А вы когда-нибудь пробовали нарисовать плющ?

По-разному люди проводят время в первый день лета. Школьники радуются тому, что наконец начались каникулы, студенты отчаянно завидуют школьникам и готовятся к сессии, взрослым людям вообще все равно, отпуск еще не скоро... Хотя, так грубо обобщать, наверное, не стоит, все-таки действительно у всех все по-разному. Я не знаю, как другие люди проводили именно этот день, знаю только, как проводил его Майр. В этом году в Москве первое июня было холодным и пасмурным. Только к вечеру тучи разошлись, и выглянуло солнце, но это было позже. Я же расскажу о том, что происходило часов около шести пополудни. В тихом тенистом дворике, образованном тремя голубыми домами, стоящими в виде буквы «П», на окраине города было тихо. Только деревья тихонько шумели, подтверждая звание района, как самого зеленого, и пахло отцветающей сиренью. Редкие прохожие поглядывали на небо в ожидании дождя и кутались в куртки и плащи. Через дорожку перебежала одинокая облезлая кошка и шмыгнула в подвал. А на четвертом этаже дома, образующего верхнюю перекладинку буквы «П», в небольшой квартире на разложенном кресле-кровати и неубранном мятом темно-синем постельном белье сидел Майр. Скромный и тихий студент первого курса, он всегда был примером для одноклассников и одногруппников. Пусть он и не был отличником, но всегда отличался самым пристойным поведением и безукоризненной вежливостью. А сейчас тихий послушный очкарик сидел в темной комнате и трахался с плющом. Да-да, именно так. Хотя, плющом это нечто назвать было трудно. Но, поразмыслив, Майр обозвал эту тонкую лозу с редкими и мелкими странной непредсказуемой формы листочками с хищными острыми уголочками именно плющом. Почему? Да кто ж его знает. Ботаником Майру никогда не быть. Он и сам понимал, что такого гордого названия этот мутант не достоин, но ему хотелось знать имя того, с чем он вступил в интимную связь, а на вопросы мутант не отвечал. Да, с некоторым опозданием хочу извиниться за грубое слово «трахаться». Дело в том, что выражение «заниматься любовью» сюда не подошло бы ни в коем случае, ведь никакими светлыми и теплыми чувствами тут и не пахло. «Плющ» грубо и бесцеремонно трахал Майра, как хотел, не вдаваясь в объяснения своего поведения, а робкие возражения жертвы были ему до лампочки. Обвивая простой кохиноровский карандаш 3H и руку студента, он тыкался тому везде, куда мог достать, выползая из листка плотной белой бумаги Гознак, лежащего у Майра на коленях. С того же листка на безобразие скорбно взирал тощий и несколько усосанный черно-белый эльф, брезгливо кривя тонкую бровь. И я его прекрасно понимаю. Покрасневший от натуги, пыхтящий и постанывающий Майр, пытающийся отпихнуть настойчиво лезущий ему в ухо отросток мутанта, представлял собой жалкое и малоаппетитное зрелище. Эльф бы давно отвернулся, но задний план с невразумительной ватообразной субстанцией, призванной изображать лес, и еще более невразумительными кривыми башнями наводил тоску на тонкую натуру, любящую эстетику во всем. Так что эльф страдал, прикрывал рот изящной ладошкой и картинно закатывал глаза, но со все возрастающим интересом следил за развитием событий в комнате. «Плющ» уже успел ощупать Майра с ног до головы, залезть в рот, нос и уши, не говоря уж о других отверстиях несчастного тела. Стремительно и непрерывно двигаясь и разрастаясь, он заставлял Майра краснеть и бледнеть, поскуливать от боли и стонать от удовольствия, широко открывать глаза и жмуриться. Никогда Майр не испытывал ничего подобного. Ему хотелось одного: как можно быстрее прекратить эту пытку. Тогда он стал подаваться навстречу мутанту, ускорять движения, его рука судорожно бегала по бумаге, увлекая за собой карандаш. Когда, наконец, по истечении сорока долгих и мучительных минут пришла долгожданная разрядка, он без сил рухнул на мятую постель и прикрыл глаза. Оплетшие, казалось, даже мозг бедного студента хищно-острые лозы отступили, принося невыразимое облегчение. Через пару минут Майр очнулся и приподнялся. Перед ним лежал плотный гознаковский лист со скривившимся от отвращения нарисованным длинноволосым эльфом. Эльф опирался о невысокую каменную стену, оплетенную неумелой пародией на плющ. Каждый мелкий листочек был тщательно прорисован и проштрихован. «Чтоб я еще раз...» - подумал Майр и встряхнул уставшей от долгого рисования рукой. А за окном отцветала сирень, свинцовые тучи расходились, первый лучик солнца осветил тихий тенистый дворик, робко приветствуя первый день лета.