Собственник

      Макото обиженно ойкнул, когда обжёгся свежесваренным кофе. Но некогда было горевать по поводу побаливающего языка, ведь до начала первой пары оставалось всего ничего. Да, несправедливо, когда тебе нужно учиться в субботу, но такова жизнь студента-первокурсника. Да и пар-то было всего две штуки, быстро пролетят. Путаясь в шнурках ботинок, Тачибана кинул быстрый и немного завистливый взгляд на сонно зевающего Хару. Вот уж у кого полные выходные — и верно, потому что у него изматывающие тренировки в бассейне каждый день. Правда, несмотря на то, что ему совершенно не надо рано вставать, Нанасе всё равно заводит будильник, чтобы встать в то же время, что и Макото и сделать ему бутерброды. Его фирменные бутерброды со скумбрией, которые Тачибана всё же полюбил всей душой.       — Хару, у меня же всего две пары, — вздыхает он, но всё же берёт небольшой пакетик и термос с кофе.       — Съешь на перемене между ними, — упрямо говорит Харука и снова закатывает длинный для него рукав рубашки. Рубашки Макото. Каждый раз выходя вечером из душа и проходя мимо дивана, на котором спит Тачибана, Харука вытаскивает из его шкафа и накидывает на себя на ночь одну из рубашек. И каждый раз Макото по утрам утаскивает какую-нибудь назад из его комнаты под довольно наглым и словно чего-то ждущим взглядом. Но Макото только с лёгкой улыбкой надевает её, иногда расстраиваясь, если рубашку всё же приходится перед этим стирать. А, может, и не приходится — Нанасе довольно аккуратен с вещами, и найти даже маленькое пятнышко на них уже будет из области фантастики. И тогда Макото весь день светится от счастья — ведь рубашка пахнет Хару, кажется, она даже хранит его тепло. Только Макото, конечно, никогда не расскажет об этом своему соседу. Как и никогда не спросит, почему тот предпочитает спать именно в его рубашках. Ведь одна даже идея об этом смущает.       — Ладно, побегу я, — Макото наконец-то отрывает взгляд от длинных пальцев, полускрытых рукавами, и выскакивает из квартиры, надеясь, что он всё-таки не покраснел.       День действительно пролетает незаметно, и только уже сидя в вагоне метро, Макото вспоминает, что так и не забрал одолженный вчера одногруппнице конспект. Впрочем, тетрадка понадобится ему только в следующий четверг, так что можно не переживать, сможет забрать и в понедельник. Поэтому он почти тут же забывает об этой проблеме, всеми мыслями погружаясь в идеи о том, где бы провести воскресенье. Вместе с Хару, конечно.       Уже на лестничной площадке его встречают вкусные ароматы карри и чего-то ещё, свежего. Похоже, Хару решил настрогать и салат. Открывая дверь в квартиру, Макото даже чувствует гордость — всё же он смог научить сходящего с ума по скумбрии Нанасе готовить и другие блюда. И хорошо так готовить, раз даже слюнки потекли от одних только аппетитных запахов.       — Я дома, — проговорил он, скидывая ботинки, и, услышав тёплое и долгожданное за сегодня «С возвращением», добавил: — Я сейчас в душ быстро, и потом сразу поем, хорошо?       Харука отозвался согласием, поэтому Макото, прихватив шорты с футболкой, отправился в ванную.       Уже замерев с тарелкой над плитой, Харука услышал звонок в дверь. Неохотно стянув с себя фартук, он отправился встречать неожиданного гостя, гадая, кто бы это мог быть. На площадке стояла совершенно незнакомая девушка. Харука был готов поклясться, что никогда не видел столь быстро сменяющихся эмоций. Ожидание, недоумение, недовольство с каплей любопытства — всё это отразилось на её лице.       — Эм... А Тачибана-кун... — поинтересовалась незнакомка, разглядывая Харуку, и он недовольно нахмурился.       — В душе, — буркнул он. — А Вы-то кто?       — Мы учимся вместе, — начала она, и тут раздался удивлённый голос Макото:       — Мэй-чан? Что ты тут делаешь?       Харука, не оборачиваясь, сделал шаг назад и упёрся спиной в его грудь, чувствуя, как пара капель упали с волос Макото на его плечо.       — Принесла твою тетрадь.       — Ох, извини, что тебе пришлось ехать из-за этого. Не стоило, правда, я бы мог забрать её и в понедельник, — Макото смущённо начал извиняться, и Харука почувствовал, что ещё немного — и он не сможет это слушать. Просто не сможет быть рядом с Макото, который тепло улыбается кому-то другому.       — Да ничего, всё в порядке. Кстати, я ещё испекла печенье в качестве благодарности. Надеюсь, тебе...       — Нет, — резко и довольно громко выпалил Хару, перебивая девушку, которая в изумлении уставилась на него. Но Нанасе не обратил на это внимания — ведь стоявший за его спиной Макото, вздрогнув, чуть больше прижался грудью к его спине.       — Макото не ест мучное и сладкое, — быстро и довольно убедительно проговорил Нанасе, воодушевлённый этим.       — Правда?.. — разочарованно протянула девушка, но Хару не дал ей ничего сказать, забирая тетрадь из её рук.       — Мне очень жаль, Мэй-чан, — успокаивающе произнёс Макото, стараясь разрядить ситуацию.       — Ну, я сама виновата, что не знала, — она сделала попытку улыбнуться и вновь внимательно стрельнула в сторону насупившегося Хару глазами. — Ладно, до понедельника, Тачибана-кун.       Заперев дверь, Харука передёрнул плечами и хотел было уже направиться в кухню, но Макото остановил его, ухватив за запястье.       — С каких пор я не ем мучное и сладкое? — мягко спросил он.       — С сегодня, — проворчал Харука и обернулся к нему, — и до тех самых, пока я печь не научусь.       — Что происходит, Хару? — тихо пробормотал Тачибана, не решаясь спросить крутившееся на языке: «Ты что, ревнуешь?».       Харука молчал, но дышал быстро, громко, даже чем-то напоминая закипающий чайник. Так всегда было, когда он пытался справиться с рвущимися наружу эмоциями, утихомирить их, потому что если они захватывали его полностью, он мог натворить что угодно. Но в этот раз не удалось сдержаться от желания выплеснуть их на виновника нахлынувших переживаний.       Макото удивлённо охнул, когда Хару, вцепившись одной рукой в ворот его футболки и притянув его к себе, что заставило его немного наклониться, глухо проговорил:       — Их же много, да? Много тех, кто хочет готовить для тебя печенье и приходить вот так к тебе? Они все будут смотреть на меня и думать, как сильно я мешаю. А я буду мешать. Буду, — Харука поднял на него взгляд, и Макото увидел в его глазах не только жёсткое упрямство — и едва заметный, хорошо запрятанный страх.       — Почему? — тихо спросил он, чувствуя, как пальцы Хару неохотно разжимаются, отпускают смятую ткань.       — Я просто... — Хару приоткрыл рот, и Макото заворожено уставился на его губы. Заметив это, Нанасе отвёл взгляд и совсем едва слышно закончил: — Просто не хочу, чтобы рядом с тобой был кто-то кроме меня.       Они стояли друг напротив друга, разделённые лишь парой десятков сантиметров. Неимоверно близко, даже не надо делать шаг, не надо пытаться поймать ускользающий силуэт, как это было ещё год назад, когда Макото казалось, что Хару похож на лепесток цветка — хрупкий, который можно спугнуть не то что неосторожным движением, а даже дыханием. Но теперь можно не бояться крепко обхватить его, вцепиться пальцами в свою же собственную рубашку на его спине и срывающимся голосом счастливо пробормотать:       — Как же долго я ждал...       — Макото?..       — Ты даже не представляешь, как долго я хотел услышать это. Всё мечтал, видел это в снах, даже сейчас думаю, что мне это снится, — Макото улыбнулся, утыкаясь лбом в его плечо. — Как же сильно я тебя люблю, Хару...       Тщательно сдерживаемое столько лет признание всё же вырвалось из его губ, и он затих, не решаясь поднять голову и взглянуть Харуке в лицо, всё ещё боясь увидеть там отказ. Но Нанасе решил всё за него — обнял его в ответ, осторожно провёл ладонями по его лопаткам, тихо и смущённо говоря:       — И я тебя, Макото. Люблю.       Не веря своим ушам, Тачибана поднял на него взгляд. И, всё ещё нерешительно, потянулся к его губам, замечая, что Харука, похоже, забыл, как моргать — он всматривался в его лицо, как будто они долгое время не виделись и теперь узнавали друг друга заново. А ведь так оно и было — ведь теперь они, признав свои чувства, находились на пороге новых ощущений, взаимных и непременно приятных. Как этот первый поцелуй, трогательно-невинный и очень осторожный. Макото даже не решился проникнуть языком меж совершенно несопротивляющихся губ — всё ещё над ним действовал страх, что такой смелостью можно излишне поторопить события и всё разрушить. Но в который раз за сегодня Харука удивил его.       — Пойдём, — уверенно произнёс он, обхватывая ладонь Макото своей. — Пойдём ко мне в комнату.       — Хару... — растерянно пробормотал тот, но всё же пошёл вслед за ним, крепко вцепившись в его руку. Правда, вся решимость тут же стала волной смущения, стоило ему увидеть закинутую покрывалом кровать в комнате Нанасе. Нет, он думал об этом, миллионы раз прокручивал в голове идею того, что у них с Харукой мог бы быть секс. Да что там, он во снах уже всё это видел, причём так ярко и подробно, что потом неловко прятал глаза. А уж на скольких сайтах он пересидел, чтобы прочитать обо всех тонкостях секса между парнями... И, похоже, не он один.       — У меня есть смазка, — услышал он смущенное ворчание, и Харука, стоявший к нему спиной, немного обернулся. — Я просто думал, что вдруг... — его щёки покраснели, и он, вздёрнув нос, подрагивающими пальцами принялся расстёгивать на себе рубашку.       — Молодец, — Макото подошёл к нему со спины и, обнимая его, обхватил его ладони своими, помогая ему справиться с непослушными пуговицами. Но даже так они неохотно выскальзывали из петель. Однако это помогло Макото собраться с мыслями, и он, осмелев, поцеловал Харуку в шею, уже не боясь того, что его оттолкнут.       Откинув голову ему на плечо, Нанасе опустил руки, позволяя Макото самому расстегнуть злополучные пуговицы до конца. Осознание того, что Хару позволяет ему владеть ситуацией, кружило голову, и Макото почувствовал, что ему в один миг стало невероятно жарко, пусть даже он и вышел недавно из душа. Расстегнув рубашку до конца, он, уже ни капли не смущаясь, положил одну ладонь Нанасе на грудь, а другую — на живот. Столько раз он думал об этом, изнывал от постоянной близости тела Харуки рядом — в бассейне, в этой квартире — и от невозможности прикоснуться к нему даже кончиками пальцев. Но теперь он мог это сделать. Мог чувствовать тепло его кожи и твёрдость натренированных мышц. Мог задеть ладонью его твёрдый сосок и услышать сдавленный вздох.       Развернувшись в его объятии, Харука уткнулся взглядом в его футболку. Упрямо сжав губы, он говоряще подёргал её за край. Согласно кивнув, Макото стянул её с себя и замер перед ним.       Хару был не менее осторожен, чем он сам. Мучительно медленно он провёл ладонью по его шее, однако коснуться пальцами его сосков так и не решился — просто провёл ими посреди груди, положил ладонь на напрягшийся пресс, дотронулся до пояса шорт и взглянул Макото в лицо.       — Так странно, правда? — с улыбкой произнёс он.       — Но так... здорово, — прошептал Макото, подталкивая его к кровати. Сев на неё, Хару, поколебавшись, принялся стягивать с себя шорты, а потом и трусы. Макото, отведя взгляд, и сам разделся догола. Хару отодвинулся к изголовью и, втянув в себя воздух, попытался расслабиться. Вспомнив о смазке, он потянулся к тумбочке. Однако, нащупав прохладный тюбик, он не решался повернуться к Макото, который, присев на край кровати, почти что ощущаемо разглядывал его. Тоже как в первый раз, будто они и не плавали столько вместе и не знали каждую родинку на теле друг друга.       Положив ладонь на плечо Нанасе, Макото развернул его к себе и уже без лишних колебаний поцеловал — смело, решительно, раздвигая его губы и оглаживая языком его небо. И Харука абсолютно не протестовал против таких вольностей с его стороны. Немного поёрзав, он поудобнее устроился на кровати, позволяя Макото нависнуть над ним, и только крепче обхватил его за шею, почувствовав, как твёрдый член Тачибаны уткнулся ему в живот, пачкая кожу каплями смазки.       Совсем смелея, Макото обхватил ладонью его член, успевая при этом невероятно нежно ласкать губами его плечи и ключицы. От контраста этих ощущений — осторожных поцелуев и грубоватой ладони — Харука не смог сдержать первый короткий стон. Не думая больше ни о чём кроме того, как он безумно хочет, чтобы эти ощущения стали ещё острее, ярче, чтобы в них можно было окунуться, как в самый глубокий бассейн, он развёл колени в стороны, позволяя Макото устроиться между них.       Макото изучал его ладонями, которыми он водил по его бёдрам. Изучал его губами, прижимаясь ими то к впадинке между ключиц, то обхватывая ими соски. Облизнувшись, он поцеловал его и в живот и, замерев, глубоко вдохнул. Запах Харуки, свежий и дерзкий, ещё больше будоражил все инстинкты, и Макото даже немного грубовато ещё больше развёл его колени в стороны.              — Макото... — прошептал Харука, когда тот навис над ним, прижимаясь лбом к его лбу. — Только не останавливайся.       Потянувшись к ладони Тачибаны своей, он вложил в его пальцы уже разогретый тюбик, и Макото, немного покраснев, приподнялся над ним. Проведя ладонью по его бедру, он нежно поцеловал его колено и тихо щёлкнул крышкой тюбика, выдавливая на пальцы густую полупрозрачную жидкость. Хару, сначала пристально следивший за его движениями, теперь прикрыл глаза и откинулся на подушку, всем своим видом показывая, что Макото он доверяет.       Тачибана затаил дыхание, прежде чем коснуться кожи у его ануса, и от этого касания Харука прикусил нижнюю губу, но тут же одёрнул себя, понимая, что так он не расслабится. Поэтому первый скользкий палец, толкнувшийся в него, он принял с тихим, но долгим стоном.       — Если больно, то я... — обеспокоенно проговорил Макото.       — Даже не думай прекратить, — упрямо отозвался Харука, не открывая глаз. Палец Макото причинял дискомфорт, а когда он осторожно протолкнул и второй, стараясь растянуть мышцы, ощущения были действительно немного болезненными. Но уже было глупо останавливаться. Было глупо отказываться теперь, когда он полностью раскрыт перед ним, согласен абсолютно на всё.       — Макото, — снова тихо простонал Харука, когда его любовник всё же решился протолкнуть пальцы дальше, нащупывая простату. И резкий, теперь уже не тихий стон-вскрик стал знаком того, что он всё делает правильно.       Харука приподнялся на локтях, когда Макото, высвободив пальцы, вновь вылил себе на ладонь смазку и, обхватив свой член, размазал её по нему. Растянутые мышцы, казалось, горели, но когда Макото, прислонив свой член к покрасневшему анусу, медленно толкнулся к нему, Харука запрокинул голову, чувствуя, как слёзы брызнули из глаз. Инстинкт дёрнуться, прекратить всё это не удалось сдержать, но Макото крепко держал его за бёдра, и, вновь посмотрев ему в лицо, Харука почувствовал, что такой Макото — сжавший губы, со странным блеском в глазах — не остановится.       Первый толчок был резким, грубым. И громкий стон Харуки был подавлен жадным поцелуем, перешедшим даже в немного болезненный — Макото прихватил зубами его нижнюю губу. Полностью поддавшись собственным желаниям, он растерял почти всю нежность, но капля её всё же осталась — в его тёплом дыхании и едва слышном «Хару» каждый раз, когда он вдавливал его собой в кровать.       Вцепившись пальцами в его плечи, Харука больше не сдерживал собственные стоны. Громкие, дикие — они раззадоривали Макото ещё больше, и он, обхватив член Нанасе своей рукой, быстро дрочил ему в такт своим движениям. И в тот самый момент, когда Харука, вскрикнув его имя, излился в его ладонь, он сам растворился в ярком оргазме, ощущая, как, надавив Нанасе свободной ладонью на грудь, вжал его в кровать.       Харука дышал оглушающее громко. Это странно размеренное дыхание успокаивало и Макото, и он, расслабившись, поудобнее устроился на нём, чувствуя губы Хару у своей щеки.       — А ты, оказывается...       — Мм? — лениво отозвался Макото, не открывая глаз.       — В сексе ты становишься более грубым, — задумчиво произнёс Харука, и Макото приподнялся на локте, обеспокоенно всматриваясь в его лицо.       — Прости...       — Да мне даже понравилось, — смущённо отозвался тот, и Макото улыбнулся:       — Как и мне. Ну и понравилось то, что ты, оказывается, дикий собственник.       Харука только довольно хмыкнул, расслабляясь. Когда-нибудь он расскажет Макото, что сходит он с ума от ревности уже не в первый раз. Но в первый раз понял, почему.