем? Молодыми – так говорили Старшие. Старшими – так говорили Молодые. А Оби-Ван все чаще думал, что они все вместе правы. А еще он думал, что мог быть быстрее и предусмотрительнее и мог, наверно, мог спасти ее. Но не спас. Ему не хватило сноровки и опыта. А еще Силы, которая должна была предупредить об опасности. Но не предупредила. Или Оби-Ван просто не услышал. Сериза все еще была с ним, в голове, в сердце, и этот диссонанс медленно убивал его. Как и осознание того факта, что каждая сторона сделала девочку символом своей ненависти к другой. Сериза пришла бы в ужас от такого. Но она об этом, к счастью, уже не могла узнать. Заканчивался еще один черный день, Кеноби завершал очередной круг по городу, когда на глаза измученного мальчика попался транспарант между деревьями:ВОЕВАТЬ И ОТОМСТИТЬ ЗА СЕРИЗУ
Оби-Ван задохнулся. Слишком. Это уже… слишком… Как он допрыгнул до плаката, Кеноби особо не запомнил. Как рвал его на мелкие кусочки – тоже. Зато хорошо помнил, как искал Нильда и как был удивлен, что тот нашелся в склепе. – Нильд! – у Оби-Вана уже не хватало терпения на равнодушие друга. Бывшего друга. Его душила злость, сменившая апатию и отчаяние. – Нильд, это надо остановить! Они используют ее… Нильд обернулся, и слова застряли у Кеноби в горле. Мальчик напротив не был расстроен, или убит горем, или даже обижен, о нет. Он был взбешен. – Да как ты посмел прийти сюда?! Ты, не защитивший ее, как ты смеешь?.. – Я пытался! Я пытался ее догнать! Я… не смог. – Не смог, значит? – в глазах Нильда стояли слезы, но голос был полон ярости и ненависти. – Это было единственное, что ты должен был сделать, а ты… ты решил всех спасти, как… как джедай! Джедаям ведь плевать на обычных людей! – Это неправда. Мы… – «Мы». Ты все равно говоришь «мы». Ты чужак и всегда им был. – Нильд, послушай, – начал Оби-Ван, но собеседник его прервал. Тихо и спокойно, совсем не похоже на то, как говорил только что: – Уходи, Кеноби. Убирайся. На улице все так же дул холодный предзимний ветер, все так же нависало серое небо, затянутое тучами. Оно грозило раздавить Оби-Вана и весь этот проклятый город вместе с ним. У него больше не было Серизы, которая всегда могла поддержать его советом или шуткой. У него больше не было Нильда, которой разделял все его идеи. У него больше не было его команды, которая вставала за него горой. Даже мыслей и сил – и тех не осталось. Он все потерял. Все? Оби-Ван помотал головой. Всегда сюда можете вернуться вы, когда потеряно все для вас. Йода никогда не говорил пустых слов. Оставалось уповать, что и на сей раз мудрый магистр не подшутил жестоко над воспитанниками Храма. Мальчик побрел к своему бывшему убежищу. Ему был нужен мощный передатчик.***
Квай-Гон лихорадочно старался придумать ответы на вопросы Йоды, которые тот мог задать. И прежде всего объяснение, как двух опытных мастеров провел юнлинг, хотя и его самого этот вопрос занимал больше остальных. Действительно – как? Брук был всего лишь послушником, не падаваном даже, и явно действовал по чьему-то наущению. И с помощью от кого-то, кто был весьма искусен во лжи. Джинн покачал головой. Сердце неприятно ныло, и больше всего это было похоже на обыкновенную физическую боль, но мастер себя знал слишком хорошо, чтобы в это верить. Йода ждал его в конференц-зале и начал встречу не с приветствия, а с грустного вздоха. – Итак, виновником Брук нашим оказался. – Вы знаете? – на самом деле, глупо было удивляться. Тала, в отличие от него, всегда предпочитала сообщать новости сразу, как они появлялись. Магистр кивнул, внимательно глядя на мастера из-под полуопущенных век. Квай-Гон повел плечами. – Чана ищет Служба безопасности. Если это все… Йода все так же смотрел на него, и мастер без слов понял – не все. – Что-то еще, учитель? Он ожидал, что тот все-таки спросит о чем-то, но Йода, ничего не объясняя, подошел к проектору в центре комнаты и включил его. Квай-Гон мог бы ожидать чего угодно, но лицо ученика, уставшее, осунувшееся и даже на двухцветной голограмме невероятно, пугающе бледное, едва не выбило пол из-под ног. – Сериза погибла, – голос мальчика был сух, а сам он по-взрослому краток, – под перекрестным огнем. И теперь каждая сторона обвиняет в ее смерти другую. Не двигаясь, мастер стоял и смотрел запись, чувствуя, как давешняя боль обретает причину. – И Молодые, и Старшие снова взялись за оружие, и я ничего не могу поделать. Моя команда распущена, у меня нет людей, вооружения и доводов, – только сейчас Квай-Гон заметил, что Оби-Ван смотрел вниз, ни разу за все время сообщения не подняв глаз. – Я ничего не могу сделать. Но я знаю, что может сделать джедай. Магистр Йода однажды сказал, что любой может просить помощи у Ордена. И сейчас я прошу. Прошу, пожалуйста, – он на мгновение перевел взгляд с земли вверх, и мастер с его же самого удивившей отстраненностью заметил в нем горечь и отчаяние, – помогите мне. Голограмма мерцала в зале еще несколько секунд, за которые образ Оби-Вана снова успел уставиться вниз, а потом погасла. Йода молчал и пристально смотрел на мастера. Джинн тоже ничего не говорил. Эхо слов мальчика звенело в абсолютно пустой голове, и Квай-Гон поймал себя на мысли, что предательство уже предавшего – это для него чересчур.