Утро после...

Голова раскалывалась… Веки казались налитыми расплавленным свинцом, но я переборол себя и поднял их. В глазах даже не двоилось, а десятирилось. Ох, голова! Перед мутным взглядом лежали на полу три или четыре эльфа. Оч-ч-ч-чень мрачных эльфа. Я с усилием несколько раз моргнул, и толпа эльфов слилась в одного — Леголаса. Интересно, он спал там же, на полу, на пергаментах, на которых возлежал сейчас? Красивые, длинные эльфийские волосы были заплетены в лохматую, неровную, просто кошмарную косу, в которую были вплетены веточки, листочки, пробки от бутылок и даже обглоданные косточки. Я попытался сказать что-нибудь связное, но язык (вот предатель!) воспроизвел не воспроизводимую комбинацию звуков. — Чего? — тихо, с мученическим постаныванием переспросил Леголас. — Из чего вы, мерзавцы, свой эльфийский сидр гоните? — мама, этот хрип (Свист? Шипение? Бульканье?) принадлежит мне? Эльф чуть-чуть подумал и сказал два красивых слова. Матерных. Я с умудренным видом моргнул в ответ. — Я уже понял, что не из яблок… Леголас, с кряхтением, медленно попытался встать. Я, тихонько взвыв, начал методично постукивать лбом об стол. Лысый эльф — зрелище пугающее и экзотическое, но эльф плешивый… У-у-у, что же мы вчера такое пили? Мама, роди меня обратно… В «постриге», похоже, участвовали не только секира, но и меч. Чей именно, я даже гадать не хочу. Принципиально (но будем надеться, все-таки Жало, а не…). Только сейчас, после третьего стука, отдававшегося в моей забубенной головушке колокольным звоном и дикой болью, я сообразил, что лежу на столе… А из-под стола высовываются четыре мохнатые ноги. Эммм… Я тупо завис, глядя на лапы хоббитов. Больной мозг тут же достроил к ногам все остальные тела, и я задался вопросом, что именно можно делать в ТАКОЙ позе. Ой-е… Я с трудом оторвал от ног взгляд и перевел его повыше. Нда, общее состояние комнаты — пробежали охотники за мумаками (вместе с мумаками, естественно). Мой меч, загнанный до середины лезвия в стену, грязный до умопомрачения, испачканный в чем-то красном (надеюсь, это не кровь… А если кровь, то чья?) На нем, зацепленный подтяжками, безмятежно похрапывая, висел Мерри, весь в помидорах (гнилых, кстати, я-то думал, запашок характерный мне мерещится), вине и грязных носках. Носки свисали у него с ушей, с плеч, с пряжки ремня… Интересно, где мы столько носок взяли? На голове у Мерри были напялены женские трусы. Без комментариев. Я, не желая травмировать свою нежную психику, едва-едва перевернулся на спину (о-о-о, сколько это от меня потребовало сил… Средиземье спасать было проще…). Ох, папочка мой Король Древний, почему ты не умер ещё до рождения твоего сына? На потолке были следы. Красные, черные, фиолетовые… Один капал. Мы что, по потолку бегали? Убиться веником об лавку… Я меланхолично следил за покачивающейся люстрой, с неё за мной также меланхолично следил незнакомый мне эльф. Как он туда забрался, интересно? А, ну да, мы же по потолку ходили… Я показал ему взглядом на следы и приподнят бровь, типа, «ты знаешь откуда это?» Он в ответ показал мне свою ступню. С подошвы сапога Мерри на голову стекало что-то коричневое (надеюсь это не… Кхм). Потом остроухий также взглядом показал мне на мои ноги, они были в фиолетовой слизи… Занятно. Хмм, кто-то вчера, кажется, сказал что из ягод получится прекрасный клей… Надо этому кому-то голову оторвать за такие предложения. Спросил у эльфа хриплым шепотом кто это мог быть. Он сказал, что это был я. Ммм, нууу… Это прискорбно. Знаете, что надо сделать? Понять и простить? А вот фиг вам, надо помыть ноги (и потолок заодно!). А потом оторвать голову. Все равно не нужна. Ууу, как же мне плохо… Я чуть сместил угол взгляда — рядом с эльфом висели чьи-то штаны. Не мои (Мои, слава Валарам, на мне) и не Леголаса. Хмм… Я чуть прищурился, пытаясь сообразить, что за эльф сидит у нас на люстре, и тихо, но протяжно заскулил на одной ноте, сконцентрировав на ней взгляд. Арвен тихо, но душевно пообещала, что если я сейчас же не сниму её отсюда, то она сначала меня попинает, а потом убьет. Или наоборот. Я хрипло ответил: — Убивай… — и словно в ответ на мое малодушие мой взгляд невольно оказался прикован к шкафу. Очень высокому шкафу — роста три моих будет. На самой верхней (о-о-очень узкой) полке безмятежно спал Гимли… Йоуууу… Из одежды на гноме была только борода! Это зрелище будет преследовать меня в кошмарах… Не хочу изучать анатомию пьяного гнома… Что же мы вчера такое отчебучили??? Обрывочные воспоминания ясности не придавали, только мучили. Я судорожно пытался отвести взгляд, но он, словно зачарованный, возвращался к гному. Арвен и так уже на меня начинала как-то недобро коситься. Тогда, во избежание, я чуть отполз к краю стола. Тут мне на глаза попалось зеркало. О, нет! Одна половина лица вся в царапинах и шрамиках, вторая небритая, как после недельного загула, под глазом здоровенный фингал, волосы всклокочены, а само лицо равномерного зеленого цвета… Это я? Думаю, пора меня разжаловать с должности — король не имеет права ходить с таким лицом. Раздался смачный шмяк и гномий мат-перемат заполнил комнату. Мне прямо полегчало — хорошо, когда другому хуже, чем тебе. В дверь легкой походкой вошел опохмелившийся и чувствующий себя молодцом Гендальф (Пендальф, хе-хе, это у него на лбу написано чем-то несмывающимся). В его лукавых глазах я прочел и мысленно подписал себе смертельный приговор. Который раз за утро. — Слезайте со стола осторожно, Ваше Величество, — ехидно предупредил меня маг. Я аристократически шмыгнул распухшим красным носом и уточнил: — Почему? — Здесь стоит медвежий капкан. — Что??!! — Да ты сам его и поставил, а потом «залег в засаду», на стол, где и заснул. Мы с Арвен вчера выпили меньше всех, я помню все, что вы тут вчера вытворяли. Кстати, поймал кого-нибудь? — И ты язвить… — Я, правда, уже ближе к концу подошла, — хриплым голосом сообщила нам «жертва пьяного разгула». Я оценивающе посмотрел на меч. Интересно, я успею сделать себе харакири? Леголас перевернулся на своей газете и вдруг полез куда-то под диван. Когда он выполз из-под софы, у него в руках был чей-то лифчик. — У тебя, однако, очень красивый голос… — глубокомысленно отметил волшебник, присаживаясь на краешек моего стола, — а какое чувство ритма… Уж больно душевно ты вчера на весь дворец матерные частушки голосил… Арвен икнула на своей люстре. — Настолько матерные? — У юных эльфиек ушки в трубочки сворачивались… В прямом смысле. Но лично мне понравилось. Правда, я несколько слов не понял. Слушай, а что значит… — Не надо, — открестился я. «Пендальф» (он, похоже, с утра еще в зеркало не смотрелся) усмехнулся и перевел взгляд на эльфа. — А Леголас подпевал… — И как? Получалось? — забыв про головную боль, жадно поинтересовался я. — А то! Никогда еще не слышал такой музыкальной похабщины. Оказывается, у эльфов на это дело такая фантазия хорошая! Леголас душераздирающе застонал. Гимли, проматерившись, лежал тихо-тихо, как мышонок, я даже забыл про него, погружаясь в тоскливую обреченность собственного грехопадения. Гном простонал тихо: — Где мои штаны? Гендальф, скажи только одно… нет, не говори ничего… Гендальф поднял глаза к люстре, на которой висели штаны — Твои? — Мои… — И как они там оказались? — задал риторический вопрос я, следя, что бы Арвен не грохнулась со своего насеста. Гендальф ухмыльнулся. — А это хоббиты, ты и Леголас из них и люстры тарзанку устроили. Люстра поставила красивую точку в его объяснении, рухнув на руины еще одного стола. Штаны гордо остались реять на крюке. Арвен поймал случайно стоящий под ней Гендальф. Мда… погуляли мы… неслабо… — А где Пиппин? — машинально спросил Леголас — … А когда Фродо отключился, вы стали жарить шашлык… — Бедный Пиппин, — вздохнул гном. — Бедные мы, — содрогнувшись, я придержал совершивший кульбит желудок, пытающийся избавиться от хоббитятины. Похоже, мое лицо скривилось столь выразительно, что Гендальф поспешил отступить подальше от меня. Не дождется, гордо (читай: умирающе) подумал я. Я себя контролирую…