Ночь Гая Фокса

***       Джон       …Больше двух лет – двадцать пять месяцев, три недели и четыре дня они были практически неразлучны, пока консультирующему детективу не понадобилось уйти. И за всё это время они успели сблизиться, проникнуть, просочиться друг в друга – прогуливаясь по городу, мирно беседуя за вечерним стаканчиком виски, пропуская семейные праздники, чтобы просто остаться дома… забивая порой даже на самые интересные дела или выпрашивая незапланированный отгул на работе – с раннего утра и до позднего вечера они были вдвоём. Они фыркали, бурчали, критиковали и насмехались друг над другом – над походкой, одеждой, внешним видом, манерами, речью, чертами характера… Но всё же, несмотря ни на что, они были достойны друг друга.       Шерлок, по его собственным словам, «выводил Джона в свет», а Джон, выходя в этот свет, в свою очередь с нескрываемым восхищением наблюдал за уверенными, победоносными шагами своего друга. А ещё – он мечтал о нём…       Мечтал с того самого момента, когда увидел его в сверкающей стерильностью лаборатории Бартса – с растрепанными волосами, но гордо выпрямленной спиной, держащего в таких длинных, хирургически-безупречных пальцах тонкую стеклянную пипетку… Стоя перед ним – самым совершенным, самым безукоризненным творением матери-природы, немолодой, списанный по состоянию здоровья капитан Джон Хэмиш Ватсон еле дышал и чувствовал себя таким непрезентабельным, таким невзрачным рядом с этим великолепием, что с трудом мог стоять или двигаться, стесняясь своей старенькой куртки и, наверное, не очень хорошо почищенной утром обуви… Ему тогда пришлось даже несколько раз прочистить горло перед тем, как начать говорить – Джон боялся, что иначе он просто захлебнется от восторга, подавится надсадным кашлем и неровным пульсом. Он был абсолютно уверен, что ему вот-вот понадобится реанимация. А может быть, неврология… или тому подобные отделения.       Это восхищение, игнорируя всякую мыслимую логику, достигало своего апогея именно тогда, когда Шерлок, видя рядом с Джоном очередную женщину, с точностью до микрон угадывал перемены в настроении соседа и с такой же точностью реагировал на них. Чёртов Холмс умел делать это просто филигранно – бросать в людей насмешки своим стервозным голосом, порой доводя их чуть ли не до истерики. И в разговоре с Ватсоном эта его манера ничуточки не менялась – даже когда Шерлок, внявший мольбам своего ошалевшего от воздержания и вожделения друга, молчал, разглядывая новую пассию Джона, его светлые хищные глаза сужались, втыкаясь в доктора чёрными иглами зрачков, так напоминавшими прищур гепарда – хищной кошки саванн – в момент подготовки к атаке.       В любое время суток и в любой одежде Шерлок был просто неотразим. Высокий, элегантный, грациозный и подтянутый, с пугающей, но одновременно притягивающей взгляд дьявольской искоркой. Уверенно держащийся, говорящий на равных с высокими полицейскими чинами, банкирами и сенаторами, он словно бросал вызов каждому, кто хоть с каплей сомнения взглянул в его сторону… и, к тайной радости Джона, он не смог устоять перед ним, как, наверное, не мог устоять перед невозможным искушением беззаветно влюбленный рыцарь Средневековья, в самозабвении кидающийся на арену за упавшей перчаткой…       Но Джон не только любовался Шерлоком – день за днём он оберегал его, отвлекая на себя внимание, когда его сосед начинал чересчур уж дерзко отвечать сильным мира сего, показывая им, что вызов принят… А потом с затаенным злорадством наблюдал за их краснеющими от гнева лицами и по пути домой улыбался себе, глядя в зеркало заднего вида.       И вот однажды… всё это закончилось.       Джон искренне старался, но так и не смог перебороть себя, разрушить барьер стыда и обиды. Стыда за свой сладкий самообман. Обиды за нелепое стечение обстоятельств. Нелепое, потому что даже ежу понятно – только последний идиот способен влюбиться в Шерлока Холмса! Которому всё, что не касается его супруги-работы, абсолютно неважно.       А ещё Джон Ватсон был крайне, чертовски, дьявольски зол. И детали не имели значения. Он был зол. Причём как на себя, так и на Шерлока. Но на Шерлока, конечно, прежде всего…       …он помнил, что его кто-то довольно сильно толкнул в плечо, но укола уже почти не почувствовал.

***

      Шерлок       Пакет с рыбными палочками падает на ковёр – Шерлоку больше не до еды…       Решительный взмах руки, затянутой в кожаную перчатку – и Suzuki DRZ, яростно взвизгнув напоследок шинами, повинуется его повелению и воле и неподвижно застывает перед ним.       …Обалденно красивое, необъятное звездное небо над головой, идеально черная глубина, не подсвеченная огнями города. Чуть-чуть заснеженные улицы, вдоль и поперек разрезанные аспидно-серыми полосами дороги. Безумное количество машин, толпы людей и гудение моторов. Сегодня Лондон празднует Ночь Гая Фокса. Рёв двигателя такой мощный, что Шерлок чувствует, как земля начинает дрожать под ногами прохожих, мимо которых проносится его мотоцикл… скорее, скорее!.. и эта дрожь передаётся всему его телу – от ступней и кончиков пальцев ног до груди, до горла, где она ещё более усиливается учащенным биением сердца.       В спину летят громкие крики, когда обгоняемые им машины шарахаются к краям полосы. Внутренний компьютер сообщает, что поворот налево чист, и Шерлок ныряет туда – прямо под запрещающий сигнал светофора. Колесо попадает в узкую полосу пролитого машинного масла, мотоцикл «ведёт», но детектив, вовремя успевший заметить опасность, подкручивает ручку газа и восстанавливает баланс. Впереди ярким пламенем вспыхивает светоотражающая полоса поворота, нервы сжаты в кулак: не потерять ни одного лишнего мгновения – успеть, не позволить, не допустить!       Он не садился за руль уже много лет… Воистину эта безумная гонка – есть гонка на выживание, но сейчас страх проигрыша несравнимо сильнее, чем счастье победившего, взявшего главный приз Формулы-I. Здесь, так же как и там, реакция и четкость действий играют решающую роль. В уголках глаз мелькают расплывчатые из-за скорости силуэты фонарных столбов, поперёк дороги с обеих сторон падают стремительные полосы света и кажется, что все, кто делит с ним этот асфальт, просто вросли в него… Визг резины, скрежет тормозных колодок и рёв моторов перемешиваются с криками возмущенных подобным бесчинством водителей и вспыхивающими за его спиной аварийными сигналами. Воздух, пропахший жженой резиной и сцеплением, сотрясается от ужаса – что будет, если он не успеет?!       «Известно, что с увеличением скорости движения угол обзора значительно сужается…» Адреналин буквально хлещет в его мозг, застилая всё перед глазами. Стрелка спидометра пересекает отметку с цифрой «100», но неуклонно продолжает ползти вперёд…       Автомобиль выныривает из ниоткуда. Шерлок рвёт руль, уходя от столкновения на встречку, но оттуда внезапно бьёт сноп ослепительного света – многотонная фура преграждает мотоциклисту путь, лишая спасительной возможности перестроиться в её полосу. И последнее, что мелькает перед ним – массивный железный швеллер, как раз на высоте переднего обода. А ещё – лицо Джона…       Он пересёк свой финиш.       Через 0,025 секунды после удара сминается и уходит под раму переднее колесо. Сила, в десятки раз превышающая вес мотоцикла, останавливает его полёт, тогда как детектив, не пристегнутый ремнем безопасности ввиду его принципиального отсутствия, продолжает двигаться со скоростью более сотни миль в час…       Через 0,040 секунды после удара, несмотря на упор рук, судорожно сжавшихся на руле, он соскальзывает с сидения и стремительно подается вперед, сводя на нет расстояние до…       Через 0,045 секунды после удара грудная клетка Шерлока Холмса с хрустом впечатывается в руль…       Через 0,050 секунды после удара мотоцикл, повинуясь третьему закону Ньютона, начинает двигаться в обратную сторону…       Через 0,060 секунды после удара его заднее колесо тоже отрывается от земли, и на железо и человека начинают действовать другие законы – сила тяжести, гравитация планеты…       Через 0,070 секунды после удара железо, высекающее искры, ползёт по асфальту, страшным скрежетом заглушая последний крик…       Через 0,090 секунды после удара человек, весящий намного меньше опередившей его машины, тоже достигает земли…       Через 0,100 секунды после удара обледеневшее покрытие дороги встречает черный термопластик шлема, но, в отличие от черепа, шейные позвонки водителя ничем не защищены. Второй хрустящий звук, заглушенный плотным воротником пальто, почти совсем не слышен…       Через 0,110 секунды после удара тело, получившее травмы, несовместимые с жизнью, откатывается в сторону. Из-под нелепо вывернувшейся руки неровной уродливой кляксой расползается чернильно-чёрная лужа…       Через 0,115 секунды после удара слышится тихий звон и сухие щелчки – на сбившийся на сторону сине-бурый шарф и окровавленный асфальт падают сверху осколки стекла и обломки железа…       Через 0,200 секунды после удара раздается резкий хлопок, и место столкновения окутывает облако сизого дыма, напоследок выплюнутое погнутой выхлопной трубой…       Через 0,300 секунды после удара наступает полная тишина.       Шерлок судорожно вздохнул – почти всхлипнул, и стёр рукавом бегущие по щекам слёзы. Потом решительно повернул ключ зажигания и надавил на кнопку стартера, сдвигая ногой рычаг управления сцеплением. Включил передачу и занес правую руку над акселератором. Мотоцикл мягко заурчал и плавно тронулся с места…

***

      …Подъезжая к Brockwell Park, детектив продолжал смаргивать горько-соленую влагу, невидимую за тонированным стеклом. Он знал, что успеет, что обязан успеть, чтобы мог жить – пусть и не с ним – тот невысокий светловолосый человек, с которым он так жестоко обошёлся два года назад… Даже если бы в этот момент перед ним появился сам Дьявол и предложил консультирующему детективу сделку – отдать свою жизнь и душу за то, чтобы Джон Хэмиш Ватсон был спасён, Шерлок не только с радостью согласился бы на это, но и посчитал, что облапошил того бедолагу…       …Бензин, сгорающий в костре Гая Фокса, яростно, досадно шипел и плевался искрами в бестолково орущих людей, пока Шерлок, уже не скрывающий слёз, бегущих по его щекам, смотрел в глаза одного-единственного человека – невзрачного, помятого, в грязной продымленной куртке – человека, который, стоя в лаборатории госпиталя Святого Варфоломея, когда-то впервые улыбнулся ему…       Осторожно поддерживая под затылок всклокоченную седоватую голову, Шерлок почему-то внезапно и совсем не к месту подумал, насколько же чудесным, оказывается, был для него тот далёкий день… Но эта мысль была прервана донесшимся снизу слабым стоном.       – Джон, Джон… Эй, Джон… – задыхаясь от облегчения, шептал детектив бывшему военному доктору, успокаивая то ли его, что ли себя… В какой-то момент ему вдруг показалось, что друг не узнал его, но тот тут же развеял все сомнения, встретившись взглядом с широко раскрытыми глазами, словно выкрикивающими его имя. И тогда, не удержавшись и не обращая ровно никакого внимания ни на всё прибывающую толпу, ни на тянущую его за рукав незнакомую, чужую женщину, Шерлок Холмс обхватил обмякшее, тёплое и такое родное тело и крепко, но бережно прижал его к себе. Мелко трясущиеся пальцы скомкали, стянули вниз тонкую шерсть, и мягкие губы коснулись обнажившейся шеи, согревая её влажным дыханием… Джон. Он простил…       И тогда Шерлок, наконец-то, смог закончить прерванную мысль, приходя к логически обоснованному выводу. За один-единственный миг он понял всё; он понял и с потрясшей его отчетливостью осознал, что именно ради этого момента он выжил… Выжил в той далекой стране и в этой ужасной аварии. Он чудом спасся – и только лишь ради того, чтобы ощутить на своей ледяной коже эту улыбку. Он остался в живых исключительно ради нескольких тех мгновений, которые есть у них, пока вздрагивающих плеч Джона не коснутся холёные женские руки…       Ради этих нескольких секунд бесценной, исключительной, абсолютной свободы.