Сон

Тихая, мрачно-красивая местность где-то не сказать, что на отшибе, не на краю цивилизации, но и не в кипящем ее центре. Тускло блестит, извиваясь, речная лента. Деревья активно перешептываются, повинуясь мягкому, но вполне ощутимому дыханию холодного ночного ветра, и, тем не менее, невыносимо душно под их внушительными, местами уже порыжевшими кронами. С запада собираются кучерявые, косматые тучи. Ворча, они вскипают и накатывают, лениво, но неуклонно ползут, разрастаясь и подгребая под себя темное небо, грозясь вскоре укрыть своим бурым брюхом весь видимый небосклон: от края леса и до виднеющихся где-то вдали высоток с пустыми глазницами окон. Почти неразличима здесь, на безмолвном берегу, тощая, судя по очертаниям, мужская фигура, и еще сложнее стало заметить ее после того, как ненасытная туча поглотила яркий лунный круг. Взгляд болезненного, худощавого лица с ввалившимися щеками и тонкими бледными, совсем синими губами, беспокойно перемещается с объекта на объект, но проходит будто сквозь них, словно не в состоянии сфокусироваться. Подбородок то и дело плаксиво подрагивает, несмотря на плотно сжатые челюсти. Человек закрывает глаза, покрытые мелкой сетью ниток лопнувших капилляров, и начинает заметно трястись. Лицо его приобретает, кажется, еще более болезненный вид. Человек открывает глаза, обводит мечущимся взглядом пейзаж. Тело его бьет крупная дрожь. Вновь закрывает глаза. До ушей его доносится писклявый и надоедливый вой сирен. Будильник для ближайших окрестностей. Просыпайся, честной народ, не то все веселье пройдет стороной! Открывает глаза. Все постепенно стихает, отдаляясь и успокаиваясь, натянутые нервы чуть ослабляются. Закрывает. Посмотрите-ка в небо. Какой интересный цвет, и -ой!- что это там в нем? Открывает. Подняв глаза, человек не обнаруживает ровно ничего интересного - лишь то, что туча стала еще мрачнее. Закрывает. Здесь слишком много людей. Не спешите, граждане, не устраивайте толчеи. Места хватит всем, не беспокойтесь! Открывает. Никого. Лишь какой-то неприятный ветерок касается его. Ветерок этот принес с собой премерзкий горько-сладкий запах - примерно так пахнет в погребах. Он повторно открывает глаза. О нет, не один он сегодня на этом самом берегу. Небо перед его глазами - серое и тяжелое, с какими-то постоянными мельтешениями беспокойных рыжеватых отсветов на оборванных краях. Где-то (кажется, очень далеко) слышен сухой, практически беспрерывный треск, громкие хлопки. Едкий запах пороха подсказывает происхождение звуков. Угол обзора на небо ограничен земляной рамкой. Человек лежит на спине. Даже не так. Человек лежит своей спиной на чужой. Горячей, зудящей кожей чувствует он каменный холод и безучастность своих соседей, ощущает плечом влагу чьей-то гноящейся раны. Тягучий и тяжелый сладкий запах разложения, мягким удушающим облаком обволакивает его. Человек закрывает глаза, слышит гулкие косноязычные голоса откуда-то сверху и справа. Желтое лицо его обезображивается гримасой еще больше, когда на живот ему падают сырые комья земли, и потревоженный дождевой червь беспокойно вертится на обнаженной груди. Горсть за горстью, земля быстро скрывала непристойную человеческую наготу, омерзительные язвы, нарывы, трупные пятна, созревавшие радостными оттенками лилового и синего на некоторых телах. Земля забивалась в уши, в нос, не давала вдохнуть и закрыть глаз, чтобы в них ничего не попало. С каждой горстью она давила все больше, ласковым одеялом окутывая тела, лишая возможности и желания двигаться. Человек устал. Надоедливо звеня, болели мышцы, кружилась разгоряченная голова. Впрочем, возможно, от нехватки кислорода. Тяжело дышать с землей в горле, что уж тут поделать. Усталость нежно оплетала мозг. Так, под мерный звук лопат, он и уснул, и во сне виделась ему тихая, мрачно-красивая местность.