You are my support

Уже надо было вставать, а я вместо этого сидел на кровати и смотрел на спящего Кюхёна. Расслабленное выражение на бледном лице, пухлые губы, бросающиеся в глаза, чуть подрагивающие ресницы — он выглядел мило и беззащитно на моей кровати, укутанный в тёплое одеяло; и сердце болело от одной только мысли, что придётся его отдать… Возникало опрометчивое желание никуда не отпускать Кю, даже не будить, несмотря на то, что следовало бы поторопиться. Но был ряд причин, почему я не мог так поступить, и главной из них было то, что тем самым я подставил бы Шиндона. Он искренне хотел помочь, не выдал меня и Кю, даже прибегнул к обману. Так что сбежать или совершить нечто подобное в данной ситуации приравнивалось к предательству. Кюхён немного поворочался, начиная просыпаться, и открыл глаза. — И давно ты за мной наблюдаешь? — спросил он хриплым голосом, хитро улыбаясь. Не дожидаясь ответа, сильные руки утянули меня в плен тёплого одеяла. — Нам, между прочим, давно пора вставать, — я обнял его в ответ, надеясь, что минуты каким-то образом будут идти дольше, чем обычно. — Но ты же сам меня не будил, — горячо прошептал он в ухо. — Неужели настолько не хочешь идти в этот суд? — Глупый вопрос, тебе не кажется?.. Кю вздохнул. Вместо ответа парень начал жадно меня целовать. Было странно прижиматься к его обнажённому телу в то время, как я был уже одет, пусть и в домашнюю одежду. Я проводил ладонями по его спине, несильно, скорее просто поглаживая мягкую на ощупь кожу. Стало всё равно: опаздываем мы, не опаздываем, собираться не торопясь или впопыхах — чувство ответственности, обязанности явиться вовремя отступили на шаг назад, освобождая и так утихающий разум. В жестокую реальность нас смог вернуть только внезапно раздавшийся телефонный звонок. — Я должен ответить, — я попытался дотянуться до телефона. — Не-а, — Кю не дал мне отстраниться. — Кюхён… ты же понимаешь, что это важно. — Понимаю, прекрасно. Но всё равно нет. Несмотря на свои слова, он отпустил меня, и я смог ответить на настойчиво продолжающийся звонок. — Чонун, это Шиндон. Ты помнишь, что именно я должен привезти в участок Кюхёна? — Конечно. — Я подъеду через час за ним, будьте готовы, хорошо? Не забудь, что сам суд позже, так что тебе лучше будет выехать после нас. — Хорошо. Да, я знаю, хотя чуть было не забыл. Спасибо, что позвонил. — Да не за что. Вы там не переживайте, ладно? У меня предчувствие, а заодно и надежда на лучший исход. — Рад, что ты не теряешь оптимизма. В отличие от меня… До встречи, Шиндон. — До встречи. Я положил трубку и обернулся на Кюхёна. — Нам пора… Кю понимающе кивнул. — Оденься пока, пойдём позавтракаем — успеваем, — с этими словами я вышел из комнаты. Завтрак… неужели следующим утром я буду так же, как и раньше, встречать рассвет в одиночестве?.. Умывшись, разогрев вчерашнюю, не тронутую еду, я сел рядом с пришедшим на кухню Кюхёном. Ели мы в напряжённом молчании, тем не менее сидя очень близко друг к другу. После этого Кю пошёл переодеваться, а так как мне можно было выйти позже, я особо не торопился. Час прошёл очень быстро. Фактически незаметно. Оставались считанные минуты до приезда Шиндона, и мы с Кюхёном стояли в коридоре, смотря друг на друга. Воздух стал каким-то тяжёлым. Кислород как никогда мучительно проходил через органы дыхания, комком застревая в горле. До меня, наконец, доходило, что последует за всем этим, что будет дальше. Всматриваясь в лицо Кю, я понял до конца, что тот не просто идёт на суд, а надолго покидает мою квартиру… и меня… Не будет больше раздаваться его смеха после очередной шуточки, преимущественно надо мной. Некому больше будет встречать меня по вечерам, сидеть со мной на кухне за чашкой кофе. Не придётся больше о нём заботиться, готовить еду ещё на одного. Я не смогу проводить с ним фактически всё свободное время, смотреть вместе фильмы, выбираться куда-нибудь из дома. Мы больше не будем постоянно подкалывать друг друга, обнимать и целовать. Никаких разговоров. Никаких прикосновений. Никаких тёплых взглядов. Ничего. И так на протяжении… нескольких лет? Внутри всё будто рухнуло вниз, а органы сдавило тяжёлыми тисками. Даже дышать… и то было нестерпимо больно. На глаза уже невольно выступали слёзы. Кюхён, заметив это, притянул меня к себе. — Нет… — осознание с каждой секундой становилось только отчётливее. Почему я был так безмятежен? Не хотел верить? Поздно. Теперь слишком поздно. В каком-то отчаянном порыве я смял в руках ворот его рубашки. — Соня, пожалуйста… мне же сейчас ещё больнее, чем тебе. Я отступил от него. Кюхён, обхватив моё лицо ладонями, поцеловал в губы, через пару мгновений отстранившись, сделав шаг назад и оперевшись спиной о стену. парень внимательно смотрел на меня, а в глазах отражалась печаль. Было видно, что ему тоже, как и мне, тяжело давалось дышать: грудь часто вздымалась, лицо было бледнее обычного. Сжав руки в кулаки, Кю откинул голову назад и закрыл глаза. — Я не хочу… По щекам потекли слёзы. Слёзы сожаления, отчаяния… и боли. Кюхён не сдерживал их. В отличие от меня. — Не хочу… Я подошёл ближе, сам с трудом сдерживаясь. Оказавшись вплотную к нему, убрал с лица ладонями холодную влагу. Кю открыл глаза. — Мне страшно, — во взгляде отчётливо читалось только одно: желание остаться. — Я ничего не могу с этим поделать. — Всё закончится хорошо, — прошептал я, обняв его. — Я с тобой. Кюхён прижал меня к себе. Последние слова. Последние объятья. Последний поцелуй. В один момент он оборвал всё это, напоследок просто прикоснувшись губами к моим губам. Пара секунд — он был по ту стороны двери.

PS. Примечание автора: Сначала я настойчиво искала информацию о корейских судах (и о судах вообще), пыталась понять, как они там разговаривают, как проходит процесс, мучилась со всем этим, а потом... Знаете, вот взяла и написала, как я всё это вижу! Прошу не то, чтобы не судить строго, а принять моё повествование таким, какое оно есть)

Я постоял некоторое время перед закрытой дверью и пошёл собираться, стараясь ни о чём не думать. Но стоило мне выйти в гостиную, как мысли сами полезли в голову. Пустая квартира… тишина… синтезатор Кюхёна… Казалось, каждая вещь в комнате была пропитана воспоминаниями. Моё собственное жилище причиняло мне боль… А самым страшным было то, что это было только самое начало. Если мне уже сейчас так плохо, то что будет потом?.. Взяв себя в руки, я направился прочь из дома. Сначала суд, приговор. А переживания пока подождут. Каждый раз, когда я оказывался в зале суда, в основном, что мне доводилось испытывать… это скуку. Изредка в душе мелькали такие чувства, как, например, сострадание, и то только в тех случаях, когда мне было действительно жаль обвиняемого или пострадавших людей. Но проблема в том, что с годами душа не то, чтобы черствела, просто я привык к судебным процессам, больше не испытывая того волнения, сопереживания, даже некоего ужаса или страха, что так часто одолевали мою душу в молодости. И вот теперь, впервые за все годы работы, мне было по-настоящему страшно. Оттого, что в этот раз решалась судьба человека, которого я любил. — Всем встать. Суд идёт. Люди в зале поднялись. Я, до этого смотревший только на немного потерянного Кюхёна, перевёл взгляд на того, кто будет выносить ему приговор. Судья выглядел решительным, что явно никак не утешало. Было зачитано обвинение, согласно которому Кюхён совершал в течение нескольких месяцев в Сеуле кражи со взломом. Далее всё пошло как обычно: рассмотрение дела, предъявление улик, доказательства вины и приговор, который требовал прокурор, которому дали слово. Также было затронуто и убийство администратора в баре Шина Донхи — с Кюхёна сняли все обвинения. — Напомните суду, когда Вы начали расследовать данное дело? — <Число>*, когда были подтверждены улики против Чо Кюхёна, которые доказывали, что он действительно был на месте преступления и, скорее всего, совершил убийство. Других подозреваемых не было найдено. Однако, как выяснилось при разбирательстве дела по кындаль, Чо Кюхён не совершал этого убийства и не имеет к нему никакого отношения, как уже было сказано. — Обвиняемый, — обратился судья к Кю, который поднялся. — Если Вы не совершали убийства, то почему скрывались? — Я прятался не от полиции, а от кындаль, которые собирались меня убить. Записка, найденная на месте преступления, действительно была написана мной, но… её заставили меня написать сами кындаль, потому что им надо было убрать того человека. Меня же они собирались сразу убить, но мне удалось сбежать. — Почему Вы не обратились в полицию? — Мне это показалось опасным. — Ваши слова подтверждают, что Вы являетесь тем самым «Эвилом». Ведь Вы сами только что доказали, записки написаны Вами. — Господин судья, — подал голос прокурор. — Были сняты отпечатки пальцев обвиняемого, когда его привёл в участок детектив Ким Чонун, расследовавший это дело. На всех записках, найденных на местах преступлений, были те же самые отпечатки. Это прямая улика, доказывающая, что вором был именно Чо Кюхён. — Протестую, — адвокат поднялся с места. — А что, если кындаль организовывали эти преступления и так же, как в последний раз, когда было совершено убийство, заставляли Чо Кюхёна писать эти записки? — По-моему, Вы уже сочиняете, — хмыкнул прокурор. В глубине души я был с ним полностью согласен. — Протест отклонён. Я мысленно чертыхнулся, когда увидел, что самодовольный тип, который мечтал выиграть дело, теперь в упор смотрел на меня. — У меня есть несколько вопросов следователю, если позволите, Ваша Честь. — Разрешаю. Я, почуяв неладное, всё же вышел дать показания, уже догадываясь, что собирался спросить прокурор. — Детектив Ким, Вы тщательно изучали и расследовали данное дело… — я в ответ кивнул. — Скажите, почему Вы отклонились от него, начав преследовать группировку «Красный Дракон»? — Я уже называл причину. В то время я подозревал Чо Кюхёна в причастности к кындаль. — Ваши подозрения не оправдались, — попытался задеть он. — А с чего Вы вообще это взяли? Вот, что хотелось бы узнать. — Я ещё тогда приводил доводы, — спокойно ответил я. — Нож, которым был убит администратор бара, принадлежал кындаль, я точно знал это, однажды столкнувшись с людьми из группировки. Это было давно. — Допустим. А можно спросить… у нас же, не то что в стране, в городе несколько группировок?.. — Разумеется. — А тогда как Вы определили, за какой именно из них следует наблюдать, чтобы найти убийцу, точнее Чо Кюхёна, которого тогда в этом подозревали? Вопросы-ловушки. Как это мило. Подействовало бы на новичка или неуверенного в себе человека. Но уж явно не на меня. — Я забыл добавить, что люди, с которыми мне доводилось сталкиваться в моём прошлом, принадлежали к группировке «Красный Дракон», — даже я понимал, как красиво и правдоподобно я сейчас врал. — Их отличительный признак: браслет из белого золота на правой руке с узором из рубинов. В виде дракона. И такой рубин был найден мной на месте преступления. Судите сами: кинжал, принадлежащий кындаль, рубин… неудивительно, что я заподозрил «Красного Дракона». — Ваша Честь, я протестую. По-моему, детектив врёт, только я ещё не понял, зачем. — Протест отклонён. Детектив Ким один из лучших в своём деле, и его доводы небезосновательны. И ему незачем врать, он просто пытался поймать преступника. Я мельком глянул на Кю, который ухмылялся неудаче человека, собиравшимся отправить его в тюрьму и выиграть дело. — Спасибо, детектив Ким, можете занять своё место. Далее прокурор ещё пытался что-то добавить, но судья его вновь остановил, предоставив слово адвокату Кюхёна. Тот попросил вызвать одного из потерпевших в «деле Эвила». Так в зал пригласили Ли Сонмина. Некоторые присутствующие удивлённо ахнули и зашептались между собой, увидев нового, уже ставшего знаменитым певца. Ли Сонмин же, серьёзный, шёл решительным шагом, но при этом каким-то образом умудрялся оставаться до жути милым. Давал показания обратившийся когда-то с этим самым делом ко мне человек своим мягким голосом. И его обвинения… ставили в тупик не только меня, но и, наверно, всех присутствующих. — Мм… в общем, этот человек меня обворовал и ещё оскорбил… — с каждым произнесённым словом парень краснел и смущался всё больше. Я не понимал, что происходит. Его как будто подменили! Голос дрожал, и вообще создавалось впечатление, что Ли Сонмин нёс какую-то чушь. — Но я не хотел бы, чтобы его сажали, — наконец закончил он. Судья пристально смотрел на потерянного сейчас парня. — Господин Ли, Вы говорите правду? — Что? — он будто совсем не ожидал такого вопроса. — Вы говорите правду? — повторил судья. — Нет… — тихо произнёс он спустя несколько секунд молчания. Люди в зале зашумели. — Тишина в суде! Разговоры тут же прекратились. Я с неверием продолжал наблюдать за Сонмином. Да что это с ним? — Господин Ли, расскажите, пожалуйста, как всё на самом деле было. — Хорошо… — парень немного помялся, затем снова начал говорить: — На самом деле мы с Чо Кюхёном знакомы уже давно. И ещё: он не обворовывал меня. Я на всякий случай потрогал челюсть, чтобы проверить, не отпала ли она. Посмотрев на Кю, я увидел секундное замешательство и расширенные глаза. Но вот уже в следующий миг он снова был бесстрастен. Ещё один чудесный актёр, отлично. — Простите? — кажется, сам судья был в шоке от услышанного. — Мы с ним знакомы, и я достаточно давно узнал, что его сестра тяжело больна, и согласился помочь. А потом… ну в общем, Кюхён нанёс мне личное оскорбление. Я сказал ему, где взять деньги, а он решил надо мной подшутить, оставив записку с зайч… не важно. В общем, я решил ему отомстить и подстроил всё так, будто бы он меня обокрал. В зале стало очень тихо. Я кое-как удержался, чтобы не закрыть ладонью лицо. Кто его учил врать? Попрактиковался бы у Хичоля… — Но в записке было сказано, что сумма украдена, — произнёс прокурор, подчеркнув последнее слово. — Я всегда знал, что он не умеет шутить. — Господин судья, это ложь! Видно же, что он врёт! По-вашему, — он обернулся к Сонмину, — все предыдущие ограбления тоже были случайностями? — Кто знает. Но именно моё ограбление было таковым. Я его подставил, понимаете? Предал, сдал, если хотите. Разве Вы ещё не поняли? Я знал обо всём, что делал Кюхён. — И именно это Вы и сможете доказать, так? — Нет… всё на самом деле далеко не так, как Вы думаете. Но для этого Вам необходимо опросить других «потерпевших». Судья немного подумал и согласился на это, потому что ему, как и всем остальным присутствующим, было ни черта не понятно. При этом вынеся Ли Сонмину наказание в качестве штрафа за дачу ложных показаний, ну и, наверно, за обман. Какую-то роль тут играло, что тот был знаменит, потому что, откровенно говоря, отделался он очень легко. Далее выходили один за другим «жертвы Эвила», которые, как оказалось, таковыми и не являлись. То, что происходило дальше, больше походило на… фантастику. Прокурор едва не выходил из себя, судья всё больше хмурился, адвокат спокойно наблюдал за происходящим. Все потерпевшие говорили одно и то же: что они забирают свои заявления на Чо Кюхёна, что украденная сумма на самом деле была пожертвованием на операцию для его сестры, что они за что-то мстили Кю, как и Ли Сонмин, и так далее! Исключения составляли преступники, которых раскрыл Эвил при ограблении с помощью записок (и которые отбывали сейчас срок), и банк, скрывавший информацию об истинном счёте от властей. Представитель же другого, тоже ограбленного банка дал показания, что они проверяли систему защиты, попросив об этом Чо Кюхёна, а затем случайно подумали, что тот действительно их обворовал, но потом их страхи рассеялись, когда украденную сумму вернули почтовым переводом. В общем… все несли какой-то выдуманный бред! А самое удивительное, это по-настоящему видели только три человека: я, сам Кю и почему-то его адвокат. Лицо судьи выражало некоторое сомнение и замешательство, прокурор так и вовсе сидел взлохмаченный и потерянный. Мысленно я отметил, что мир сходил с ума. Всё это длилось очень долго. Я искренне поражался терпеливости судьи. — Вот видите, — подытожил абсолютно спокойный адвокат. — Мой подопечный невиновен. В зале вновь стало шумно. Люди разделились на тех, кто поверил во всю эту чушь, и на тех, кто видел… что всё это чушь. — Тишина в суде! Судья на секунду задумался. — Пригласите для дачи показаний Чо Ару. В зал вошла бледная, но решительная сестра Кюхёна. Перед тем, как стать на своё место, она взглянула на брата. Я буквально видел, как потеплели глаза Кю. Ещё бы. Видеть Ару не на больничной койке — уже само по себе счастье, какой бы сейчас ни была ситуация. — Ваша Честь, я протестую, — вдруг произнёс прокурор. — Она его сестра. Конечно, девушка будет за него заступаться. — Протест отклонён. Слово предоставляется Чо Аре. Стало как-то бесшумно.. и тихий голосок Ары было хорошо слышно с любого места в зале. Она коротко рассказала, как заболела, как её брат ухаживал за ней, потому что, кроме него, у неё никого не было, как тратил все сбережения, оставленные от родителей, на лечение. Добавила, что знала, что Кюхён просил у своих знакомых помощи, тем самым подтверждая слова всех потерпевших, которые до неё выступили в суде, а также, что благодаря всему этому вылечилась. Ара говорила ровно, спокойно, хотя иногда голос немного срывался, и, слушая эту историю из её уст, я ощущал, как больно сжимается сердце. Когда она закончила, адвокат подошёл к судье с карточкой и историей болезни сестры Кю, а я, поозиравшись по сторонам, увидел, что некоторые даже не смогли сдержать слёз. — Спасибо, госпожа Чо, можете быть свободны. Ара покинула зал, напоследок бросив ещё один взгляд на брата. Теперь оставалось только одно, самое страшное: ждать решения суда… Время опять действовало против меня, я просил его идти быстрее, но оно не слушалось. Минуты ожидания одни из самых мучительных в мире минут. В такие моменты хочется только одного: чтобы это прекратилось, чтобы всё, наконец, закончилось. Когда судья собирался зачитать приговор, он вновь выглядел решительным. Я с бешено колотящимся сердцем, эхом отдававшимся в ушах, слушал его решение. — Обвиняемый Чо Кюхён приговаривается к двести сорока часам общественных работ и штрафу в размене <сумма>* вон. Также в отношении Чо Кюхёна была избрана мера пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Удар молотка. Неверие, вперемешку с невероятным облегчением. Мне не надо было смотреть на Кю, чтобы знать, что он сейчас чувствовал. Вот и всё… Конец… _______ * Я решила не использовать точных имён/дат/сумм в своей истории