***
- Всё ему отдашь и вернешься домой! - бушевал отец, узнав, что я собрался в аэропорт, встречать Валеру. А мама так вообще собралась ехать со мной. Рассорившись с родителями, я вылетел из дома и пошел на остановку. Скорей бы всё это закончилось, как только переедем, они успокоятся и перестанут мотать мне нервы. Да и жить я буду отдельно, Варьку только с собой заберу, а они пусть как хотят… Объявили прибытие. Валерка вышел первым: расстегнутое пальто, покачивающаяся на ремешке барсетка, легкие осенние ботинки. Весь его внешний вид говорил, с какой легкостью и уверенностью этот человек движется по жизни. Я обратил внимание на контраст между ним и навьюченными тюками людьми, боявшихся оставить свой скарб без присмотра. Эти обыватели, ведущие скучную, однообразную жизнь, получившие возможность отдыхать заграницей, сейчас сядут в самолет, напьются, и все десять дней отпуска не будут вылезать из бассейнов и баров. А по приезде начнут рассказывать завистливым, не столь удачливым знакомым, как круто оттянулись за рубежом. Позже эйфория сойдёт на нет, и они опять погрузятся в свои монотонные будни, мечтая через год отправиться на курорт, но уже в другую страну. Не решив, чем буду заниматься после училища, я точно был уверен в одном: жить как они – работа, дом, а в выходные всей семьёй в торговый центр – я точно не хотел. - О чём грустим? – Валерка улыбался. - Всё нормально? - Всё хорошо. Он ненадолго задумался, потом толкнул меня в плечо. - А чего такой кислый? Я надеюсь, ты мотор не отпустил? - Я не на машине приехал, на транспорте. - Вот это да! – начал подкалывать меня Валерка. - И экономный, и готовить умеет, и в репу кому нужно засадит – не мужик, а клад. Видно стану теперь как сыр в масле кататься и в рубашках наглаженных ходить. Пришлось его пнуть, чтобы заткнулся.***
- Ну, а теперь колись, что происходит? – Валерка перестал шутить, когда мы, взяв такси, поехали. Он сел рядом и сжал мою ладонь. – Только не обманывай. - Всё нормально, - меня выдал голос, и его рука сильно сжала мою, пришлось сочинять. – Стал задумываться, куда пойти, работать или дальше учиться… - Ты хорошо подумал, прежде чем мне врать? - Давай дома поговорим. - Командир, – окликнул водителя Валера, - музыку включи. - Слушай сюда, - он придвинулся ближе, - работа – это конечно важно, учёба тоже. Но ты мне баки не вколачивай, я вижу ложь. Пришлось, знаешь ли, научиться разбираться в людях, да и баб моих неспроста выставили. Рассказывай. - Друг твой приехал, Хмурый, напугал родителей. Хоть бы позвонил… - За это он огребёт, не переживай, а дальше? Пришлось рассказать всё, как есть, даже сгладить и приукрасить не вышло. - Ну понятно, - Валерка отстранился, - собственно другого я не ожидал, – настроение у него испортилось, чего я и боялся, мало того что родители сычами на меня смотрят, теперь ещё и он замолчит. Но я ошибся. - Знаешь, - начал Валера, - есть очень старинная народная мудрость: «Красота в глазах смотрящего». Гарика все так воспринимают, он за свою жизнь перетерпел с лихвой. Не хочет общество видеть таких, боится. А если страшно или непонятно, то нужно забить, загнать в угол, убрать с глаз долой. И для этого все средства хороши. На первый взгляд он кто? – я не стал отвечать. - Типичный бык с пудовыми кулаками и интеллектуальной отмороженностью. Правильно? – мне пришлось согласиться. – Правильно. Вот поэтому он получил такой большой срок. Хотя, если разобраться, Игоря сажать было не за что. Он защитил мать, встав под нож. - Расскажи его историю. - Отчим был всегда суров, а когда открыл агентство, съехал с катушек окончательно. Упрекал их с матерью, что хлеб его едят, заставлял по струнке ходить. Он так её зачморил, что она решила на себе крест поставить. Он ей вбил в голову, можно сказать, в прямом смысле слова, что её на работу не возьмут, они без него сдохнут, и замуж ей не выйти, если она вдруг надумает с ним разойтись. Так и жили, боясь, когда он домой заявится, а потом он начал пить и стало ещё хуже. - А почему Игорь не заступался за мать? – казалось, Валерка не слышал моего вопроса, он продолжал: - После наезда на фирму братков, мужик решил отыграться на жене и пасынке. Пришел вечером, орал, заставил с ним сидеть, пил водку и оскорблял, как только мог. Игорь не выдержал, попытался осадить отчима, тот его ударил, влезла мать, он её. У мужика глаза кровью налились, - Валерка поднес руки с немного согнутыми пальцами к лицу, изображая, в каком тот был неадекватном состоянии. - Гарик увидал, как метнулась рука отчима и схватила нож со стола. Мать закричала, тот наотмашь, как будто ковёр выбивать собрался, пытался её хлестануть лезвием, - Валерка жестикулировал, показывая, как всё происходило. - Игорь, не раздумывая, встал между ним и матерью. Удар пришёлся ему по лицу. Боль, страх, паника... отчим орать, снова рука с ножом вверх пошла. Гарик, практически ничего не видя от заливавшей глаза крови, хватает еще один нож, тот был в раковине, и бьёт его в печень. Отчим не падает, только замолкает и скалит зубы, глаза бешенные. Игорь вынимает из него лезвие и бьёт ещё, и ещё, и ещё. Семь колото-резаных. - Его на много посадили? - было страшно, одно дело читать о таком, а другое дело почти знать человека. - Суд состоялся через четыре месяца. Пять лет колонии. - За что? – даже я понимал, что это несправедливо, хотя никогда ни с чем подобным не сталкивался. – Он ведь защищался? - Государственный обвинитель просил десять. - Десять?! - Прокурор, молодая девчонка, это был её первый судебный процесс. Кого она видела перед собой? – Валерка ждал от меня ответа, а что я мог ему сказать, я не знал. – Молодого парня, подростка пятнадцати лет, почти мужчину. Который не признал свою вину, не опустил голову, а сидел, ровно держа спину и смотрел только на мать. А кого она хотела видеть? – я снова пожал плечами. - Подавленного, полностью признавшего вину и во всем раскаивающегося мальчишку. Точно так же, как и судья, – увидев мое замешательство и непонимание, он пояснил: - Система, Макс. Исправительно-перевоспитательная система в нашей стране направлена только на то, чтобы уничтожать, – он очень тяжело вздохнул и продолжил: - Как было им всем объяснить, что семь ножевых – это не особая жестокость, а страх. Леденящий тело, ужасный, лютый страх, от того, что не забей он отчима до смерти, тот убьёт их с матерью. Вот и закрыли его, потому что не могли поверить, что парень с такой внешностью может бояться. - Но ведь Хмурому дали пять лет, - уточнил я. - Кто-то помог? Адвокат? - Игорь Нечаев не был ещё Хмурым, он был простым парнем, мечтавшим стать учёным в области теоретической математики. Учился на отлично, блестяще решал уравнения любой сложности, занимал призовые места на областных олимпиадах, ему пророчили будущее, ставили в пример… Он до сих пор бредит числами, ему важен точный расчет, вдумчивый анализ, он отбрасывает все тупиковые варианты, оставляя единственно верное решение, и получает почти физическое удовлетворение. - Ничего себе! – я был поражен, это совершенно не вязалось с его внешним видом, кто угодно, только не математик. - Учителя, директор школы, завуч. Все они, вместе с матерью, бились за него, не видя в Игоре, как другие, монстра. Помогли ему, писали в колонию, чтобы с ним занимались, давили на только им известные рычаги, не оставили. - Можно сказать, выиграли. - Да, – согласился Валерка. - А вот государство, состоящее из чиновников, поддерживающих систему, проиграло. Потому как вышел уже не Игорь Нечаев, а Хмурый, очень умный и опасный для них человек. Для них, - уточнил Валерка, - когда ты его узнаешь, ты поймешь, какой он на самом деле. - И какой же? – мы уже отпустили машину и стояли возле ворот. - Душа компании, гвоздь программы, - он усмехнулся, видимо вспомнив смешной момент, - а бабы от него сходят с ума. - Как-то не очень верится… - Ключи давай. Не верит он. Поедем завтра к нему в гости на шашлыки, поймешь. Я действительно понял. Всего несколько минут общения мне хватило, чтобы не замечать уродства. Разговаривая с этим необычным человеком, я смотрел в его глаза, которые излучали мудрость. Прав был Валерка «Красота в глазах смотрящего», если человек нравится, с ним интересно, легко и свободно, он будет красив. Интересно, как бы Родька написал его портрет? - О чём задумался? – мне на плечо мягко легла женская рука. Я оторвался от созерцания двух закадычных друзей, которые воевали с мангалом, пытаясь раздуть угли, а потом затушить огонь, и повернул голову в сторону Марины, жены Хмурого. - Да так… даже не знаю. - Валера успокоился, он кажется счастливым, - она убрала руку и, собираясь уйти в дом, сказала: - Не обижай его, он очень хороший человек. Я улыбнулся ей и пошел помогать горе-поварам, пока они нас всех не оставили без мяса, которое, как нам гордо заявил хозяин дома, мариновалось больше суток. Я не стал ему говорить, что и пары часов бы хватило, а наоборот похвалил за оказанную заботу.