Сказка о богатыре Клавдии и Кощее Бессмертном

В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жил да был богатырь Клавдий. Служил он у царя Руфима простым ратником. В дозоры ходил, в карауле стоял, нечисть всякую в лесах гонял. Силушкой и разумом не обижен, внешностью не обделён. Ростом повыше среднего, волосы как пшеница спелая, глаза синие, будто в поле васильки, губы алые, как клубничка зрелая. Плечи широкие, руки сильные. Девушки на него так и заглядываются, и не только ровня, но и повыше положением. Как-то раз позвал его к себе царь, поговорить один на один. - Есть у меня для тебя, богатырь, дело важное. Должен ты дочерей моих, Таисью и Анисью спасти, от Кощея Бессмертного избавить. У Клавдия от слов таких волосы дыбом встали. Наслышан он о Кощее был. - А п-почему я? – зазаикался молодец. Вздохнул царь. - Ты доченек моих видал. С характером девицы. Скольким женихам уж отказали, а ты обеим им глянулся непонятно почему. Так недавно и заявили мне. Хорошо не обе вместе, а по отдельности. Спасёшь царевен от колдуна страшного – быть тебе моим зятем. Любую в жёны бери, а хочешь – так и обеих. - Не пойму я, ваше царское величество, каким боком Кощей здесь, - говорит богатырь. - Залетел вчера в покои мои ворон чёрный, записку бросил прямо на стол посередь блюд. А в записке той Бессмертный велел мне дочерей и приданое приготовить к первому числу следующего месяца. Заберёт он их к себе в жёны и погубит девиц, душеньки голубиные. Призадумался Клавдий. Дочки царские красавицы были. Младшая - темноволосая да темноглазая, талия тонкая, округлости исправные, особенно спереди, шустрая и на язык бойкая. Старшая – потоньше немного, объёмами поменьше, волосы цвета мёда гречишного, а глаза зелёные, как трава молодая. А шустростью и бойкостью сестре не уступала. Хороши обе царевны, да и зятем царским лестно стать. Только Кощея боязно. - Как же я справлюсь с Бессмертным? – спрашивает богатырь. – Он ведь могущественный колдун, а я обычный человек. - Надо смерть его отыскать. Знаешь ведь, поди, как она выглядит? – отвечает царь. – Времени у нас ещё неделя есть. Поезжай завтра прямо с утра. - Знать то знаю, - говорит Клавдий, - игла, яйцо и прочее. Только вот где искать, не ведаю. - И я не ведаю. У людей надо спросить. Сговорились всё-таки Руфим с Клавдием, да только Кощей тоже не дурак был. Утром другого дня затряслись ворота царские от ударов могучих, распахнулись, влетел во двор всадник на жеребце вороном, в доспехах чёрных, шипастых. Полетел по дворцу шёпоток тревожный: «Кощей Бессмертный приехал». Загудел терем царский, будто улей. Быстренько все собрались, нарядились, в тронный зал заявились, незваного гостя принимать. А он уже там, дожидается. Клавдий у царского трона стоит, на Кощея во все глаза смотрит. Ожидал он увидеть старца согбенного, колдуна страшного, а стоял перед ним мужчина статный, высокий. Снял Бессмертный шлем чёрный и рассыпались волосы до колен серебром живым. Взглянул молодец в лицо Кощеево, и поразила его красота мужская, невиданная. А колдун обвёл всех зелёным взглядом кошачьим, губами шевельнул и прокатился по залу голос глубокий, бархатный. - Ты, царь, знаешь, за чем я пришёл. Собирай дочерей своих, забираю я их девяносто девятой и сотой жёнами, для ровного счёту. - Так… ведь… до первого числа… неделя ещё, - лепечет Руфим. - А я передумал, не хочу больше ждать. - Так… приданое ещё не собрано. - А ты поторопись. - Так… у них… жених есть. - Это кто? Вот этот, что ли? Оглядел Кощей Клавдия взглядом жгучим, рот в улыбке презрительной искривил. А тот от колдуна глаз оторвать не может. Взгляд этот в самую душу ему заглянул, нутро зажёг. Так бы и погладил богатырь волосы серебряные, поцеловал бы губы вишнёвые и предался бы ласкам горячим. А Бессмертный словно мысли его прочитал. - Что, молодец, понравился я тебе? Тот губы сухие облизывает, головой мотает. Сделал Кощей пару шагов к Клавдию и сказал: - А смотришь на меня так, будто средь жён моих место занять хочешь. И ухмыляется нахально. Покраснел богатырь, а что ответить – не знает. Язык у него онемел, в голове пусто, только звон в ушах стоит. - Ладно, - говорит колдун. – Давай сразимся. Если ты меня хоть раз заденешь, отступлюсь я от царевен, тебе их оставлю. А если нет… Вместо них ко мне пойдёшь. Люблю таких строптивых, с ними в постели всегда слаще. Засмеялся Кощей, а от смеха его птицы на землю попадали, листья с деревьев облетели, и терем царский покосился немного. - Даю три дня тебе на подготовку. Буду ждать рано утром в чистом поле, что в часе езды отсюда на закат. Посмотрел Бессмертный на Клавдия глазами зелёными, языком по губе верхней провёл медленно. А того в жар так и бросило. Ноги ослабели, руки затряслись. Кое-как с собой справился молодец и сумел ответить. - Буду я через три дня в месте означенном вовремя. Кивнул Кощей и вышел из зала тронного. Хлопнули ворота, заржал конь колдовской и умчался, унося всадника своего. А до богатыря вдруг дошло, на что он подписался. Схватился Клавдий за голову, что делать теперь – не знает, а у самого перед глазами так и стоят очи колдовские зелёные, ресницами чёрными осенённые. И почувствовал молодец, что готов на всё, лишь бы глянули они на него ласково. И готовность эта с каждым мигом увеличивается и крепнет. «Это что же получается, что запал я на колдуна этого, что он мне до ТАКОЙ степени понравился!? Быть того не может! Мне всегда девицы любы были, а тут… Не верю!» Да только верь – не верь, а тело не обманешь. Ты разумом не желаешь, а оно с другим телом дружить хочет. Хочет оказаться в объятиях Кощеевых, изведать ласки доселе неведомые. Выскочил богатырь на двор и к колодцу. Скинул рубаху, водой холодной облился – вроде полегчало. Только глядь, стоит на крылечке царевна Анисья, не таясь его разглядывает, чуть-чуть не облизывается. Неуютно стало как-то молодцу, накинул он рубашку на мокрое тело, облепила она его, и стал парень ещё завлекательнее. Взглянул Клавдий, а царевна идёт к нему. Плавно идёт, как лебедица плывёт, прелестями своими покачивает. Подошла девица к молодцу, да и спрашивает его прямо в лоб: - Скажи, богатырь, люба ли я тебе? Тот аж дар речи потерял, не знает, что и ответить. Особе царской крови «нет» не скажешь, а «да» честность молвить не позволяет. Пробормотал парень: - Угу. - Возьмёшь ли замуж меня? – не отстаёт настырная Анисья. - Угу. - Победишь ли Кощея зловредного? - Угу. По инерции богатырь это ляпнул, но потом спохватился. - Как же я Бессмертного одолею, ваше царское высочество? Смерть его искать нет уж времени, а в честном бою супротив колдуна мне не выстоять. А Анисья около парня вертится, достоинства свои, спереди и сзади, показывает, его самого разглядывает. Теребит косу за кончик, глаза зелёные то в землю опустит, то на парня поднимет. А ему другие очи вспоминаются, что давеча на него в упор глядели. - А ты постарайся, ведь иначе Кощей меня к себе заберёт, сотой женой. А я желаю быть единственной, чтоб супруг весь мой был. Посмотрел Клавдий на царевну и почувствовал, что пора ему бежать от взглядов жарких. Кинуло его от них в дрожь, но не в такую совсем, как от Кощеевых глаз, а в другую. Неприятную. Словно разденет Анисья его прямо сейчас и завалит посередь двора белым днём. Передёрнуло парня. «Уж лучше он». Мелькнула в голове мысль коварная, и задрожали опять у парня руки. - Простите, ваше царское высочество, служба. Поклонился богатырь и пошёл своей дорогой. А на дороге этой его другая царевна перехватила, поперёк пути встала, руки на груди объёмистой сложила, те же вопросы ему задаёт, а сама так и ест его глазами. Еле-еле он от Таисьи отделался и в казарме укрылся. А там уж все знают о его поединке предстоящем, и зашёл разговор среди ратников о Кощее. Вспоминают, кто что слышал, на Клавдия с жалостью смотрят. Нечем его утешить. - Слыхал я, что великий он колдун, умный, коварный, безжалостный. Кровь людская ему, что водица. В обращенье с мечом равных нет ему, шары огненные кидает, летать может, - сказал один. - Вся нечисть лесная, водяная и прочая ему подвластна. Любой приказ его тут же исполняют, - поведал другой. - А моя бабка от своей слыхала и мне рассказывала, что стоит у него в замке, в подземелье глубоком, гроб волшебный, из прозрачно-зелёного камня целиком вырублен. Поспит он в нём ночь – помолодеет на год, поспит две – на два года. Раны никакие ему не страшны, всё у него вмиг зарастает. А из жён своих он кровь пьёт, - бает третий. Слушал, слушал это Клавдий, да и уснул под трёп солдатский. И приснился ему сон странный. Будто стоит он перед замком чёрным в белом платье подвенечном, жемчугами и брильянтами изукрашенном. Фата прозрачная лицо закрывает, в руках букет свадебный. Подхватил его тут кто-то на руки, сильные и нежные, в замок внёс, фату откинул и целует страстно. А молодец ему отвечает, этого кого-то обнимает. - Будешь моей любимой женой, - урчит голос бархатный. - А мы? – послышались вдруг голосишки писклявые. Обернулся Клавдий и увидел царевен, Таисью да Анисью. Стоят они в белых платьях за порогом замковым, вперёд шагнуть не решаются. - А вы в лесу себе женихов найдёте, - тот же голос ответил. И так богатырю радостно от этого ответа, что прижимается он к обладателю голоса бархатного и целует крепко губы желанные. Сладкие сны всегда обрываются на самом интересном месте. Проснулся тут Клавдий, чует, что подушку мусолит и лежать ему как-то неудобственно. Глядь, а у него стояк нехилый. Выбрался он из постели потихоньку, чтоб не разбудить товарищей, и в укромное место отправился, с проблемой справляться. Справляется, а перед глазами Кощей стоит. «Интересно, а какой он без доспехов своих устрашающих? Красивый наверное. Вот бы увидать». Думает так молодец, а фантазия-то у него всё разыгрывается. Очнулся он, когда кончил. «Стыд-то какой, о враге своём думал, а как хорошо было». Снова в жар его кинуло, и рванул он опять к колодцу, водой холодной облился. А там уж и утро поспело. Два дня богатырь с мечом упражнялся, советы да наставления слушал, а на третий день пошёл к волхву, на судьбу погадать. Жил тот в пещере, что в холме была. Холм тот в роще дубовой, а роща в лесу берёзовом, в самой середине. Ну а сам лес недалече от дворца был. Звали волхва того Харитон. Говорили про него, что порой он с головой и не дружит, но гадание его всегда верное. Пришёл Клавдий к холму заветному, а чародей уж на пороге стоит, его дожидается, одежды его белые от ветра развеваются. Рассказал богатырь волхву о проблеме своей, а тот тряхнул волосами тёмными, в хвост собранными, сверкнул глазами, захихикал. - Узнаем мы сейчас судьбу твою, - сказал Харитон. – Четыре стихии спросим. Они и поведают. Взял он три пера: чёрное, рыжее и белое, косточку острую, волчью. Косточкой Клавдия в палец до крови уколол. Подбросил волхв затем в воздух перья и кость. Упала кость на землю, поверх неё белое перо легло, другие два в сторону отнесло. Хмыкнул чародей, другое гадание ладит. Подошёл он к дубу старому, на нижнюю ветку подвесил иглу золотую заговорённую на нитке шёлковой. Под веткой положил кость волчью, а вокруг неё три пера разноцветных и велел богатырю смотреть на иглу пристально. Сел молодец на землю, смотрит. Закачалась иголочка от белого пера к косточке и обратно, а в другую сторону даже и не дёрнулась. Опять хмыкнул волхв и повёл Клавдия к чаше с водой родниковой. Разложил Харитон перья по краям чаши, парню велел кость в руке зажать и руку в воду опустить. Так и сделал тот. Всколыхнула волна малая воду в чаше, смыла перо белое, и подплыло оно к руке молодца. А другие перья даже с места не тронулись. - Что твоё гадание обещает мне? – спросил богатырь. - Погоди, посмотрим ещё, что огонь скажет, - ответил чародей. Взял он две чурочки деревянные, в одну воткнул перо белое, к другой несколько волосков Клавдия привязал. Поставил чурки друг против друга, подкинул к ним угольков тлеющих из огня жертвенного. Охватило пламя деревяшки, волоски немного опалило, перо не тронуло. Смотрит парень на волхва, объяснений ждёт. - Если выйдешь ты на бой с Кощеем, жизнь твоя круто изменится. Убить он тебя не убьёт, так, слегка покоцает, хи-хи-хи. Одолеет он тебя и придётся уйти тебе с ним в его царство. А в царевнах же нет твоей судьбы, - сказал чародей. - Не могу я от боя отказаться, мне моя честь дорога, - проговорил богатырь. – Сражусь, а там уж что будет. - Ты не бойся его, - советует ему Харитон. – Не такой уж он и страшный, как описывают. Просто… своеобразный. Хи-хи. - Откуда ты знаешь? - Мне ли не знать, ведь он мой… Захлопнул тут рот волхв и руками замахал, иди, дескать, иди. Вернулся Клавдий во дворец, в баньке попарился, одежду чистую приготовил и спать лёг. На другой день утром ранним вышли друзья проводить его на неравный бой. Попрощался он с ними, поклонился и уехал. Прискакал богатырь в чистое поле, а Кощей его уже дожидается и без доспехов даже. Стоит Бессмертный весь в коже чёрной, костюмчик его облегает, вся фигура словно напоказ. Руки на груди сложил, волосы серебряные ветерок утренний развевает. А тут его ещё и солнышком так осветило, что век бы любовался им Клавдий, не сходя с места. Знает ведь, злодей, как встать. - Заждался я тебя, поединщик, - сказал Кощей, а сам даже головы не повернул. Растерялся богатырь, еле языком ворочает. - Так я… это… вовремя вроде. Развернулся тут колдун лицом к нему, сверкнули глаза зелёные, меч в его руке левой словно из воздуха появился. Улыбнулся Бессмертный. - Что, молодец, не ожидал такого? Молчит Клавдий. А что тут скажешь, и впрямь не ожидал. Взметнулись мечи в воздух и начался в чистом поле, на ровном месте неравный бой. Да только богатырь по-настоящему старался, а Кощей так, отмахивался. Меч у Бессмертного длинный, узкий, а у Клавдия широкий и покороче. Пока парень размахивается, колдун его плашмя да слегка то по спине, то по попе шлёпнет. Не один бы раз мог проткнуть противника, да не делает этого. Играет, будто кот с мышью. А богатырю непривычно с левшой биться. Сердится Клавдий, а Кощей улыбается. - Почему по- настоящему не дерёшься, злодей? – рычит молодец. - Если я по-настоящему сражаться начну, у тебя мигом голова с плеч слетит, - отвечает колдун спокойно. - Не слетит. - Ну, коли так. Не успел Клавдий и глазом моргнуть, как клинок чародейский ему в грудь упёрся. - Ну, что, богатырь, скажешь теперь. - Коли начал дело, так доделывай. Втыкай меч свой да поглубже, чтоб на раз. - Я бы лучше в тебя другое что воткнул. Засвистел клинок в воздухе и не успел парень и оглянуться, как вся одежда с него клочками ссыпалась. Побледнел он, покраснел, меч уронил от неожиданности, руками хозяйство прикрыл. - Что же ты там прячешь? – усмехнулся Кощей и подошёл к богатырю поближе. – Может, покажешь? А того стыд ест за вожделение несвоевременное. Взметнулись тут пряди серебряные, оплели руки-ноги молодцу, словно змеи. Руки в стороны раздёрнули, ноги вместе держат. Оглядел Бессмертный Клавдия сверху донизу, заценил по всем статьям, опять губу верхнюю облизнул. А у парня горло перехватило, ни одного слова вымолвить не может, только смотрит на колдуна снизу вверх, в зелени глаз кошачьих тонет. - Не сумел ты меня задеть ни разу, так что выполняй уговор. Склонился Кощей, богатыря рукой в перчатке чёрной за подбородок приподнял, в глаза синие посмотрел пристально и поцеловал вдруг его, да так, что у молодца ноги подогнулись, едва не упал. Подхватил парня колдун другой рукой, прижал к себе, поцелуй углубил. И почуял Клавдий, как заскользила рука эта по его спине вниз, к половинкам упругим, в ложбинку заветную. И не в холодной чёрной коже она, а живая, тёплая. Оторвался Кощей от губ парня и дышит в ухо ему жарко, словами обжигает. - Хочу тебя, прямо сейчас. Испугался поначалу молодец слов таких, но как прошлись по его телу губы горячие, пробежались руки умелые, загорелось оно жаждой соития и не абы с кем, а только с ним. - И я хочу, - прошептал богатырь. – Хочу твоим быть. - Так значит продолжать мне? – спросил Кощей, а сам уже достоинство восставшее Клавдиево ласкает. - Продолжа-ай, - простонал молодец. – Не останавливайся. Да-а! Пропало соображение у парня всякое. Одни чувства остались. Захлестнуло его волной ощущений доселе не испытанных. А Кощеевы пальчики ловкие по всему телу Клавдия пробегают, молодое распаляют. Выгибается он под руками умелыми, сам уже к Бессмертному прижимается. Ну, колдун это дело затягивать не стал, быстро молодца уложил и стали они одним целым. Три раза. Очнулся Клавдий от марафона сексуального, когда солнце уж к закату склоняться начало. Видит, лежит он на пригорочке, одежда на нём вся в целости, меч рядышком, в сохранности, под ним плащ чёрный, кожаный. Около него торбочка стоит. Заглянул в неё богатырь, а там хлеба каравай, окорок свиной да фляга с водой. Подкрепился молодец, встал во весь рост, оглянулся. Видит, сидит Кощей недалече, на закат смотрит. - Проснулся, Клавдий? И как оно тебе? – спрашивает он, не оборачиваясь. - Что как? – не понял богатырь. - Женой моей быть? - Как женой? - Ну а чем мы, по-твоему, совсем недавно занимались? Забыл уговор наш? Со мной теперь жить будешь, со мной спать. Вспомнил тут молодец всё-всё-всё. Всё, что между ними было, и как хорошо ему было. Так хорошо, что наверно вся живность в округе разбежалась. Возмутился, однако. - Так ведь я не девица! - А я по мальчикам. Растерялся Клавдий. - А зачем же ты сказал во дворце тогда, что хочешь царевен девяносто девятой и сотой жёнами сделать? - А ты подумай, может догадаешься. Мы теперь с тобой на всю жизнь соединены и о том кольца наши свидетельствуют. Повернулся Кощей и руку правую богатырю показывает. А на ней, на пальце безымянном, золотое кольцо блестит с сапфиром, синим, как глаза Клавдия. Посмотрел молодец на свою руку и застыл от удивления. И у него кольцо есть. С изумрудом. Зелёным, как очи Кощеевы. А колдун тем временем как свистнул, аж деревья согнулись. Вылетел незнамо откуда конь вороной, встал перед хозяином, как вкопанный. Вскочил Бессмертный в седло, одной левой молодца подхватил, перед собой усадил. Рванул жеребец с места, только замелькало всё вокруг. Вцепился богатырь в седло, чтоб не упасть, да колдун его крепко держит, к себе прижимает. - Скажи, Кощей, а почему одежда моя в целости пребывает? Ведь ты же её того… - А ты что, хочешь нагишом путешествовать? Ну, если желание твоё такое, могу устроить. Только не жалуйся потом на остановки незапланированные. - Да нет, одетым оно как-то сподручнее. А почему ты меч не забрал? - А зачем? У тебя теперь и мысли такой не возникнет, на меня его поднять. Прислушался к себе Клавдий. И правда, нет таких мыслей. Другие есть, от которых другое и поднимается. - А почему у тебя глаза такие? - Для загадочности. И тебе могу устроить. Нагнулся Кощей и куснул за ушко его ласково. Засмущался парень и не стал ничего больше спрашивать. Скакали они час, скакали другой. Смеркаться начало и остановились колдун и богатырь на полянке передохнуть, ночь переночевать. Кощей легко спрыгнул, а Клавдий еле сполз, и зашатало его. Чуть не упал. Спрашивает его Бессмертный: - Что с тобой? А парень и говорить не может. Обернулся тут конь к хозяину и молвил: - Укачало его, видать. Не езживал он на таких, как я, а царские клячи не мне чета. И смотрит горделиво. Вздрогнул Клавдий всем телом и в кустики рванул. Проводил его взглядом жеребец и проговорил: - Эх, хозяин, слабосильный тебе партнёр достался. - Ничего, привыкнет, - ответил Кощей. Пока молодец в кустах сидел, колдун огонь развёл, воду вскипятил, травяной чай заварил. Выполз парень на поляну, Кощей его отваром напоил, спать уложил, плащом своим укрыл. Хотел богатырь спросить: «А ты чего не ложишься?», да язык у него заплёлся от усталости и уснул он крепким сном ни о чём не думая. Ранним утром проснулся молодец. Солнышко только подниматься ещё начало. Воздух прохладный, а ему не холодно. Поначалу спросонья не понял парень, почему это он в лесу спит, и кто это его облапил. Повернул Клавдий голову, а это Кощей к нему прижимается, от него тепло идёт. Вспомнил тут всё богатырь и сразу ему не то, что тепло, жарко стало. Слышит он дыхание ровное, замечает, как подрагивают чуть ресницы чёрные и сам себе удивляется. Вроде бы нечисть около лежит, а как хорошо рядом с ним. Загляделся молодец на колдуна и ощутил в себе чувства незнакомые. Захотелось ему с Кощеем всю жизнь прожить, одного его любить. Смутился Клавдий. Ни одна девица таких чувств не вызывала. «Неужели я тоже по мальчикам?» Подумал так парень и все его мысли вразброд пошли. А Кощей проговорил вдруг, глаз не открывая: - Любуешься? Ну, есть чем. Богатырь аж воздухом поперхнулся. Вот ведь злодей, и не спал он вовсе! А Бессмертный ухмыляется, сквозь ресницы длинные смотрят на Клавдия глаза зелёные. - Погоди уж до вечера, ненаглядный мой. В спальне у меня кровать широкая, удобная. Это тебе не на земле голой. Покажусь я тогда для тебя во всей красе. Округлились глаза синие. - Это что же, вчера не вся краса была? Засмеялся Кощей. - Что ты! То, что вчера – это так, для затравки. Вот приедем домой, оторвёмся по-настоящему. Молодец воздух хватает, а колдун продолжает: - А ещё тебе с моими родными познакомиться надо, они ведь теперь и твоей семьёй будут. Удивился Клавдий. - У тебя и семья есть? – спросил он. А Бессмертный из плаща выбрался, потянулся сладко, на богатыря оглянулся. - Конечно есть. Я ведь не безродный. Мать и отец, и даже бабушка. Поднялся и парень. Собрались они и поехали дальше, к замку Кощееву. К полудню добрались до места. Соскочил колдун с коня, слегка позеленевшего молодца снял. Замок у Кощея не хуже царского. А как иначе, ведь он тоже царь, только над нечистью. Распахнулись перед Бессмертным ворота замковые сами собой, признали хозяина. Встретила их женщина. Высокая, стройная, волосы каштановые в высокий хвост собраны, хвост в косу заплетён, жемчужной ниткой перевитую. - Здравствуй, мама, - сказал Кощей и обнял женщину. - Здравствуй, сынок, - ответила та и на молодца посмотрела. – Представь мне друга своего. - Познакомься, мама. Это наречённый мой, Клавдий. Прошу, прими его как сына ещё одного, потому что дорог он мне. - А достоин ли он твоим быть? - Достоин. Повернулся Бессмертный к молодцу и сказал: - Это мама моя, Лукерия. Прошу любить и уважать её, как родную мать. Затуманились тут глаза синие. - Один я на белом свете. Коли станете вы моей семьёй, так большего мне и не надобно. Поклонился Клавдий Лукерии, как родной матери кланяются. - Что же, молодец, если сын мой тебя выбрал, значит, так тому и быть. Добро пожаловать в наш дом. Теперь он и твой тоже, - сказала мать Кощеева. Показал Бессмертный весь дворец богатырю, напоследок в свои покои привёл и сказал: - Теперь ты здесь со мной будешь жить, в одной со мной постели спать и слуги мои тебя слушаться будут, как меня самого. Дай мне левую руку. Протянул Клавдий руку и одел ему Кощей на средний палец кольцо прозрачное, а в кольце том, внутри, волос серебряный. - Пока есть у тебя кольцо с моим волосом, все двери в замке для тебя открыты, все слуги тебе подчиняться будут и никакая нечисть в округе, ни водяной, ни леший, тебя не тронет, а поклонится и любой приказ выполнит. Есть у колечка этого и ещё одно свойство полезное. Если будет грозить тебе опасность с любой стороны, хоть от человека, хоть от нелюдя, оно нагреется. И чем ближе опасность эта, тем горячее кольцо будет. Поблагодарил молодец колдуна, а тот позвал домовых-слуг и сказал им: - Вот вам, Язик, Казик, и Лозик, ещё один хозяин. Слушайтесь его, как меня, любой приказ исполняйте. Поклонились домовые. - Да, господин. - А сейчас узнайте, готова ли баня, - велел им Бессмертный и домовые исчезли. Намылись, напарились Кощей с Клавдием, в чистое переоделись, пообедали, и отдыхать легли. Ближе к вечеру пробудился молодец в постели один. Слышит, разговаривает с кем-то колдун в соседней комнате. «Да, папа. Всё пока нормально. Спасибо. До свидания». Зашёл в спальню Кощей, а богатырь сидит на кровати, на него смотрит. - Как спалось на новом месте? Не снилось ли чего? – спросил Бессмертный молодца. - Спалось хорошо, ничего не снилось, - ответил парень. - Вот и чудненько. Силы тебе понадобятся. - Для чего же? – поинтересовался молодец, а сам уж ответ знает. - Для этого самого, - протянул Кощей. – Для любви нашей взаимной. Я уж много лет одиночкой живу, стосковался. - А можно узнать, с кем ты говорил там, - кивает на дверь Клавдий. - С отцом своим разговаривал. - А где он и кто, можно спросить? - Подумай и сам поймёшь. Взглянул молодец на Кощея, что перед ним стоял, попристальней, и вдруг понял, кого он ему напоминает. - Волхв Харитон отец твой, - поражённо выдохнул он. - Ну да. Разговаривают они так, а Клавдий смотрит на Кощея и кажется он ему таким домашним и уютным в халате своём пушистом, так бы затискал и зацеловал. Смутился парень желаний своих, а колдун к зеркалу сел и волосы расчёсывать начал. Водит он по ним щёткой медленно, сам на молодца поглядывает искоса через завесу серебряную. А тот уже ёрзать стал на месте от взглядов таких. Чтоб отвлечься немного, стал Клавдий Кощея расспрашивать дальше. - Скажи, много ли правды в тех байках, что про тебя рассказывают? - Перескажи, тогда и узнаем. Повторил парень то, что от сослуживцев слышал. Расхохотался колдун. - Давненько я так не веселился! Чего только не придумают! Есть, конечно, доля правды, но в основном вымысел, так, для красного словца. - А что же правда? – молодец аж вперёд подался. - Это ты сам узнаешь. Подошёл Кощей к кровати, одежду сбросил. Уставился на него Клавдий. Хотел ведь глянуть без доспехов, а тут и безо всего рассмотреть можно. А Бессмертный на постель опёрся, в глаза синие смотрит и говорит: - Продолжим давай забавы наши, как я тебе в лесу обещал. Соскучал я, а ты одним видом своим меня в соблазн вводишь. Распластал колдун парня на кровати, сверху на нём устроился. Покраснел молодец, глаза отводит, а у самого интерес вполне явственно проявился уже. - Эм-м. Открыл было рот свой Клавдий да тут же его губы горячие накрыли, язык гибкий внутрь скользнул. Ласкает Кощей друга милого, передышки ему не даёт. Где надо – лизнёт, где надо – щипнёт. Где куснёт, где погладит, где помнёт. Любит его с головы до пят. Молодец в руках умелых изгибается, стонет в полный голос. Дважды уж кончил, а колдун всё держится. Наконец и Кощей себе волю дал. Как и обещал, оторвался. До глубокой ночи любви они предавались, всякие позы перепробовали. И сзади, и спереди, и сбоку, и с разворотом. А когда угомонились оба и лежали в истоме сладкой, спросил вдруг колдун: - Скажи, Клавдий, как ты один остался? Опечалился молодец от воспоминаний грустных и ответил он тихо: - Изо всей семьи помню я только матушку свою. Через год, как ушёл я царю служить, сгорела деревенька наша, Нибелька, и погибла в том пожаре мать моя. Узнал я об этом слишком поздно, пепелище уж бурьяном да полынью горькой заросло. Так и стал я бессемейным. Изменился тут Кощей в лице. Обнял он парня, голову свою серебряную на грудь ему положил и прошептал: - Простишь ли ты меня милый мой, ибо в том пожаре и моя вина есть? - Как твоя!? – изумился молодец. Вздохнул тут Бессмертный. - Есть у меня Змей Горыныч ручной, молодой ещё, глупый, зато шалун и безобразник тот ещё. Выпросился он полетать без привязи, да и наделал бед. Деревню вашу невзначай поджёг. Наказал я его потом и на пожарище побывал, да только поздно уже было, не нашёл никого. - Мало кто уцелел тогда. Кто спасся – пепелище покинули, по соседним деревням разбрелись, - сказал Клавдий печально. – Не виню я тебя, Кощей. Знать, судьба такая. Посмотрел колдун в глаза синие и проговорил: - Не зови меня Кощеем, милый мой. Ведь не имя это, а вроде звания. Никто, кроме родных, моего настоящего имени не знает. Открою и тебе я тайну эту, но дальше она не должна уйти. Ведь тот, кому моё имя известно, может власть надо мной получить, подчиняться себе заставить. Близкие мои никогда такого не сделают и тебе я верю. Клянёшься ли ты тайну мою хранить? Если клятву нарушишь, и тебе и мне худо будет. - Да, - ответил молодец. – Никто не узнает тайны твоей от меня. Сохранится она здесь, в груди моей, надёжнее, чем казна царская за семью дверями коваными. И поведал ему колдун имя своё. - Зовут меня Серафим. Полыхнуло вокруг него пламя серебряное, протянуло языки к Клавдию, оплело его и пропало. - Помни, милый мой, что свободу мою теперь и ты в руках своих держишь, - сказал Кощей. Вот и стали они вместе жить. Колдун наречённого своего со всей нечистью познакомил, с водяными и лешими, кикиморами и русалками. Все молодцу поклонились, хозяином своим признали. Пришагала вскоре к замку избушка на курьих ножках. Выскочила оттуда старушка бодрая, вся в синих тонах, даже волосы синим отливают. Это бабушка Кощеева пожаловала. Осмотрела она Клавдия со всех сторон, обнюхала и чуть ли не облизала. - Ничего, - сказала, - кусочек лакомый, хе-хе-хе. - Бабуля, - Кощей вымолвил, - я же не есть его собираюсь. - Понимаю-ю, - улыбнулась старушка хитро. – Хи-хи. Любить такого тоже вкусно. Вон какой аппетитный. Ущипнула бабуля Клавдия за щёчку. Стоит тот весь красный от смущения. Вдруг послышалось сверху мурлыканье, да такое, что избушка затряслась. Глянул молодец, а на коньке крышном кот сидит. Да какой кот! Величиной с телёнка хорошего. Шерсть у кота длинная, чёрная, пушится-лоснится, глазищи как два огня горят, ошейник красный рубинами украшен. Спрыгнул зверь на землю, потянулся, зубищами сверкнул, когти стальные показал и спрашивает: - Это кто же у нас здесь такой лакомый? Давненько я вкусненького ничего не ел. Делись, бабуля! Остолбенел Клавдий, а кот ухмыльнулся, да хитро так. А Кощей Серафим сказал строго: - Ты, зверюга, не балуй! Не посмотрю, что ты бабкин любимчик, обрею налысо или подо льва сделаю. Это наречённый мой и должен ты его слушаться, как меня самого. Уселся кот на задние лапы, передние к груди прижал, огонь в глазах притушил, хвостищем землю подмёл и заговорил-замурчал: - Как прикажете, господин мой. Ваша воля – закон для меня. Поклонился он Клавдию и сказал: - Кот Баюн я, имя моё – Валентин. Пение моё друзей лечит, печаль прогоняет, а недругов навек усыпляет. Для тебя, возлюбленный господина моего, песни и сказки самые лучшие петь и рассказывать буду. Богатырь хоть и струхнул сначала немного, но себя в руки взял, ответил с видом достойным. - Клавдий меня зовут. За песни-сказки благодарен буду. Люблю я их. Вот так и познакомились. И Змея Горыныча проведали Кощей с молодцем. Только как узнал он, что парень из сожжённой им Нибельки, долго вылезать не хотел из пещеры своей. Стыдно было ему перед богатырём за беду прошлую. Но пристрожил его хозяин и выбрался Горыныч на белый свет. Увидал его Клавдий, дивится. Три головы у Змея и все разные. У центральной гребень чёрный, во лбу камень драгоценный сверкает и тоже чёрный. У левой головы гребень красный, а у правой никакого нет. Зато очки на носу. Видать, самая учёная. Две-то головы под крылья спрятались, а средней деваться некуда. Пришлось ей ответ держать. Покаялась она, слезами горючими всю траву пожгла. Простил Змея Клавдий. - Что прошлое теперь ворошить, ничего не изменишь. Да и не нарочно вы это сделали. Услыхали это другие головы, из укрытия вылезли, моргают виновато. - Меня зовут Ценслав, - представилась средняя. - Меня – Ренслав, - сказала левая. - Меня – Рудслав, - завершила правая. - А все вместе мы Горыныч, - пророкотал Змей всеми тремя головами сразу. – Ты, господин, зови нас, если в чём нужда будет. Сей момент прилетим. - А услышишь? - У нас слух острый. Мы слышим, о чём сейчас домовые ваши переговариваются, - похвалился Змей. - И всё про всех знаем. - И о чём же домовые говорят? – полюбопытствовал Серафим. - Какие веники нынче в баню нести, можжевеловые или рябиновые. Так потом и оказалось. - Ладно, - засмеялся колдун, - вы только по ночам не подслушивайте, а то что я потом с вами озабоченными делать стану. - Да мы бы не прочь размножиться, - потупились головы. – Не с кем только. - Ничего, - утешил его Серафим. – Найдём и вам подружку. - Лишь на вас и надеюсь, хозяин. * * * Живёт Клавдий у Кощея, а во дворце царя Руфима о нём ничего не знают. Как ушёл в тот день, так и пропал, только лошадка одна домой пришла. Подождали царевны сколько-то дней, да и стали к отцу приставать. - Искать Клавдия надобно. «Это вам надобно, а мне – нет. Зациклились на безродном глупые девки», - думает Руфим, а сам говорит дочерям с печальным видом: - Где же искать-то его теперь. Забрал парня колдун проклятый, а что с ним сделал – никому не ведомо. Может, использовал в замыслах чародейских. Поди, его и в живых-то нет. Не могу я других ратников на погибель слать. - Это ты его использовал! – рассердилась Анисья и выскочила из покоев царских. Следом и Таисья вышла. Вернулись они в свои комнаты. Ходит сестрица старшая взад-вперёд по горнице, рассуждает: - Не станет папаша наш хитроседалищный поисками заморачиваться. Он зараз двух зайцев убил. От Кощея отделался и от зятя неугодного, незнатного. Пойду я сама Клавдюшечку моего искать. - Когда это он твоим стал!? Подскочила с места сестрица младшая, руки в бока упёрла, глазами ревниво сверкает. - А что!? - Может, он моим станет! Поцапались девицы, поругались, волосы друг дружке подрали и решили перемирие пока объявить. Порешили, вот найдут пропажу, тогда и разберутся, чей Клавдий будет. - Только где вот нам искать его? – задумалась Таисья. - Искать известно где, в замке Кощеевом. Но сначала замок этот отыскать в лесах дремучих надобно, внутрь попасть, с колдуном справиться, Клавдия вызволить. - У-у, - протянула сестра младшая. – Разве это по силам нам. Ответила Анисья язвительно. - Пока некоторые передок и задок отращивали, другие мозги растили. Тут с наскока не возьмёшь. Хитростью надо, умом, а не ногой с разворота. Анисья девица ушлая была, сестры поумнее. Способности кое-какие имела. Побывала и у Харитона она, только ничем он её не утешил, рассердил только. Сказал, что если даже и отыщет она молодца, не на пользу ей это станет, одно расстройство. Не поверила ему царевна, всё равно решила по-своему сделать. - Вычитала я в книгах старинных, что на любого колдуна рог единорога действует, силу у него отнимает. Надо нам его отыскать, оружие из него сделать, а к Кощею подберёмся как-нибудь, на месте решим. А как лишится колдун всех сил своих, так и прикончим его. С богатырём потом разберемся. - Да где же мы рог этот возьмём? - Года два назад приезжали гости из стран чужих, подарки привезли, и был среди них рог единорожий, - сказала Анисья. – Папаша наш цены ему не знает, кинул в сокровищницу свою вместе со всем остальным, там и лежит он, поди, до сих пор. Пойдём, попросим разрешения в драгоценностях покопаться, душеньку утешить, и отыщем то, что нужно нам. - Ну а дальше-то что? – спросила опять Таисья. - До царства Кощеева на лошадях доскачем, дальше пешком придётся. Чащи там непролазные, для коня непроходимые. Прикинемся странницами бедными, что заблудились в лесах дремучих да ненароком к Кощею забрели. А потом уж по обстановке действовать будем. Так и поступили царевны. Отыскали в сокровищнице рог единорога, сделали из острия наконечник к стреле, стрелу до поры припрятали. Собрались и в удобный день раным-рано уехали. Спохватился царь дочерей своих, когда они к обеду не вышли, а до того думал – спят. Туда-сюда кинулись, правду выяснили. Да пока погоню снарядили, царевны уж далеко были. Не смогла погоня ни найти их, не догнать. А девицы добрались до Кощеевых лесов дремучих, чащ непролазных, лошадей оставили и пешком пробираются тропами звериными, на удачу да на авось надеются. Видели их и лешие и кикиморы, да за заплутавших странниц посчитали. Поводили, покружили их маленько по лесу для забавы, хохотом страшным попугали да и отстали. Пускай себе шарятся. Всё равно в болото угодят или медведь заломает. А если нет, то и сам хозяин спровадит. А им, лешим и кикиморам, ни к чему заморачиваться. Вот что значит, начальник в любовь ушёл. Распустились без надзора. И на счастье их дурацкое девичье бабуля Кощеева с Котом Баюном в другой стороне в это время обретались. А иначе закусили бы они окорочками девичьими, кровушкой бы запили, и как звать бы не спросили. Бродили-плутали царевны, но нашли таки замок, упорные. Да только не попасть им туда. Стены гладкие, высокие, в четыре роста человеческих, у ворот стража стоит, а другого хода нет нигде. Устроились девицы в лесу около замка и решили удачи ждать, может, узнают чего. Настало время послеобеденное, распахнулись ворота тяжёлые, выехали Серафим и Клавдий размяться-прогуляться. Колдун на своём вороном едет, а молодец на гнедом, что наречённый ему подарил. Смотрят девицы на парня, удивляются. - Словно и не в плену он, а в гостях, - сказала Таисья. – Довольный, улыбается, одежда новая, богатая, лошадка наших намного лучше. А Кощей на него, как самого близкого друга смотрит. Сидят царевны в чащобе, в засаде, а парочка к ним приближается, мимо них проезжает. И совсем было проехали, да остановились и поцеловались сладко. Округлила глаза Анисья, а сестра её руками рот зажала, чтоб не ахнуть, маскировку не нарушить. Как отъехали любовнички подальше, зашептались девицы. - В самом ли деле я видела, как Клавдюшенька мой с Кощеем целовался, или морок это был? – заговорила первой Анисья. - Околдовал он его, нечисть лесная, бессовестная. Силой приворожил, уверена, - отозвалась Таисья. - Коли так, нужно нам момент улучить, когда колдун один будет. Мало ли в сторонку отойдёт. Там мы его и подстрелим, а потом и одолеем, когда обессилеет он. А не станет Кощея, спадут и чары его с Клавдия. - Может, поговорить сначала с молодцем? – засомневалась было Таисья. - Если заворожён он, говорить с ним смысла нет. Колдуна караулить будем. Несколько дней царевны случая ждали, грибами-ягодами питались, под кустами спали. Устали, обозлились, на одном упрямстве держатся. Дождались таки они момента подходящего. Приметили девицы, что остановились Кощей с Клавдием на полянке малой, спешились, по лужку бродят, за руки держатся, целуются. Колдун молодцу что-то на ушко шепчет, а тот краснеет, жмурится, но улыбается. Играет ревность в сердцах девичьих, уж не кажется им, что околдован парень. Вот разошлась парочка на несколько шагов и стоит Кощей спиной к царевнам, ищет что-то в сумке седельной. - Не будет у нас другой оказии, - шипит Анисья. – Стреляй в колдуна, сестра. Положила Таисья стрелу с наконечником костяным на лук боевой, тетиву натянула, прицелилась. А у молодца в тот же миг кольцо заветное греться начало. Удивился Клавдий, колечко тронул, а оно всё горячее, уж обжигать стало. Обернулся он к Серафиму, спросить, и вдруг словно всё замедлилось перед ним. Увидал он, как летит к его милому другу стрела с наконечником белым и шестым чувством понял, что непростая стрелка это. Рванулся богатырь и в прыжке немыслимом поймал остриё костяное в свою грудь. А Кощей свист зловещий услыхал, но только и успел, что обернуться и подхватить тело любимого своего. Расслабился колдун, бдительность потерял, в безопасности уверен был. Захохотали тут в лесу. Это у царевен от сижанки в чащобах совсем крыша поехала. - Не стал ты нашим, так никому не достанешься! Услышал Серафим крик этот, кинул в ту сторону заклинание парализующее, смолк хохот. А колдун Клавдия в стазис ввёл, на коня вскочил и погнал к замку. Мчится, парня в руках держит, а сам зовёт Змея во весь голос. - Горыныч, змея сонная, где ты? Явись сюда сей же миг! Через минуту Змей нарисовался. Увидал молодца со стрелой в груди, в три головы ахнул. - Это кто же его так, хозяин?! - Некогда объяснять. Лети, ищи мою бабку, пускай сюда сейчас же направится и кота своего прихватит. Не стал Горыныч времени на разговоры тратить, полетел леса в шесть глаз осматривать, в три горла бабку Кощееву звать. Примчался Серафим домой и закричал на весь замок: - Мама, мама! Прибежала Лукерия, беду увидала, не растерялась, скомандовала: - Надо его в подземелье замковое. Бабулю звал? - Змей отправился. В тот же миг раздался свист оглушающий. Смотрят Серафим с матерью, несётся ступа в режиме форсаж. Сидит в ней бабушка Кощеева, на голове шлем рогатый, метлой курс правит. Следом, приотстав маленько, Змей Горыныч летит, на спине у него Кот Баюн сидит, когтями стальными в шкуру змееву вцепился, чтоб не упасть. Шерсть на Коте дыбом, глаза горят, хвост, как чёрный флаг позади вьётся. Стукнулась ступа о землю, выпрыгнула старушка и к внуку. - Серафимушко, милый, кто тебя обидел? Тут и Змей приземлился. Соскочил с него Кот Баюн и к Кощею. - Я обидчика хозяйского на клочки за секунды порву и даже есть не стану гадость эту! Мау-у! Говорят они на два голоса, сами на Клавдия смотрят. Жив ли ещё молодец? - Милый мой в стазисе, да долго нельзя его так держать. Мама сказала в подземелье его нести, а можно ли, поможет ли? Посмотрела на Серафима бабушка и говорит твёрдо: - Если наш он и судьба вам вместе быть, то поможет. Ну а если нет, значит, ошиблись мы. Попробуем, тогда и узнаем. - Постарайся, бабуленька, - просит колдун, а у самого глаза блестят. Вздохнула бабка. - Пошли, раз так. Спустились они в подземелье глубокое, вошли в комнату круглую. Горят в ней светильники негасимые, белый пол колдовскими знаками исчерчен. В самой середине сундук стоит, длинный, узкий и прозрачный, только зеленью отливает. Откинула бабка крышку, уложил туда Кощей ношу свою. Старушка знаки колдовские углём обвела, травы пахучие зажгла, склянку с мёртвой водой приготовила. Живая, как назло кончилась, употребила её бабка. Потянулись дымки голубые от трав тлеющих к молодцу, что в сундуке волшебном лежал, обвили его, как щупальца. Скомандовала старушка: - Снимай стазис! Отменил Серафим заклинание, в тот же миг вырвала бабуля стрелу у парня из груди, в рану воды мёртвой плеснула. Зашипела вода и затянулась рана прямо на глазах. Подошёл тут к ним Кот-Баюн, положил лапищу толстую на грудь Клавдию, горло прочистил и стал голос пробовать, в резонанс настраиваться. - Мыр-р, мур-р, мр-р-р. Настроился, надавил парню на грудь резко, и забилось сердце остановившееся, сперва с перебоями, потом выровнялось. Опустила бабушка крышку на сундуке. - Идите, хозяин, - мурчит Кот. – Со злодеями разбирайтесь, что любезного вашего погубить хотели. А я уж ни на секундочку не замолчу, петь буду, пока милый ваш не поправится. - Идём, внучок. Нечего тут нам больше делать. Ежели колдовство моё, это место да пение Баюново не помогут, то ничто уж его не спасёт. - А вода живая? Сконфузилась бабка маленько. - Опять лечилась с похмелья? О-хо-хо. - Так сейчас Горыныча отправим к русалкам, к озеру заповедному, - засуетилась бабушка и вперёд внучка по лестнице побежала. Посмотрел ей вслед Серафим, головой покачал, а потом подошёл к сундуку волшебному и говорит ласково: - Верю я, что выживешь ты, любимый мой. Потом сменился голос его. - А сейчас я буду убивать. Загорелись глаза Кощеевы огнём зелёным, изменилось лицо до неузнаваемости, зубы в хищном оскале ощерились, когти чёрные на руках выросли. Засиял на волосах серебряных венец царский. Вышел он на двор, ни на кого не смотрит. Вскочил на коня своего и поскакал в лес, туда, где несчастье случилось. Соскочил на поляне, крикнул грозно: - А ну, леший, иди сюда! Вылез из кустов леший, на месте мнётся, не глядит на хозяина. Говорит тот ядовито: - Ах ты, чурка с глазами, почему чужих пропустил, не задержал, мне не доложил! Тебе что, неведомо, что посторонним нет ходу в царство моё! Леший, даром что невелик, ещё меньше стал. - Что молчишь!? Оправдаться нечем!? - Так ведь я, хозяин, не один за лесом слежу, а они по всему царству прошли и никто их не остановил. Я за других не в ответе. - Остальные тоже своё огребут! Никто безнаказанным не уйдёт! Обленились совсем! Только бы спать да с кикиморами хихикать! Повалился леший на землю, не смеет глаз поднять на Кощея. Возвышается колдун на поляне, видом страшен, голосом суров. И вся нечисть лесная голос этот слышала, у всех ноги задрожали, поджилки затряслись. - Знаешь ли ты, что я с вами сделаю, если не выживет любимый мой!? – гремит Кощей. – На дрова пущу в кухне замковой, кикимор медведям в прислуги навечно отдам, берлоги подметать да с медвежатами нянчиться. Остальным тоже применение найду, не помилую! - Н-не г-губи, г-госп-подин, - заскулил леший. - Посмотрим. Тащи сюда злодеев, что на жизнь мою покусились и милого моего загубили, - прорычал колдун. - Это мигом. Подскочил лесовик и умчался. Не прошло и минуты, как притащила нечисть обеих девушек. Поставили их перед Кощеем, а они только чуть дышать могут. - Вот, значит, кто злодейки эти. Что же, вполне ожидаемо. Обошёл колдун царевен и снова перед ними встал. - Что же сделать мне с вами? Просто убить – скучно, потешиться – не хочу, на забаву медведям отдать – невыгодно. А ну, мусор лесной, тащите их в замок, да не больно церемоньтесь. Подхватили лешие и кикиморы Анисью и Таисью и сволокли их на замковый двор. Лежат они там, как два брёвнышка. А Кощей пошёл к бабуле посоветоваться, да по дороге в подземелье заглянул, в комнату круглую. Успокоил Серафима Кот Баюн. - Нормально всё, хозяин. А сам поёт-мурлычет, по всей комнате голос его отдаётся. Глянул колдун и впрямь Клавдий его получше стал выглядеть, чем до того был. Ушёл он успокоенный и к бабушке направился, спросить, что с царевнами делать. Та, как старушка деловая, присоветовала, но торопиться не велела. Очнулся Клавдий на третий день. Чует, что лежит он на чём-то не шибко мягком. Глаза открыл, проморгался, увидал, что находится он в ящике каком-то, узком и тесном. Кругом всё зеленью отливает, огоньки сквозь зелень эту просвечивают, и слышится звук какой-то, от которого вибрирует всё внутри и дрожь пробирает. Полежал молодец, полежал да и вспомнил события страшные, боль в груди дикую. Пошевелился парень, не болит ничего. Глаза скосил. Дырка на одежде против сердца осталась, а раны нет. «Где это я? Неужели в том самом гробу волшебном, о котором сослуживцы рассказывали?» Стукнул легонько Клавдий в крышку пальцем, отозвалась она звоном хрустальным. Кот Баюн глаза огненные приоткрыл, на парня глянул и побежал хозяина звать. А тот словно у порога караулил. Мигом у сундука волшебного оказался, крышку откинул, обнял осторожно молодца, спрашивает: - Как ты чувствуешь себя, любимый мой? Измучился я от неведения, извёлся весь. Три дня не ел, не спал. А Клавдий и впрямь лучше Серафима выглядит. Осунулся тот, глаза провалились, руки дрожат. - Замечательно, - ответил молодец. – Словно отдыхал и отсыпался неделю. А вот ты неважно что-то выглядишь. Пойдём-ка в покои наши, покушаешь, да и баиньки. Не ровён час тебя самого придётся в этот ящик укладывать. - Только вместе. Не расстанусь я теперь с тобой ни за что. Взял Серафим любезного своего за руку и пошли они в комнаты свои. По дороге бабулю и Лукерию встретили. Обрадовались родные Кощеевы, что жив Клавдий, обнимают его, целуют. Старушка даже слезинку смахнула. Все втроём Серафима кормили, поили, спать укладывали. Хотел он молодца в постель заграбастать, чтоб уверенным быть, что вот он, рядышком, да отговорили его мама и бабушка. - Раз выжил он, то теперь от тебя никуда не денется, это уж я точно знаю, - сказала старушка и взглянула на парня пристально. - Ты о чём это, мама? – спросила Лукерия. - Вот отдохнёт внучок, обо всём и поговорим. Спал Кощей целые сутки. Перенервничал, бедняга. Зато, как проснулся на другой день, Клавдия уж никуда от себя не отпускал. Вот расположились все они в горнице. Серафим с любимым своим на одном диванчике в обнимку устроились, бабуля с Котом на другом, Лукерия в кресле удобном. Заговорила старушка первой. - Чтобы всё понятно было, придётся мне о прошлом кое-что поведать. Годиков мне намного больше, чем кажется. За две тыщи уж перевалило. По молодости я бедовая была, колдовством всяким занималась, много чего перепробовала. Как-то раз сотворила я змея огненного, летучего. Красавец был в облике человечьем. Волосы красные были, одежду только красную носил, в глазах огоньки дерзкие, движения плавные, как вода текучая. Ах! Вздохнула бабка, творение своё вспомнив. - По небу сполохом огненным летал, до жёнок и вдовиц охоч был, девиц тоже мимо не пропускал. Явится им в облике мужа или друга милого, да и утешит. Как сынок мне был Генерис мой. Побывал он и в твоей деревне, молодец. К матушке твоей, видать, заглядывал. - Но ведь мать мне говорила, что пропал муж её, мой отец, когда мне годик был уже, - отозвался Клавдий. - Родители твои тебя только-только видать изладили, вот и добавил змей себя кусочек. Я, как только тебя увидала, сразу это почуяла. Клавдию новость эта, как мешком пыльным по голове. Не смертельно, но всё в тумане. - Быть того не может, - сомневается парень. - Может, - сказала бабуля. – Притянула вас с Серафимом друг к другу родная кровь, да и сундук волшебный не принял бы тебя, если б не был ты нам сродни. Ведь царевны убили тебя, Клавдий. Метили то во внука моего, да ты его собой закрыл. Закрыл от стрелы непростой. Попади она в Серафима, пропала бы сила его колдовская, и порешили бы девицы-убийцы любимца моего. Поймал ты стрелу в сердце своё, жизнью своей за милого пожертвовал. - А как же я… - Слушай дальше, юноша. Сумел Серафим душу твою у тела удержать, не успела отлететь она в выси горние. Залечили мы рану твою мёртвой водой, а потом и живую в тебя влили. И случилось то, на что я почти не надеялась. - Это что же? – колдун аж на месте приподнялся. - Хоть и мала доля крови Генериса в жилах Клавдия, но всё же принял его сундук наш волшебный и перекроил нутро его на наш лад. Стал он теперь таким же, как мы. - Это что же, я нечистью стал?! – вскинулся было молодец. - Не нечистью, а иным. Не таким, как люди обычные. Всё теперь у тебя, как у нас будет. Болезни минуют, раны вмиг зарастут, жить будешь долго. Может и сила какая колдовская проявится. Опустился Клавдий на место своё с Кощеем рядом, новость переваривает. А бабушка продолжила: - Сейчас нам решить надо, что с царевнами делать. Убивать нельзя – войну развяжем, у себя держать – смысла нет. Корми только рты лишние. И поэтому есть у меня предложение… Согласились все с бабулиным решением, разошлись по комнатам своим. И вот тут-то удивил Клавдий Серафима. Раньше он стеснительный был, на свету не раздевался, простынкой прикрывался, от ласк нежных краснел, будто маков цвет, а уж про то, чтобы инициативу проявить и речи не было. А теперь поменялось всё. Не успели любовнички в комнаты зайти, не успели дверь закрыть, как обнял колдуна молодец и припал к губам его в поцелуе страстном. Дивится Серафим, а парень шепчет жарко: - Хочу тебя, сейчас хочу. Почувствовать тебя в себе, силу объятий твоих вновь испытать. Оставь на мне следы поцелуев твоих сладких и сам я хочу ласкать тебя. Остолбенел на миг Кощей, а потом обрадовался. - Как давно я ждал этого, милый мой! Ведь я люблю тебя! - Я тоже тебя люблю! Еле добрались они до спальни своей, там и предались страсти неистовой. Сплелись тела их в танце любовном, души слились в порывах чувственных. Соединились две близких половинки сердца и стали они не наречёнными, а супругами. Через две недели нашёл царь Руфим письмо в горнице. «Мы, Кощей Бессмертный, повелитель всей нечисти: лесной, водяной, земляной, болотной, воздушной, огненной и прочей, объявляем тебе, царёк Руфим Неумный, что слишком плохо ты воспитал дочерей своих. Нанесли урон они мне, но попались, и сидят в темнице моей, самой сырой и грязной. Нарушили они границы царства моего, по моей собственности, как по своей прошлись, супруга моего убили (тут Кощей слукавил немного), на мою драгоценную жизнь покусились. По всем правилам должен я их жизни забрать, только нет мне от этого ни выгоды, ни удовлетворения. Посему повелеваю я тебе: откупайся за ущерб мой и жизни царевен выкупай. Отодвинешь ты границы владений своих до реки Рябиновой, что через всё твоё царство течёт (а это чуть не четверть всех земель Руфимовых). Будет у нас граница новая, по реке этой. И ещё шесть сундуков с золотом добавишь, по три за каждую девицу. Жду я ответ твой положительный на старом камне межевом. А не будет ответа, мне угодного, дочерей твоих я по частям домой пришлю, а на царство твоё всю свою нечисть напущу, и станет оно всё моим». Схватился Руфим за голову. Дорого ему обошлись царевен заскоки. Созвал советников, но и так всё ясно. Лучше часть отдать, чем всего лишиться. В тот же день письмо, что на всё согласен царь, лежало на камне межевом. Рядом и сундуки с монетами стояли. Донесли про то лешие хозяину в тот же час. - Ну, - улыбнулся Кощей, - неплохое прибавление царства моего. Доволен и Клавдий. Обещал ему супруг, что на землях новых, на деньги царские его деревню заново отстроят, неподалёку от старой. Найдутся люди непугливые, заселится деревенька. - Только как бы нам от царевен этих бешеных себя обезопасить, - проговорил в раздумье Серафим. – Отдохнут, отъедятся и опять ведь за своё примутся. - Ну, внучок, для этого есть средство верное, - ответила ему бабушка. - Какое же? - Схоронился в лесу у меня тайничок небольшой, пещерка подземная. Лежат там в заморозке глубокой десятка два царевичей да королевичей, что по нашим лесам шлялись. На чёрный день припрятаны. - Ах ты, карга старая! - перебил её Кот и взъерошился. – Мяско зажилила! - Успокойся, Баюнушко, - сказала Лукерия ласково. – Ну зачем тебе тухлятина мороженая. Совсем скоро будет тебе свежатинка каждый день в любом количестве. - Правда, хозяюшка? - Правда, правда, мохнатенький. Показал Баюн язык бабке Кощеевой, лёг у ног Лукерии и замурчал приятно. - Дальше-то что, бабушка? – спросил Серафим. - Выберем парочку посвежее, оттаем, да и обвенчаем их с царевнами. Как станут царевны замужними, венчанными, так никуда уж не денутся. Как задумано было, так и сделано. В условленный день передали слуги Кощеевы царевен с мужьями новоиспечёнными отцу их, границу новую по реке Рябиновой застолбили, камень новый межевой установили, у единственного моста стражей оставили. Потекла дальше жизнь своим чередом. Деревня Нибелька отстроилась, заселилась. Люди хлеб сеют, скот пасут, детей растят. Неплохо им живётся в царстве Кощеевом. И Кота Баюна всегда привечают. В любой день угощение для него всегда готово. Царевнам мужья детишек строгают одного за одним. Не до глупостей им стало. Серафим и Клавдий живут в любви и согласии, друг другом любуются, надолго не расстаются. Лукерия с Харитоном сестрицу им изладили, так что весело теперь в замке Кощеевом. Вот и конец сказке о богатыре Клавдии и Кощее Бессмертном. Всем читателям радостей яойных, каждому в его мере и понимании.