Услуга

— Послушай-ка, провинциальный родственничек, — начал Ян. — Не припоминаешь ли ты такого сопляка, черт знает чье отродье, из третьего поколения, по имени Яма? — Да, я его помню. Он еще жив? Р. Желязны «Князь Света» — Как ты посмел вернуть меня, Яма? — Сэм уже спрашивал об этом, но сейчас, сидя в борделе, принадлежавшем Богине ночи, вместе с тем, кого здесь считали Властителем Смерти, Сиддхартха не мог не задать свой вопрос еще раз. Даже сам не знал, делает ли он это из-за того, что в борделе было до ужаса скучно, невзирая на аппетитные образцы юной женственности, порхавшие по коридорам, или из истинного интереса. Скорее, второе: в его возрасте стыдно удивляться чему-либо, но старый враг, неожиданно сделавшийся покровителем, пробудил в нем забытое любопытство. — Я смею многое, ты же знаешь, — ответил Бог смерти. — Ты можешь считать это моей безвозмездной услугой всему человечеству. — Но мне казалось, должно же быть что-то… — Сэм замолчал, не закончив. — Святое? — бровь Ямы взлетела к красному тюрбану. Даже угроза быть выданным Тримурти не заставила его изменить привычному стилю в одежде. Яма по-прежнему наряжался в красное, но его даже не подозревали… возможно, в силу того, что обыватели не могли достоверно представить себе смерть, ступающую по земле так вот запросто, и потому даже и при желании не могли опознать бога Яму в этом плотном брюнете со шрамом. — Я понимаю, почему ты не произнес это слово, Князь Света, выступающий против власти богов. Хотя, между нами, восстал ты немножечко поздно, — закончил бог Смерти. — Вот и она сказала мне то же самое, — задумчиво протянул Сиддхартха, обращаясь скорее к себе, нежели к собеседнику. — Кто, Кали? — лишь человек, проживший столько жизней, сколько Сэм, мог распознать боль в голосе Ямы. Бог смерти всегда контролировал свои эмоции и многие, даже те, кто молил смерть о милости, стоя в святилище Ямы, не слишком надеялись на его добрые чувства к кому-либо. Возможно, они даже не верили в то, что чувства у Смерти вообще существуют. Но Сэм был одним из Первых, и он знал куда больше многих о слабых местах тех, кого все сегодня звали богами. — Мадлен, — ответил он. И уловил в глазах Ямы секундное замешательство, почти сразу сменившееся обычным непроницаемым выражением. Взгляд бога Смерти было тяжело выдержать даже Князю Света, но он все равно смотрел в глаза собеседника, не желая пропустить ни малейшей смены их выражения. Долгая жизнь научила Сэма тому, что лицо и его вид контролировать проще, чем взгляд. — Она это сказала, когда ты отнимал ее жизнь? — переспросил Яма, заодно подарив собеседнику ответ на еще один занимавший его вопрос: знал ли бог Смерти, сам не являвшийся Первым, настоящее имя и пол главы Тримурти. Хотя… это глупый вопрос. По всем признакам, жители Небесного Города слишком уж полагались на Яму пару последних веков. Можно даже сказать, что они зависели от него, и сейчас Яма безжалостно использовал эту связь против женщины, нанесшей ему оскорбление. Да, в свете этого его интерес к смерти прошлого Брахмы достаточно закономерен. — Нет, — произнес Сэм. — Когда она приговаривала меня к казни. И вот за это я ее и убил. — Но ты не умер, — напомнил бог Смерти. — Не потому, что те белые тигры были сыты, — фыркнул в ответ бывший Будда, сделав это с горячностью, не подобающей просветленному. Впрочем, Яма и так хорошо знал о том, что Сэм тогда притворялся. — Я могу понять месть, — задумчиво произнес он. — Но… — Да? — переспросил Яму Сэм с проблеском интереса. — Каково это: убивать ту, с кем ты делил ложе? Неужели, распахивая ее рубашку ради того, чтобы удостовериться в отсутствии пульса, ты не вспоминал сотни раз, когда ты снимал с нее платье с иным намерением? Сэм на секунду задумался. В его жизни было множество женщин, но годы шли, и их лица стирались из памяти, оставляя лишь отзвук телесного наслаждения, повторяемого вновь и вновь. Пожалуй, Кали была единственной из тех, кого он не мог так легко выбросить из головы, но отнюдь не первой из женщин и даже не первой из Первых, раскинувшихся на простынях в его спальне. Сэм улыбнулся невольному каламбуру. Они с Мадлен знали друг друга еще в первых телах и временами встречались и после, в различных реинкарнациях. Первых тянуло друг к другу, особенно в те моменты, когда их тела были еще очень молоды, а дар — еще слаб. Сэм хорошо помнил, как он и Мадлен делали это в их предпоследнюю встречу, его прошлая оболочка, недавно сгоревшая на костре, знала вкус ее губ в женском облике… — Когда я проверял ее пульс, — сказал он, — Мадлен была в мужском теле. — Но ведь это было она, — настаивал Яма. — Неужели тело так важно? Сэм посмотрел на него долгим взглядом, не спеша отвечать. Возможно, все дело было в Яме, а может быть, это все сочетание Ямы и мыслей о сексе с Мадлен, но подсознание вытолкнуло из глубин неожиданное воспоминание. Много столетий назад — Мадлен, какого ракшаса ты вытворяешь! — рыжеволосая женщина, стоявшая на открытом балконе с видом на город, повернула голову к загорелому мужчине, вихрем влетевшему на площадку. Несколько павлинов, считавших себя здесь хозяевами, бросились от него врассыпную с немузыкальными воплями. — Ты о чем это, Сэм? — лениво протянула красавица, поправляя один из локонов, выбившихся из прически. В отличие от птиц она не казалась испуганной, хотя этот мужчина, казалось, принес с собой грозовую тучу. — Обгоревший мальчишка из третьего поколения, — сейчас Сэм говорил уже чуть спокойнее. Трудно кипеть праведным гневом, когда на тебя так решительно не желают злиться. — Зачем ты велела дать ему пятидесятилетнее тело? — В чем ты меня заподозрил? — тонкие пальцы сорвали один из белых цветов клематиса, обвивающего парапет. — Дала то, что было. — Не лги! — Сэм опять говорил слишком громко. — Весьма неприятное… обвинение, — теперь в голосе у Мадлен звучал холод. Она тоже была одной из Первых, эта красавица с жаждой власти и должностью старшего следователя… когда-то давно, до того, как их звездолет помахал Земле крыльями. Но и на нем Мадлен возглавляла службу безопасности, а такие привычки легко не выветриваются. — Не играй со мной, — казалось, что Сэм задался целью ее разозлить, а Мадлен не любила давать людям то, чего им так хочется. Непредсказуемость куда интереснее. — Ты можешь сказать это другим, но я хочу правды. — Другие не спросят, — теперь она повернулась к нему всем корпусом, опершись локтями о парапет. Несколько цветочных стеблей сочно хрустнули — единственный знак ее пробуждающегося недовольства. — Им все равно. И тебе, Сэм, это должно быть без разницы. С какой радости тебя вдруг занимает один из твоих отдаленных потомков? — Моих? — воинственно переспросил Сэм. Мадлен недовольно поморщилась, произнеся: — Не цепляйся к словам, они все происходят от нас. Лучше скажи, почему ты действительно так взбеленился. — Мне не нравятся ваши громкие… разногласия с Яном, грозящие перейти из подковерной грызни в фазу открытой войны, — сказал Сэм. — Но все равно, Яма — не просто повод слить недовольство. Я думаю, что сейчас ты совершаешь большую ошибку. Мадлен подошла ближе. Скользящая походка, идеальное тело, достигшее зрелости, но еще сохраняющее упругость, феромоны в парфюме. На противоположный пол Облик всегда действовал безотказно, и сейчас она с удовлетвореньем отметила то, как участилось дыхание Сэма. — В чем же я ошибаюсь? — промурлыкала она. — Мадлен! — предостерегающе прошипел он, но ее пальцы были быстрей его слов. — Мужчины, — сказала Мадлен, продолжая умело ласкать тело Сэма, — ваши гормоны порой покоряют вас, а не вы их, особенно в юности. — Разве о женщинах не говорят то же самое? — с усмешкой спросил Сэм, положив левую руку на талию Мадлен и проведя ею вниз, очертив полушария ягодиц. — Наши гормоны, — проговорила Мадлен, стягивая с Сэма рубашку, — порой заставляют нас бить посуду, но не развязывать войны или терять голову в помрачении страсти. — Так, значит, от Ямы тебе нужна лишь его голова? — с иронией спросил Сэм, прижимая ее к парапету и заставляя гибкое тело отклониться назад, так, чтобы тонкая ткань сари обрисовала соски. Насмешливо усмехнувшись, он накрыл один соблазнительный холмик губами, сорвав с губ Мадлен легкий стон. Она выгнулась, словно кошка, и обхватила партнера ногами, усилив его нарастающее возбуждение. — Да, — прошептала Мадлен в ухо Сэму, — потому, что тело легко заменить, а вот голову, разум… — Понятно, — руки Сэма продолжали хозяйничать в одежде партнерши, искусно лаская ее грудь и живот, освобожденные от лишней ткани, но голос его звучал ровно, словно при светской беседе. — А ты не боишься, что, пропустив этот важный этап своего созревания, Яма не наверстает упущенное в своих прочих телах? — Это, — наставительно сказала Мадлен, впуская его возбужденную плоть в свое тело, — не так уж и трудно. — Я говорил не о сексе, — возразил Сэм. — Мы можем назвать это занятием любовью, — предложила она, ускоряя движения. Мужчина не смог сдержать сдавленный стон и несколько раз вздохнул перед тем, как ответить. — Наша… любовь… осталась еще в наших первых телах вместе с наивностью и невинностью, — говорить в подобный момент было трудно, но и молчать он не мог, слишком важной была тема. — Но я не хотел бы забыть первый опыт… — Ты всегда был романтиком, Сэм, — хихикнула Мадлен, игриво погладив партнера по подбородку. — И, наверное, поэтому видишь вот в этом, — она описала бедрами восьмерку, заставив мужчину втянуть воздух сквозь зубы, — куда больше, чем брачные игры. Но все же, что сделано, то сделано. — Да, — согласился с ней Сэм. — Теперь ничего не изменишь. И они занялись сексом молча, даря наслаждение медленно и неторопливо, со всем умением старинных любовников, в первый раз встретившихся друг с другом в новой плоти. Сейчас — По-моему, — ответил Сэм терпеливому Яме, который словно и не заметил столь неприлично затянувшегося молчания, — это ты недооцениваешь его значение. Он мог бы сказать еще пару фраз, помянув любовь Ямы к Кали, однако не стал. Они ведь теперь на одной стороне, разве нет? И что толку в том, чтобы терзать раны, которые и без того кровоточат? Сэм хорошо видел причину того, почему Яма завел эту беседу: он желал убить Кали за предательство так же, как Сэм погубил Мадлен за собственное убийство, и то, что они обе играли роль Брахмы, добавляло еще больше сходства их ситуациям. Ну, если не считать того, что им нравилась одна женщина. Их вкусы были похожи… или это они были похожи, двое мужчин, выбивающиеся из всех правил и не знающие слова «нельзя», если им что-то хочется? Вот только Сиддхартха особо не колебался, в то время как Яма терзал себя дилеммами, которые Сэм обозвал бы «этическими», не будь это слово настолько неправильным в отношении человека, обожествлявшего смерть и ставшего ее Богом. — Может быть, — согласился Яма, и, казалось, потерял интерес к этой беседе. Но Сэма это не обмануло, и, глядя на профиль того, кого люди считали богом и связывали со смертью, он задавался вопросом, был ли он прав — тогда, годы назад, отстранившись от ситуации и позволив Мадлен исполнить то, что она задумала? Пожалуй, они смогут узнать это лишь в сражении, приближающимся с каждой минутой. Стоило чуть смежить веки, и Сэм уже слышал тяжелую поступь коней и звон встретившихся клинков, прерываемый стонами умирающих, эти привычные звуки битвы, успокаивавшие его душу обыденностью. Думать о Яме было намного тревожнее. Он был не таким, как другие бессмертные — и ставшие богами, и остановившиеся на пороге божественности. И Сэм гадал, понимает ли это сам Яма, и если да, тяготит ли его это отличие и кого же он в нем обвиняет? Он точно знал, что не дождется ответа от Бога Смерти, а больше спросить было не у кого… Годы назад Когда Сэм ушел, Мадлен какое-то время смотрела с балкона на город, держа руку на животе. Каких-то полвека назад точно такая же встреча дала жизнь ребенку, затем породившему Яму. Как правило, Первые забывали потомков, едва сменив тело, этот груз был излишне тяжел, и для новой жизни им хватало и багажа собственных воспоминаний. Но мальчишка из третьего поколения будил в ней почти материнскую гордость, и дальновидная Мадлен не собиралась позволить маленькому, но одаренному сопляку загубить свой талант из-за юбки. Однажды он скажет «спасибо» за эту услугу.