Всполохи огня. Иной взгляд.

Тишина, холод и полумрак. Кажется, они царили здесь всегда. Толстые стены столько лет хранят жестокую правду о том, что происходило и происходит здесь до сих пор. Помнят они крики и стоны, не раз оглашавшие эти подземелья, лязг дыбы и хруст костей, вырванные раскалёнными клещами из хрипящей гортани лживые признания... Но они ничего никому не расскажут. Только если их не попросить. Вряд ли кто-нибудь до неё, заточённый в эти подземелья, мог проделать такое. Она поднимает связанные руки и дотрагивается до неровной шероховатой поверхности. Как много знают эти камни... Некоторое время - может, пять минут, а может, и полчаса - здесь время искажается, то насмешливо замедляя свой ход, то издевательски ускоряясь,- она стоит неподвижно, словно слившись со стеной в единое целое. Её глаза полуприкрыты - сейчас она видит совсем иные картины, открывающиеся её внутреннему взору. Затем она слегка касается стены губами, как в знак благодарности, и опускает руки. Верёвка впивается в её тонкие запястья, оставляя на них кровавый след. Она зябко поводит плечами. Рубище, наскоро скроенное из какого-то старого холщового мешка, не прикрывает и колен. Тяжёлая дверь со скрипом отворяется. Их двое. Она чуть щурит глаза от света факелов, так резко наполнивших светом её вынужденную обитель. - Вперёд! - раздаётся оклик. Один из вошедших грубо тянет за верёвку к выходу. Второй чуть замешкался, запирая за ней дверь, и она успела разглядеть его бледное, усталое лицо, которое, казалось, покинули все краски жизни. Встретившись с её зелёными глазами, он торопливо отвёл взгляд в сторону. "Боится, - мысленно усмехнулась она." Они оказываются напротив низкой деревянной двери. С видимым усилием один из послушников отворяет её и вступает под низкие своды комнаты. - Ваша милость... Ведьма. Творила колдовство, смущая умы и души соседей... - Введите. Голос того, кто ждёт её там, внутри, низкий и глубокий, словно колодец с чёрной водой, в котором тонут звёзды. Её грубо вталкивают в ледяной полумрак подземелья. Она поскальзывается и чуть не теряет равновесие. Здесь ещё холоднее. Его силуэт, закованный в чёрную рясу, стоит у противоположной стены. - Оставьте нас. Этот голос, завораживающий и не терпящий ни малейшего ослушания. Он не признаёт компромиссов. Для него есть только правда и ложь. Свет и тьма. Бог и Дьявол. Добро и Зло. Вера и Ересь. Инквизитор и Ведьма. Послушники, согнувшись пополам, выходят и плотно притворяют за собой тяжёлую дверь. Лишь теперь он поворачивается к ней. Они остались вдвоём. Инквизитор и Ведьма. Его лицо скрывает капюшон. Между тонкими длинными пальцами мерно скользят бусины чёток, отсчитывая ритм. Чёрная, белая, снова чёрная и снова белая. Всего два цвета. В его мире, таком плоском и неестественном, не существует полутонов. Вряд ли он здесь молился - его Бог не слушает чьи-то молитвы. Ему не нужны ни горящие свечи, ни жертвоприношения. Он лишь ставит отметки на Избранных. Или Недостойных. Губы ведьмы скривились в горькой усмешке. Конечно, Недостойных. Инквизитор убивает их, если невозможно смыть отметины. Кровью, разумеется. Они считают, что кровь - лучшее чистящее средство. Предательство? Пустим кровь обидчикам. Болезнь? Пустим кровь несчастному. Колдовство? Пустим кровь ведьме. Однобокий взгляд на вещи, совершенное непонимание устоев мироздания. Их вера не даёт им большего. А они и рады. Его губы сжимаются в тонкую нить. Его лицо всё ещё скрыто капюшоном, но она знает, что он пристально разглядывает её. Разглядывает её худую фигуру, прикрытую лишь драной холстиной, босые ноги, бледные руки, изящную шею, тонкие, почти детские черты лица, спутанные светлые рыжеватые волосы, в свете факелов кажущиеся почти медными, зелёные глаза. Ведьмины волосы. Ведьмины глаза. Ну что же, Инквизитор? Она смотрит на него. Молчит, не отводя взгляд. Дерзкая, непокорная, порочная, бесстыдная, обольстительная, искушающая... Ну что же, Инквизитор? - Ты знаешь, в чём твоя вина? Чётки всё так же бусинами отсчитывают темп его речи. Ровной, спокойной. Речи того, кто прав. Она молча качает головой. Лжёт? Нет. - Я обвиняю тебя в отступничестве, а главное - в колдовстве. Она чуть улыбается краешками губ. На краткое мгновение она улавливает волну смятения, исходящую от стоящего перед ней человека. Ну что же, Инквизитор? - По воле Господа свершится правосудие. Ведьму ждёт кара. Она это знала с самого начала. Она делает шажок вперёд и заглядывает ему под капюшон. Серые глаза и алые всполохи пламени. Кровь на льду. - Почему ты прячешь своё лицо? - Она продолжает улыбаться. Он вздрагивает. Эти стены слышали столько мольб о пощаде, столько гневных проклятий обречённых, услышавших этот приговор. Он привык и к тому, и к другому. - Что? - Ему показалось, что он ослышался. - Зачем ты прячешь лицо под капюшоном? Разве тебе есть чего стыдиться? Ты же... Прав? Всегда... Прав ли он? В чём-то - прав. Во многом. Но лицо скрывает. Боится быть узнанным? Нет. Боится, что его узнают после те, кто смыл отметку, лишаясь рассудка от боли. Но честен ли обмен, сулящий несчастным призрачное место на Небесах взамен на их главную ценность - Жизнь? Их жизни не нужны ему. Они никому уже не нужны. Но в этом обмене - его Правда. - Я не скрываю лицо. - Он старается придать голосу максимальную твёрдость. - Ты говоришь ересь. Впрочем, иначе быть не может... Она вдруг делает шаг вперёд и поднимает связанные верёвкой руки. Он не успевает отшатнуться. А она лишь снимает злополучный капюшон. - Ты так... Молод... Она отступает назад. Её зелёные глаза глядят на него с грустью. Её расстроила его молодость. - Ты так молод, а уже отказался от жизни... Она ловит его возмущённый взгляд. Ну что же, Инквизитор... Ты столько раз делал это. Как ты называешь? Очистить? И предать огню... Но ты не делаешь этого. Почему? Неужели слова Ведьмы настолько остры, что иглами пронзают насквозь твоё ледяное сердце? - Ересь... Как ты смеешь так говорить? - его голос чуть заметно дрожит. Дрожат в отражении его глаз крохотные язычки пламени свечей. - Ты ведь другое хотел спросить... Ты хотел знать, что я имею в виду... Она снова подходит слишком близко. Ей не нужно читать его мысли, нет, он и так перед ней как на ладони. Она ниже его на голову. Он смотрит на неё сверху вниз, всеми силами пытаясь затопить волнами гнева поднявшийся в его глазах страх. Напрасно, Инквизитор... Она склоняет голову набок. - Ты красивый... Ты не похож на... Правого... Ты не он, нет... Ты другой... У тебя живые глаза... Пока... Почему ты похоронил себя, глупый мальчик? - Безумная... - донеслось из его пересохших губ. Похоронил, да... Он считает, что он жив, но Жизнь оставила его. Он не пережил тех, кого сумел... Очистить. Он похоронил себя с первой жертвой, а может, и чуть ранее. Она вдруг начинает смеяться. Сначала еле слышно, затем всё громче. Её звонкий голос отражается от стен, наполняя всё подземелье серебристым смехом, рикошетом возвращаясь обратно. Её смех словно пронзает Инквизитора насквозь, заставляя попятиться. - Молчи! Ну что же, Инквизитор? Ты не выдержал. В его багрово-серых глазах она ясно читает растерянность и... Гнев? Страх? Кажется, он сам запутался в своих чувствах. Сильный, хлёсткий - наотмашь - удар валит её с ног. Она чуть отлетает в сторону, падает на пол. Захлебнувшись смехом, она поджимает ноги к груди, обхватывая колени руками. Подол рубахи сильно задрался, обнажая молочно-белую кожу округлого бедра. Взгляд Инкизитора невольно цепляется за эту приятную округлость. Он непроизвольно облизывает сухие, почти бесцветные губы. Ну что же, Инквизитор? Неужели тебя так легко ввести в соблазн? А как же твоя вера? А как же твой Бог? Её зелёные глаза дерзко смотрят на него из-под спутанных прядей рыжих волос. Зелёные глаза. Рыжие волосы. Да, Инквизитор, в этот раз ты Прав. Я - Меченая... Я - Ведьма. - Ты очень красивый... Но ты уже мёртв... А хочешь, я помогу тебе ожить? Хочешь? Она делает попытку встать, но он не позволяет ей, грубо схватив за плечо, заставляя её оставаться на коленях. Она не противится. Только внимательно смотрит на него. - Хочешь? Хочешь... Пойдём со мной. Я научу тебя жить. Его губы шепчут молитву. Чётки безвольно повисли между пальцев. - Хочешь? Она чуть подаётся к нему, как-то нелепо дёрнув головой. Она смотрит на него широко распахнутыми глазами. Он отводит взгляд. Ну что же, Инквизитор? Ты служишь своему Богу не так давно, хоть тебе и кажется, что каждый год здесь идёт за дюжину... Ты считаешь, что вокруг Ложь, а ты - несёшь Правду... Но так ли это на самом деле? - Я расскажу тебе обо всём... Ты зовёшь меня ведьмой? Но ведьма - значит "ведающая, знающая"... А знания и зло - это ведь не одно и то же... Верно? Идём со мной. Сказать что-либо он просто не в силах, и она видит это. Она наклоняет голову и медленно и нежно целует больно сжимающие её плечо пальцы. Инквизитор резко отдёргивает руку, словно её коснулись не сухие губы, а раскалённый металл, коим так славно смывать метки... - В... Ведьма! Снова хлёсткий удар по белой щеке. Она не издаёт ни звука. Лишь тяжело дышит. Растрёпанные медные волосы прядями спадают на остроскулое лицо. Инквизитор наклоняется к ней, обжигая её своим горячим дыханием. - Думала, твои гнусные речи могут смутить меня? Думала, что я сверну с пути истинного? Думала, что получишь свободу? Нет! Слышишь! Неееет... "Дай сил, Господь, чтоб духом не упасть..." - он почти кричит, молитва гулко отражается эхом по подземельям. А она... Она молчит. Словно пощёчина сургучом запечатала её губы. В глазах Инквизитора она всё так же ловит страх. Что больше его страшит - её голос или её молчание? Что же, Инквизитор?.. - Сюда! Послушники входят в зал. Их лица беспристрастны, глаза почти неподвижны. Словно жизнь тоже оставила их. Инквизитор брезгливо встряхивает руками, глядя на Ведьму. Она же больше не смотрит на него. Она уставилась в пол и мерно раскачивается взад-вперёд, обхватив голые коленки руками. - Уведите её. Виновна. Последнее слово он буквально выплёвывает в спину ведомой послушниками Ведьмы. Тяжёлая дверь почти бесшумно захлопывается. Да, она Меченая. Ведьма. И её рок - сгореть на рассвете на костре. Ну что же, Инквизитор? Ты только что убил Ведьму, хоть она и доживёт до утра. А потом Всполохи Огня поглотят её фигуру, очищая душу. Она не закричит. Она найдёт его в толпе своими зелёными глазами и будет смотреть на него до самого конца. И тогда умрёт уже он. Умерший много лет назад. Ты не прав в своей жестокости, Инквизитор. И твой Господь, Инквизитор, не прав.