На обломках мира

В железную крышку над ним что-то ударило, и в искореженную кабину дройда лезвием проник луч света. Аомине к тому времени успел сотню раз подумать: «Что, я так и умру?», но на приготовленный плеер еще ни одного сообщения не записал – все собирался с мыслями. В голову ничего, кроме легкомысленного: «Прости, не получилось» - не приходило. После второго удара, света в кабину натекло больше, в прореху уже можно было вылезти, если не бояться изрезать куртку. Но третьим ударом дверь сорвало с пазов, и она с грохотом полетела вниз, по той куче металлолома, в которую превратился дройд. Аомине зажмурился, прикрыв глаза ладонью, приподнялся так, словно он тут ночевать собирался, а его вдруг разбудили. - Если живой, то че молчишь? – спросил незнакомый парень в военной форме. Аомине почему-то и не сомневался, что вытаскивает его человек. Может, потому, что от вражеской техники он не оставил даже камер наблюдения, а может, знал, что враг не стал бы его спасать: смял в одну кучу с этими пластами железа и поджег бы для верности. - Да ты тоже не особо разговорчивый был, пока эту консервную банку открывал, - буркнул Аомине, все еще пытаясь понять, что нужно от него этому человеку. Капитан, судя по погонам. Знает ли он, кто такой Аомине? Или спасал его только потому, что проходил с отрядом мимо сражения и решил выказать уважение и похоронить труп? - Я и не думал, что ты живой. Живой бы орал, чтобы его вытащили. А ты… спал там, что ли? – парень прищурился, присмотревшись. Казалось, узнал, кивнув сам себе, протянул Аомине пленку идентификационных данных и заговорил таким тоном, словно тот не был ранен и изможден, а встретились они в коридорах штаба. – Ниджимура Шузо. Капитан пятьсот третьего гарнизона. «Из американцев», - констатировал Аомине, ощупывая в это время плечо и морщась от боли. - Вы поступаете в мое распоряжение. В приказе указано, что вместе с машиной, но… - Но эту груду металлолома мы за собой не потащим. Твоя миссия ведь не здесь? По дороге есть дройды? - Есть, - кивнул Ниджимура, поднявшись. – У меня транспортный шаттл здесь, на базе. - Я отчего-то и не сомневался. Ну, все вроде цело, спасибо, что поинтересовался, давай выдвигаться. В твоем шаттле должны быть душ и аптечка. Ниджимура кивнул, спрыгнул вниз с искореженной машины так, будто с горы сиганул. Аомине даже присвистнул, но спустился тем же способом. Дройдов, мощных машин, сравнимых разве что с танками из молодости Аомине, похожих на то, что в комиксах именовали «человекоуправляемыми роботами», было довольно много. А вот тех, кто мог их пилотировать – всего семеро по всему миру. Шестеро, известные как Поколение Чудес, и Кагами, которого непонятно как к ним занесло. Кагами был, что называется, самородком. Если Поколение Чудес являлось фактически единицами в удачном генетическом эксперименте, то Кагами оказался исключением, и, будучи по происхождению стопроцентно земным ребенком, мог управлять инопланетной техникой без отторжения, которое срабатывало на всем остальном человечестве. Семеро пилотов на всю планету. Командировки были для них основой службы, а не только привычным делом. Всегда являлся какой-нибудь хмырь и говорил: «Для моего задания нужен дройд, а к нему и пилот. Собирайся, поехали». Очень скоро Аомине понял, что незаменимых личных вещей нет, и с собой таскал только плеер. Никто не оставлял его в покое даже на пороге смерти. Но, с другой стороны, садясь в джип с тонированными стеклами, на котором приехал сюда капитан, он представлял себе зажатого в разбитом дройде Кисе. И такого же мрачного майора, открывающего его кабину, как консервную банку. Кого угодно могут бросить умирать, если спасать его слишком опасно. Могут оставить на смерть взвод, но никого из Поколения Чудес. - Я думал, в Америке сейчас Кагами пилотирует. - Да, - согласно кивнул Ниджимура. – Но его отозвали в Австралию. - Да ладно, там же пустыня, там-то за что уже воевать? – фыркнул Аомине. Солнце светило беспощадно, поэтому без подсказки капитана, толкнувшего его в плечо и указавшего на обломки дройда, Аомине бы и не заметил. Что-то осторожно стягивалось к разбитому дройду. Видимо, пока еще разведывательная техника, раз еще не было ни грохота, ни взрывной волны. Наверное, этим Ниджимура хотел напомнить: «Смотри, я только что спас тебя». Аомине вместо благодарности или того, чтобы в ужасе застыть, пожал плечами: - Смотри, шустрые какие. Через семь часов подтянулись, наконец. Успел бы он записать послание для Кисе, услышав, как елозят по кабине щупы разведчиков? - Пилот у меня. Живой, - сообщил в рацию Ниджимура, та что-то проскрежетала. Наверное, отменял спасательную операцию, пока отряд не нарвался на разведчиков. - Веди ровнее, если не хочешь, чтобы я тебе сидения обмочил, - устраиваясь удобнее, съязвил Аомине. – Я там все-таки не один час взаперти просидел. - Для человека, только что побывавшего на волосок от смерти, ты довольно спокоен. - Ага. Прикинь, как я первые раз пятнадцать стремался. А потом ниче, полегчало. За это время он научился оставаться спокойным внешне. Кисе однажды признался, что на его плеере есть запись, которую он перешлет Аомине в случае, если погибнет. Записал так же, думая, что вот он – конец. Кто знает, где: на дне моря, погружаясь все глубже, или окруженный вражеской техникой. Но – записал, и стирать не стал. Как и отправлять. *** Шаттлом оказалось что-то, похожее на смесь бронированной мокрицы и трейлера для путешествий. По размерам как двухэтажный коттедж. - Смотрю, оно выдержит прямое попадание. - И не одно. Это бомбоубежище на колесах, - Ниджимура наклонился, чтобы пройти под железными пластинами к люку входа. Вокруг, в военном гараже, было неожиданно пустынно и тихо, только несколько техников разговаривали о чем-то своем, сидя на макушке одного из танков без гусениц. Аомине подумалось было, что, наверное, все уехали спасать его, но вряд ли – стартовал он не с этой базы. - Чего там ждешь? Благодарности за свой подвиг? Ты машину угробил, - послышался голос Ниджимуры из бронированной мокрицы. – Залезай. Отправляемся. *** Ход у шаттла плавный, почти не мешал спать. Внутри обнаружилось четыре комнаты отдыха, а так как больше пассажиров не было, Аомине выбрал первую попавшуюся, чтобы там принять душ, переодеться и завалиться в кровать, выключив свет. Еще свежо было ощущение зажатого в покореженной кабине тела. Голос Кисе всегда его успокаивал, и перед сном он выбрал послание двухнедельной давности. «Сейчас я в Китае. Знаешь, тут довольно тесно. И столько людей… Когда ты постоянно где-то на полигонах, и в лучшем случае население эвакуировали из той зоны, куда ты прибываешь, оказывается непривычно, что людей – много. Что пустыня не везде. Я видел здесь деревья, прямо на крышах домов. С тренировочного лагеря их не видел. Я думаю, тут здорово. Тебе надо будет тоже здесь побывать. Поймешь, ради чего мы все это делаем. Ведь не ради выжженных полигонов. И не ради этих серьезных ребят военных, у которых, кажется, у каждого есть история о том, как они хоронили друга в этой войне. Не у всех правдивая, на самом деле. А я вот что вспомнил: когда мы с тобой были в лагере, мы очень любили военные симуляции. Помнишь, даже соревновались, ты еще побеждал всегда. Как компьютерные игры у детей – нажимай на курок и убивай. Так вот, я подумал, что если бы мне сейчас предложили снова поиграть, даже если бы это предложил ты… - Кисе сглотнул, споткнувшись с мысли, но собрался и продолжил: - я бы отказался. До чего же отвратительны становятся игры, превращаясь в работу. А еще, хочешь новость? Они снова потеряли Курокоччи. Искали дней пять, обнаружили в ближайшем городе – он сам добрался. А они уже думали его в мертвецы записывать. Жутко, да? После этого я скопировал твои послания на компьютер тут, в Китае. И в другом городе сделаю так же. Но ты не волнуйся, они на пароле, и никто кроме меня их не услышит. К тому же, если мой плеер потеряется – ты же всегда сможешь записать мне еще. Просто я и этих не хотел бы терять». Аомине повернулся на бок, не выключая плеер, хотя и чувствовал, что усталость берет свое, и его утягивает на самое дно сна, но мысленно снова повторял: «Дурак ты, Кисе. У тебя же ума на сложные пароли не хватит. Давай, я разгадаю твой пароль с первой попытки? «Аоминеччи» ведь?». Он закрыл глаза, расслабившись. Под звуки голоса Кисе комната больше не была кабиной разбитого дройда. *** Утром Аомине назвал то время суток, когда проснулся - все равно в комнате без окон невозможно было определить положения солнца. Шаттл все еще двигался, хоть иногда его несильно потряхивало, в целом ровнее, чем большинство техники, в которой ему доводилось ездить. Ориентироваться здесь было несложно – спустился от комнат отдыха, и вот подобие кухни, с небольшим столом и диваном. А в носовой части, наверняка, кабина пилота, но проверять не хотелось. Первым делом Аомине полез заваривать кофе. На кухне тоже был полумрак, поэтому завозившийся на диване и поднявшийся Ниджимура, ляпнувший: «И мне чашку», оказался внезапен настолько, что Аомине едва не выругался вслух. - А кто ведет эту штуковину? - Автопилот, конечно, - Ниджимура широко зевнул. – Я не могу управлять ею круглосуточно. Ты достаточно отдохнул, чтобы выслушать меня? - Только после кофе, - съязвил Аомине, наливая из кофеварки в свою чашку. И замер, не успев донести ее до рта. Он лихорадочно думал, насколько толстая броня у шаттла, и как сильно она глушит этот гул, чтобы точно говорить, что его источник еще далеко. В следующую секунду Ниджимура сорвался с места, распахнув дверь в кабину и наполнив комнату разноцветными огнями, словно там - танцпол ночного клуба. Шаттл постепенно остановился, свет в кабине погас. - Они не должны нас засечь, - предупредил Ниджимура, обернувшись через плечо. Аомине отхлебнул кофе, наконец. Где-то там, высоко над ними, словно проходил большой товарный состав. Аомине прислушивался и думал о том, куда эта махина направилась. Кисе все еще в Китае? А в какой от них стороне Китай? Спустя несколько минут наступила тишина, и Аомине почувствовал себя черепахой на дне моря, над которой проплыл кит. Вроде и не опасно, а в то же время волосы на руках дыбом от мурашек. Тем временем была готова и вторая чашка кофе, о которой капитан, снова включивший управление, забыл. Он вернулся на диван, сев совсем не по-военному, откинувшись на спинку, выдохнул с облегчением. - Какое задание? – спросил Аомине, оперевшись о стойку у кофеварки. Ниджимура поднял пульт, чтобы включить свет в кухне, выпрямил спину и заговорил. Все как всегда. К орбите приближается… распространит смертельный вирус… Нужно сбить, как только объект пройдет траекторию Луны, а поэтому торопиться им некуда, и они прибывают на место за день до операции. И все же, командование не успело бы вернуть в страну Кагами, или тот не закончил со своим заданием – Аомине уже не слушал. Допив кофе, он поставил в раковину грязную чашку и, зевнув, бросил: - Пойду еще посплю. Спать он, конечно, не собирался, но и общий свет включать не стал – ограничился светильником над столом. На его плеер разве что звонить нельзя было, но именно через него они с Кисе по всемирной паутине обменивались сообщениями. И не только с Кисе: иногда писал кто-нибудь из остальных пилотов, но разговоры отчего-то всегда были сухими, как у выпускников университета, у которых не осталось больше ничего общего: «Ну ты как? Работаешь? Все там же?» Аомине еще в академии понимал, что не нужно начинать их с Кисе отношений, потому что потом они могут больше и не встретиться, оборвать связь, найти себе других людей, которым не нужно быть с ними в разных точках земного шара, чтобы успеть защитить все континенты. Но, в то же время, были мысли, что они могут умереть вскоре после окончания академии, так и не испытав больше ни к кому этого чувства. Аомине тогда и не подозревал, насколько влип, и что четыре года он будет любить Кисе, но видеть его только на фотографиях и созваниваться время от времени, когда удавалось обоим оказаться в населенном пункте. И, конечно, «письма». Некоторые Аомине помнил наизусть, и со временем у него с собой было все меньше музыки, все больше «писем». Сев на кровать, Аомине подцепил висящий на шее плеер, поднес к лицу и включил запись: - Йо. Над нами тут какая-то махина пролетела, сижу и думаю – не к тебе ли. Надеюсь, что к этому идиоту Кагами… А впрочем, пусть тоже живет. Если они к тебе, то извини, я без машины, я их остановить голыми руками не мог. Такие дела… У Кисе как-то получалось практически без пауз трепаться о всякой ерунде. Аомине знал, что тот мог говорить часами, но свободного времени в одиночестве у них было не так много. - Я тут подумал… Над тем, что ты в прошлый раз говорил. Что все это может быть не просто техникой, а живым: щупы разведчиков, дройды, транспортные танкеры… Ну, во-первых, наши головастые никаких признаков жизни в разбитых дройдах не обнаружили, а во-вторых – будешь так думать и помрешь. Мы не с людьми сражаемся, Кисе. Это как та игрушка, что ты упомянул. Только полезнее. Если бы они писали друг другу бумажные письма, то Кисе присылал бы общие тетради в лопающихся конвертах, получая от Аомине две-три страницы в ответ. И продолжал бы писать столько же. Когда они наконец смогут быть вместе, Аомине будет молчать очень долго, а впрочем, и Кисе будет не до разговоров. *** В то время суток, которое Аомине снова окрестил «утром», хотя между этим и предыдущим прошло по ощущениям часа четыре, его разбудило отсутствие ощущения движения шаттла. Они снова стояли, хотя в этот раз не было слышно ничего, что могло спровоцировать остановку. Аомине скатился с кровати, и, прежде чем бежать к капитану, заглянул в санузел, только потом появился в кабине, прихватив с кухни холодный кофе. Спросил, почесывая подбородок: - Ну, че стоим? Ниджимура глянул на него мельком, приметил в руках чашку со своим кофе, нахмурился, но ничего по этому поводу не сказал, кивнув на экраны со шкалой загрузки: - Ожидаем разрешения въехать. Военная зона. - Ааааа, - протянул Аомине. – Наверное, надо одеться. Не в трусах же к ним выходить. Ниджимура послал ему хмурый взгляд, будто свой кофе у него в руках заметил, а того, что пилот не одет – нет. Аомине пожал плечами, оставил половину кружки, потому что кофе и так был мерзко-остывший, поставил ее при этом на пульт управления, заработав этим еще пару волн негатива в спину, и ушел переодеваться. Все военные базы были похожи. Аомине уже и людей на них не различал. Он мог запомнить Ниджимуру года на два, и то потому, что тот вытащил Аомине из-под носа разведчиков, но вряд ли вспомнил бы лица снующего туда-сюда народа, даже если бы те просили у него автограф. Пилоты заочно принадлежали всем, потому что это было войной не стран, а внешней угрозой. Их даже готовили ученые пяти стран, и никто в кои-то веки не тянул на себя одеяло. И, в то же время, все дройды принадлежали пилотам. Для землян они были не более чем ценным металлоломом, который не двинется с места, если не впихнуть туда пилота. Иногда Аомине хотелось потеряться так же, как Куроко. Да только он бы не стал тащиться в ближайший обитаемый пункт. Он отправился бы к Кисе… И был пойман по дороге, запихнут в изолятор, и очередной, похожий на Ниджимуру, военный появился бы на пороге его камеры со словами: «Подымайся, дело есть». К тому же, плеер попал бы к ним в руки, перестал быть единственной его личной вещью. - У этого дройда есть возможность выхода в атмосферу? – спросил Аомине, постучав по борту. Подскочил техник, вытянулся по струнке, явно гордясь этой машиной, словно сам в нее каждый день после завтрака масло заливал и полиролью мазал. - Есть. Вам нужно пройти инструктаж, ведь за атмосферой гравитации… - Я в курсе, это мой третий вылет в космос, - отшил его Аомине, как навязчивого поклонника. – Круто, да? Если бы не гены, кто бы меня пустил в космонавты? А еще в космосе не слышно взрывов, зато, если в кабине орать, как ты ненавидишь всех этих безликих людей, которых обязан защищать, или как ты любишь этого идиота Кисе, услышат. И если тебя там сомнут в кучу мусора, за которой уж точно никто не прилетит. Если только Кисе. Техник обиженно отвернулся. Аомине бесило, что тот доверял ему машину так, будто отдавал замуж дочь. Сам он ненавидел эту технику, которая большей частью была от тех же пришельцев и сейчас стояла на вооружении каждой, даже самой маленькой страны. Он бы очень хотел, чтобы после войны с пришельцами ему дали отдохнуть. - Когда вылет? – спросил он уже у Ниджимуры. - Чуть более, чем через сутки. В два часа дня завтра. Аомине пожал плечами, повернулся к их шаттлу: - Тогда я пойду еще вздремну. И хотя Ниджимура не ответил ничего, у Аомине было ощущение, будто тот плюнул ему в спину. *** «Аоминеччи, я так рад, что ты обо мне беспокоишься! Но нет, это летело не ко мне – Америка далековато от Китая, не находишь? Да и от Кагами тоже не близко. Я слышал, он в Австралии. И хватит желать ему зла, я знаю, что ты это не серьезно. У нас тут так скучно, будто вдруг наступил мир… В смысле, нет, конечно, когда наступит мир, скучно не будет, но сейчас у нас ни вызовов, ни атак. Я бы мог писать тебе длинные-предлинные сообщения, но я же знаю, у тебя не будет на них времени. Знаешь, я иногда мысленно разговариваю с тобой, и мне все больше кажется, что тот ты, который в моей голове, куда добрее тебя настоящего. И это так скучно! В любом случае, когда мы встретимся, мне придется привыкать к тебе заново. И я уверен, я заново в тебя влюблюсь. Скажу: «Привет. Меня зовут Кисе Рета. Вот уже несколько лет у меня был любимый по переписке, но ради тебя я готов его бросить. Потому что ты – настоящий, живой Аоминеччи». Аомине не нашел, где в его комнате включается свет, спрашивать было лень, поэтому с темнотой пришлось смириться. Все равно он здесь только спал, или лежал, слушая сообщения и записывая ответ. «Привет. Завтра вылет. Чувствую себя… Нормально. Только ностальгия замучила, не к добру это. Никогда не приезжай в Америку. Жарень жуткая, еда отвратительная, начальство кретины. Пусть им тут лучше Кагами тучи разгоняет, ему с кретинами привычно уже дело иметь. Зато кофе тут ничего так. Но я не помню, ты вообще любишь кофе?». Долго думал, отправлять или нет. А ностальгия грызла сильнее, чем перед прошлым заданием. Такие же тесные боксы были у них на полигонах. Кисе пробирался к нему ночью, на ощупь. Смеясь, влезал на его узкую койку. И вот что странно: там было тесно одному, но никогда - вдвоем. Они не задавались вопросом, что с ними происходит, потому что на это не было времени: нужно было пресытиться друг другом, чтобы больше никогда не хотеть. Но чем чаще они ночевали вместе, тем отчётливее понимали, насколько их затянуло. Возможно, дело было в тех же генах, благодаря которым они могли управлять дройдами, но такого чувства не было больше ни с кем, и его не убивало ни время, ни расстояние. Кисе был Солнцем, Луной и всеми звездами. Его нельзя было коснуться, но он был. За пять часов до вылета пришел ответ: «Сам ты дурак, Аоминеччи. Я видел отчет. В следующий раз я буду отправлять китайский чай военным, которые тебя спасли, потому что от тебя они благодарности никогда не дождутся. Удачи сегодня, и береги себя там. Но если вдруг застрянешь на орбите – я все равно ничего не делаю. Я обязательно прилечу туда за тобой… Погоди-ка! Ты после этого даже не думай застревать там специально! Давай, береги себя, а как вернешься, я, может, еще в городе буду и сможем созвониться!» Этой ночью Аомине вдруг понял, что записал бы для Кисе, зная, что у него осталось всего несколько часов жизни. Не пафосные признания в любви, не воспоминания о них, не мечты о будущем, которого лишился. Он сказал бы только: «Будь счастлив», - и отправил. Кисе и так будет плакать, зачем расстраивать его сильнее печальным монологом? *** В этот раз Ниджимура сам приготовил кофе на двоих, и вообще выглядел спокойнее, то ли потому, что сегодня его задание заканчивалось, как и сотрудничество с Аомине, то ли Кисе и в самом деле звонил благодарить, а с него станется. - Тебе не впервой, - вместо инструктажа, начал Ниджимура, протягивая чертежи. – В этой точке сбиваешь их посланника. Вирус сгорает, обломки падают в океан. Все просто. Лицо его при этом выразило не сказанное: «Даже для тебя». Аомине пожал плечами – ему и в самом деле было не впервой, и даже проще предыдущего задания. Поэтому и Кисе волновался не всерьез, будто на работу его отправлял. «Переходи дорогу на правильный свет, не разговаривай с незнакомцами, и если что, я за тобой заезжать не буду». И все это настолько просто, что Аомине помнил, как суетились вокруг техники, как командовали старт, как дернуло его из атмосферы, но наблюдал за этим без интереса. И плывущий к нему танкер встречал без особого интереса. «Мог, приземлившись, выкосить население Америки? Но не приземлится же», - это Аомине додумал, уже нажимая на курок. Глядя, как горят в атмосфере обломки, Аомине не думал о том, был на этих кораблях кто-то живой или нет. Даже если там такие же разумные существа – плевать. Где-то там, внизу, на все такой же голубой планете, есть Китай, и там, маленькой крупицей – Кисе, который стоит того, чтобы защищать всю эту планету. Пора было возвращаться. Может, и в самом деле удастся созвониться. «Знаешь, Аоминеччи. Я тут на днях подумал: «Пожалуй, надолго вся эта заварушка. И когда мы, наконец, сможем жить вместе, нам будет лет по сорок-пятьдесят»… А потом понял кое-что. Я буду самым счастливым человеком на свете, если хотя бы к пятидесяти смогу, наконец, жить с тобой. Это будет невероятное везение, ведь так?»