По-рыцарски

      Адмирал Мюллер пил. Не с горя, не с радости, не по поводу. Пил, потому что пил. Занял в небольшом кафе в квартале от "Влтавы" столик в дальнем углу и попросил официанта «излишне не беспокоить». Служебный день закончился, в компании его последнее время не тянуло, в гостинице было пусто и грустно. И вообще после визита на Изерлон мир казался серым. «Какая Женщина, - с тоской думал он. - Мне б такую! Так ведь и не оглянется на такую серую мышь, как я». И — немедленно выпил. Когда он приканчивал вторую «чекушку», раздался шум. Нейхардт поднял глаза. В дверях стоял Фриц Биттенфельд. Явно не в духе, расхристанный и, очевидно, уже где-то принявший на грудь. Стоял и оглядывался. «Принесли же черти! И ведь ни одному патрулю не попался, зараза рыжая!» - Нейхардт отвернулся, надеясь, что его не заметят. Напрасно. Биттенфельд обладал прекрасным зрением и с рёвом: «Мюллер, дружище, как я рад тебя видеть!» - рванулся к нему через зал. Посетители за соседними столиками почли за лучшее рассчитаться и уйти. Фриц плюхнулся за столик и потребовал водки. - Биттенфельд, голубчик, может, тебе хватит? Пойдём, а? - Нейхардт даже растерялся. Фриц сидел-то и то с трудом. И, что самое страшное, заканчивать попойку, видимо, не входило в его планы. - Нет, Мюллер, ты ничего не понимаешь! Я — адмирал!!! Я — командир одного из лучших наших флотов!!! Я с самого начала с Его Величеством!!! В конце концов, я же не урод и не последняя скотина!!! А он... а они... а он со мной как... - орал Фриц, грохая кулаком по столу. - Да кто, в конце концов, тебя обидел? («Обидишь этого бугая, как же!») - Он... Оберштайн... с-с-собака, - и Фриц, шумно шмыгая носом, разрыдался. «О`дин превеликий», - выматерился про себя Мюллер. - Пойдём ко мне, расскажешь, - и потащил Биттенфельда к выходу. «Ещё не хватало статью за оскорбление должностного лица из-за тебя, идиот рыжий, схлопотать! Лучше бы я остался на Изерлоне! Попросил бы этого... как его... убежища!» Расстояние до своей квартиры Нейхардт преодолел так быстро, как только можно было бежать, волоча за собой груз раза в полтора тяжелее себя. - Рассказывай! - сказал он, швыряя шмыгающего Биттенфельда в кресло и наливая ему водки. - Он меня … послал! Меня!!! - Кто, О`дин тебя раздери?! - Кто-кто... Оберштайн, конечно, - снова шмыгнул носом Фриц. - За что на этот раз? - вздохнул Нейхардт. «Посидел, подумал о своём, как же. Принесла тебя нелёгкая». - Да как всегда! - вздохнул Биттенфельд и налил водки. - Я ему предложение, он мне - «нет»! Я ему идею, он мне - «изложите в письменном виде и сдайте в канцелярию»! Мюллер, скажи, я что — такой дурак? - Ты?! - Нейхардт опешил. - С чего ты... - С того, что я боевой офицер! А мои предложения — в стол! Я с кайзером с самого начала, а меня — за шкирку и за дверь! В конце концов, Мюллер, посмотри на меня! Я что, урод какой-нибудь? Да на меня перед армией графские дочки заглядывались! А в академии у меня с самим ... чуть не было! - О`дин превеликий, Биттенфельд! Ты что влюбился в него что ли? - «чёрт бы тебя побрал с твоими амбициями, закидонами и шуточками дурацкими!» Биттенфельд молчал. Мюллер поднял голову и увидел абсолютно красное лицо и тоскливые глаза. - Биттенфельд?! Я что, угадал?! - «.. твою мать» - пронеслось в голове. - Ты?! В мужика?! Фриц грустно кивнул. - Ты сошёл с ума! Поди проспись! - Не поможет, - угрюмо ответил Фриц. - Я и водку пил, и к шлюхам ходил, и самому себе под дых один раз дал. Не помогает! Мюллер! Я жить без этой сволочи не могу! А он - как нарочно! Чуть что — при людях дураком выставляет! Нейхардт с сочувствием смотрел на приятеля. «М-да, попал бедняга. Я хотя бы могу нагрянуть к ней и объясниться. Я - мужчина, она — женщина, всё в порядке вещей. А тут могут не просто отказать, но и опозорить, извращенцем выставить». - Послушай, Биттенфельд! А ты хотя бы пробовал узнать... ну, как бы это выразиться-то, заинтересует ли его это, а? Может, вон у Фернера спросить? Он с ним больше общается, должен зна... - Ты чо?! С ума сошёл?!!! - Фриц взревел, да так, что Нейхардт аж поперхнулся собственными словами. - Спрашивать?! Да ещё у этой крысы полицейской?! Да я скорей его удавлю или сам удавлюсь! - Тогда, блин, у него самого спроси, дурень ты рыжий! Ты сохнуть будешь, а он может со всеми горничными в своей гостинице пере...! - А вдруг я ему не нравлюсь? Чёрт с ними, с бабами с этими! А если ему другой нравится? Так хоть надежда есть... - Ну, гляди! Тебе видней… И они немедленно выпили... На следующее утро, часов так около семи, зазвонил телефон. Бодрым деловым голосом вице-адмирал Фернер приглашал уважаемых коллег через 30 минут на совещание в кабинет господина министра. … (см. 103-ю серию) На вторые сутки своего ареста Фриц немного успокоился. «Какого чёрта я это сделал? Теперь он меня точно стороной обходить будет! А всё водка проклятая…» В чём ещё конкретно виновата водка, он решить не успел. В этот момент в дверь вежливо, но настойчиво постучали. - Кого там ещё чёрт принёс?! – рявкнул Фриц. «Твою мать!» - с опозданием подумал он. – «Солдат-то пропустил! Значит, кто-то из начальства! Он?!!!» Через секунду он уже открывал дверь. Да, за ней стоял военный министр Рейха Пауль фон Оберштайн. - Вы позволите Вас побеспокоить, господин Биттенфельд? – ровным негромким голосом спросил он. - Вы?! Какого чёрта?! – «вот дьявол, и все слова из головы вылетели». - Видите ли, господин Биттенфельд, после вчерашнего м-м-м… инцидента я полагаю, нам есть, о чём поговорить. Может быть, Вы всё-таки позволите мне войти? - Разве я могу Вам помешать, господин министр? – со злой иронией бросил Фриц. «Как же! Арестанта всякий может обидеть!» - читалось на его лице. - Не иронизируйте, молодой человек. Ваша комната осталась Вашей комнатой. Вам всего лишь временно не рекомендовано её покидать. С этими словами Пауль спокойным жестом отодвинул Фрица и вошёл в комнату. - Итак, господин адмирал, вчера между нами состоялся крайне неприятный и малоинформативный разговор. И, прежде чем делать какие-либо выводы, я хотел бы попытаться всё-таки переговорить с Вами и понять, что Вами двигало в тот момент. Если угодно – разъяснить и мою точку зрения на сложившуюся ситуацию. Поэтому давайте присядем, и – я Вас слушаю, - прошелестел плащ, Пауль опустился в кресло у окна. - Я слушаю Вас, - повторил он. – Что конкретно Вас смутило? - Ну, я… это… не согласен, - Фриц переминался с ноги на ногу. Он так и остался стоять. - С чем? – Пауль спокойно смотрел на топтавшегося собеседника. – Смелее, Фриц! Вы же не трус, в конце концов. «Он назвал меня по имени!» - мысленно ахнул Биттенфельд. – «О`дин превеликий, а вдруг?!» - Ну, я это... насчёт заложников. Нехорошо это. Не по-рыцарски. - Интересно, - вздохнул Пауль. - Вы, боевой офицер, полагаете, что угробить в сто раз больше солдат (а именно столько Вы угробите!) - правильнее? - Да! Это честно! Это — по-рыцарски! - Н-да, - Пауль откинулся в кресле и поправил волосы. - Я всегда поражался, господин Биттенфельд, как Вы стали адмиралом. Вам бы, как прежде, кораблем командовать, цены б Вам не было. Вы же элементарно не умеете считать... - Но меня выдвинул Его Величество!!! Пауль пожал плечами: - Его Величество, несмотря на свои выдающиеся способности, человек молодой и иногда ошибается в людях. - Оберштайн, Вы пришли, чтобы в очередной раз унизить меня?! Тогда я Вам скажу... - Нисколько, Биттенфельд, нисколько. Я всего лишь хочу попытаться понять Ваши мотивы и есть ли у меня шанс что-либо Вам объяснить. - Но я всё-таки скажу!!! Вы!!! Вы!!! Вы бесчестный человек! Вы — омерзительный карьерист! Вы ни отца, ни матери не пожалеете!!! Вас все ненавидят! И это правильно!!! Потому, что Вы даже не желаете замечать хорошего к себе отношения!!! Вот... - Фриц резко замолчал. В эту секунду ему было как-то поразительно безразлично, что будет дальше. Он себя знал: больше он вряд ли скажет. - Вот как? - Пауль слегка приподнял бровь. - Интересно... Снова сам себе удивляюсь: чего это я решил вдруг с Вами душеспасительные беседы проводить. Но, раз уж на то пошло, - отвечу. По пунктам. «Бесчестный человек» - понятие общее, поэтому мы о нём после поговорим. Итак, карьеризм. Не вижу ничего дурного в том, что способный и грамотный специалист будет продвигаться по служебной лестнице. Разумеется, если от этого есть польза делу. «Не пожалею ни отца, ни матери», говорите Вы. Начнём с того, что моих родителей уже давно нет в живых. А если мыслить расширительно... Прошу факты! Кого, когда, как я для своих карьерных целей поставил в двусмысленное положение? Молчите? Тогда я продолжу, с Вашего позволения. Насчёт ненависти. Да, здесь Вы правы. Меня не любят. Это нетрудно объяснить: я не пью водку и не хожу в бордели за компанию (я предпочитаю это делать один), не играю в казино, не сплетничаю. Это раз. Я — инвалид, сделавший карьеру вопреки политике государства Гольденбаумов. Это два. И, что самое главное, я не боюсь браться за грязную работу. Это три. Вы знаете, Биттенфельд, есть такая категория людей, которые и сами за такую работу браться не любят, и шарахаются от тех, кто её делает. Почему шарахаются? Не знаю. Возможно, потому, что такие люди напоминают им об их собственной трусости. Теперь — к самому интересному. Вы говорите, я не замечаю и не ценю хорошего к себе отношения. Интересно. Прошу примеры, господин Биттенфельд! - Не буду я никаких примеров приводить... - пробурчал Фриц. Он всё-таки сел на кровать. - В таком случае все Ваши слова следует расценивать как клевету? Интересно. Клевета, Биттенфельд, вещь пренеприятнейшая! Не следует ею часто пользоваться. Фриц шмыгнул носом. - Ну, я это... Есть у меня приятель. Тоже офицер. Он умный, опытный. Так он вам постоянно предложения пишет! А ему ещё ни разу не ответили. - Интересно, - снова протянул Пауль. «Эк заладил с своим «Интересно», как та сорока!» - Возможно, мои помощники что-то и пропустили. Как фамилия вашего приятеля? Я распоряжусь перепроверить. Фриц молчал. - Ну же, Биттенфельд! - Пауля ситуация уже раззадорила. Он прекрасно понимал, что Фриц никак не решается заговорить о главном. Но торопить пока ещё не хотелось. - Я понимаю, что Вы не стремитесь убедиться в моей человечности, но товарищу помочь — святое дело! Фамилию, Биттенфельд, фамилию! Фриц растерялся. Говорить напрямую было боязно, молчать — невозможно. И — молчал. - Молчите, - невесело усмехнулся Пауль. - Выходит, нет у Вас никакого приятеля, который засыпал мою канцелярию рацпредложениями. Фриц молчал. - И говорите Вы, Биттенфельд, о себе. Моё мнение о ваших предложениях и уровне вашей компетентности Вы прекрасно знаете. Значит, я не ошибся, и Вы всё это время пытаетесь говорить о чём-то личном... Что ж, хорошо. Будем считать прелюдию завершённой. К делу, адмирал Биттенфельд! Я жду! Биттенфельд вздохнул. «А, была не была!» - Да, Оберштайн, Вы правы. Работа здесь ни при чём. Я — простой солдат и не знаю, как это всё сказать... не умею... Но, одним словом, я дорого б дал, чтоб мы с Вами, как бы это выразиться-то, покороче познакомились, что ли... Вы... Оберштайн, Вы мне очень … симпатичны. Вот как-то так... Пауль молча слушал, подперев рукой подбородок. «Ч-чёрт! И ведь фиг что поймёшь с этими его электронными глазами!» - мелькнуло у Биттенфельда. Пауза затягивалась. - Интересная постановка вопроса, - задумчиво протянул Пауль. - Но не скажу, что неожиданная. Хотя я ждал, что Вы, Биттенфельд, с вашим характером, либо заговорите об этом существенно раньше, либо не заговорите вообще. - Ну и?! Что Вы хотите этим сказать?!!! - вскинулся Фриц. - Я много чего могу и хочу сказать, - холодно остановил его Пауль. - Но пока ещё ничего не сказал. Фриц обиженно засопел. - Вынужден Вас огорчить, Биттенфельд, - Пауль откинулся на спинку кресла и положил ногу на ногу. - Но никакое сближение между нами теперь уж точно невозможно. И дело не в моей бесчувственности. Эмоций у меня предостаточно. Я просто держу их в уздечке. Итак, Вы влюбились, Биттенфельд. Что ж, я по-человечески очень рад за Вас. Вы влюбились в меня. Что … - Оберштайн!!! - взревел Фриц, мгновенно вскакивая и краснея. - Я Вам этого не говорил!!! - Сядьте, Биттенфельд. - Пауль чуть повысил голос. Совсем чуть-чуть. Но этого оказалось достаточно. Фриц послушно затих и опустился на кровать. Пауль продолжил. - Вы ничего не говорили. Сейчас. Это так. Но Вы всё сказали. Не сейчас. Уже давно. Я же Вам сказал: неожиданностью Ваши слова для меня не были. Почему? Да потому, что - Вы, Биттенфельд, уже давно напоминаете мне персонажа одной древней поговорки. Этот молодой человек не мог спокойно ходить мимо дома родителей своей жены, ему всё время хотелось то сказать что-нибудь язвительное, то снять брюки. Вы ведёте себя подобным образом практически с самого нашего знакомства. Итак, с Вашего позволения, я продолжу. Фриц молчал. Пауль облокотился о подлокотник и продолжил. - Вы влюбились в меня. По-человечески я Вам сочувствую. Между нами невозможно никакое сближение. Теперь уже окончательно. И дело не только в том, что я предпочитаю женщин. Да, женщин! - голос Пауля зазвенел. - И если бы только отменили этот проклятый закон, я давно имел бы семью!- Он на секунду прикрыл глаза и заговорил уже спокойно. - Главное, господин Биттенфельд, в том, что Вы потрясающе перепутали понятия. Любовь, говорите Вы? Нет! Это максимум — страсть. Любовь, Биттенфельд, не допускает насилия. Даже малейшего, даже формально оправданного. Вы его себе вчера позволили. Вы со мной согласны? Фриц подавленно кивнул. «Это конец, - мелькнуло. - И отказ получил, и врага нажил». - Прошу меня простить, - продолжил тем временем Пауль. - Значит, это — не любовь. Во всяком случае, не такая, как я её понимаю. А раз так, полагаю, что нам нужно деликатно и красиво разойтись. Меня сплетни не волнуют, и хуже мне уже не будет, а вот Вам могут повредить. Вы согласны? - Могут, - механически повторил Фриц. - Поэтому предлагаю заключить мирное соглашение. О случившемся наверняка доложат Его Величеству. Предлагаю ограничиться изложением официальной версии: разногласия по поводу Изерлонской крепости и заложников. Ни о Вашем с Мюллером пьянстве накануне (да, я и это знаю), ни о той ужасной сцене, ни тем более — о сегодняшнем разговоре — ни слова. Доложат другие? Пусть. Это будет на их совести. А потом постараемся служить Рейху и Его Величеству в разных местах. - Я хочу вернуться на свой флот, - глухо сказал Фриц. - Вы туда вернётесь. … Через несколько дней, стоя в тронном зале, они сделали так, как договорились. А ещё через несколько дней Фриц-Йозеф Биттенфельд уезжал к месту службы. Он простился с друзьями перед входом в космопорт и попросил дальше его не провожать. Мало кто обратил внимание на неприметный автомобиль в углу парковки. Пауль фон Оберштайн вошел в здание космопорта через боковой вход. Они тепло простились и пожали друг другу руки.