Attention

      Когда я спросила его «Что тебе снится?» в ответ я была готова услышать «Огонь». Но он сказал: «Ничего, что заслуживало бы внимания».       Признаться, я была поражена. Я была готова выслушать всё, что он скажет, но он отвернулся к окну и замолчал. Вот и думай теперь, кто из нас сильнее: я, потому что осмелилась спросить, или он, потому что смог не рассказать?       Я ведь помню пламя, что вздымалось до небес, помню чад, помню запах сгоревших тел.       — Не смотри на меня так, - говорит он. Он чувствует. Марко ещё не занимался его глазами. – Вы, женщины, по природе своей куда более эмоциональны, даже если умеете держать в руках оружие.       Он садится. Слепо тянется ко мне. Я могу отклониться, отойти, но не делаю этого, потому что отчаянно жажду хотя бы таких прикосновений.       — Дай мне знать, где ты, - просит Рой.       — На двенадцать часов от вас, полковник. Расстояние около полуметра.       Ближе, чем установленная им самим дистанция, но я действительно эмоциональнее, чем могла сама от себя ожидать.       Его руки охватывают мои плечи и успокаивающе поглаживают. За окном его квартиры раздражающая какофония звуков: гудки, шаги, гул голосов, шум ветра. Я уверена, это мешает ему, чей слух обострился до предела, сосредоточиться на моём дыхании.       — Просто забудь всё, что ты видела. Оно не заслуживает внимания.       Я много раз держала его ладони в своих. Они грубые, все в ожогах, в маленьких рытвинах от искр, изборожденные жилами, сухие, мозолистые, шершавые. При первом удобном случае я снимала с него перчатки, чтобы их рассмотреть. Сейчас же он их совсем не носит. Я рада, что он слеп: он, скорее всего, и забыл уже, как выглядят его руки, иначе бы снова их спрятал. Он стыдится этих шрамов, считая их напоминанием о многочисленных жертвах его пламени.       Его рука скользит мне под китель, легонько касаясь спины. От его прикосновений выгибает, бросает в жар. В дрожь. В панику. Хотя бы потому, что я прекрасно понимаю: ничего не будет.       Он нащупывает шрам на моей спине, который сам же и оставил, обрисовывает его контур. Его короткие волосы щекочут мне шею. От него пахнет чистотой и сиренью – за окном растёт пара кустов. Внутренним взором я слежу за движениями его пальцев, не понимая, чего он хочет добиться и что делать мне.       Он замыкает контур.       — Теперь всё. Они под замком. Твои плохие воспоминания тебя больше не побеспокоят.       Я укладываю его на кровать, хотя до боли не хочу разрывать наш тактильный контакт. Моё сознание до сих пор под впечатлением чувства абсолютной интимности момента...       Нас сблизили общие шрамы.       — Ты совсем расклеилась, лейтенант, - усмехаясь, говорит он. Да, действительно, даже слепой понял, в чём дело.       — Плохой день, - пожимаю плечами я, - полный несбывшихся надежд. Как всегда.       — Какое совпадение.       Некоторое время мы сидим молча. Тикают часы. Вразнобой гудят клаксоны. Шумят люди. Шелестят на ветру деревья.       — Мне пора, - говорю я. Оставляю на тумбочке пакет с передачами от всего отдела, и свое табельное. Я хочу его забыть, чтобы потом вернуться.       Я готова поклясться, что он слышал глухой стук, с каким пистолет лег на деревянную поверхность, но ничего не сказал.       Я ухожу, а он всё ещё молчит. Сейчас я выйду из комнаты. Берусь за дверную ручку. Скрип.       — Есть такие несчастные люди, которые сильнее всего испытывают чувство долга. Пока они нужны своей стране, они не понимают, насколько необходимы кому-то другому. Такие люди либо живут и трудятся в поте лица, чтобы на заре жизни всё же позволить себе быть счастливыми, либо, - я спиной чувствовала его ироничную усмешку, - выгорают дотла, и больше не могут жить для себя. В какой-то момент они понимают, как мало в этой жизни действительно заслуживает внимания...       Не знаю, был ли это намёк, в тот момент у меня все внутренности сковало холодом, а мозг пытался проводить десятки аналогий, выискивая или подстраивая совпадения событий и воспоминаний. Нетвёрдым шагом я подошла к входной двери, открыла ее запасным комплектом ключей, перешагнула порог...       И услышала брошенное то ли в пространство, то ли мне в спину:       — Но мы же не знаем таких дураков?