Видеть тебя...

Громкий хлопок входной двери эхом прокатился по примолкшему после громкой ссоры дому на Гриммаулд Плейс. Аврор Гарри Джеймс Поттер тяжело вздохнул, рассеянно проведя пятернёй по своим, как всегда, встрепанным волосам, приведя их в ещё больший беспорядок. Что и говорить, он переживал, а ещё ненавидел ругаться. Нервотрёпки у него и на работе хватало, а дома хотелось мира, тепла и уюта, а ещё разнеженного и ласкового Малфоя под боком. Но вот они снова поссорились с ним, и Драко ушёл. Эта его кошачья повадка просто выводила Гарри из себя: сначала обругает его, на чём свет стоит, а после этого, удостоверившись, что всё сказанное было услышано, гордо сваливает в туман, оставив его медленно вариться в собственном соку из-за чувства вины. И каждый раз Гарри, в итоге сдавшись, идёт искать своего упрямца, чтобы молить о прощении. Так что тактика Малфоя действенна на все сто. В этот раз, очевидно, всё будет так же. А ведь поссорились из-за сущего пустяка…Впрочем, теперь Гарри начал думать, что всё таковым казалось только для него. Он ведь и раньше замечал, что Драко всегда как-то уж больно сильно реагировал на его ранения. Вот и сегодня Гарри немного зацепило, подумаешь, немного крови, пару порезов и магических ожогов, которые ему оставил торговец запрещенными зельями, когда драпал от их оперативной группы. А, ну ещё и глубокий обморок, случившийся у него на пороге дома, но тот стал неожиданностью и для самого Гарри. Но, в общем, ничего серьёзного, поэтому-то он из-за таких пустяковых ран и отказался от госпитализации. Да и зачем она ему, когда дома есть свой родной и любимый целитель?! И некогда ему, Старшему Аврору, разлеживаться в больницах на казенном довольствии. Только вот Драко его поступка не оценил. Нет, зельями и чарами он его подлатал, и сейчас Гарри чувствовал себя почти как новенький, но потом, едва он очнулся после обморока, Малфой качественно и со вкусом вынес ему мозг, витиевато выражаясь (так, что иное слово и не произнесёшь с наскока), а смысл при этом был прост и ясен – он, Поттер, шрамоголовый идиот, кретин, который не следит за собственным здоровьем, «Герой хренов», и в следующий раз Драко сам его прикончит, если Гарри посмеет вновь грохнуться в обморок у него на глазах, весь истекая кровью. Да ещё в конце пригрозил, что сегодня будет спать на диване, а то мало ли, идиотизм передается половым путём. А те пять лет, что они живут и спят вместе, значит, не в счёт? «И вот эту-то мысль точно нужно было держать при себе», - с досадой подумал Поттер. Только в тот момент смолчать он не смог, и так слово за слово всё каким-то образом вылилось в скандал. И зачем, спрашивается, это нужно было? Они ведь оба знают, что Гарри из Аврората не уйдёт. Неужели нельзя просто смириться? Нет, он, конечно, очень ценил, что Драко переживает и волнуется за него, это греет душу, но трястись над ним, как курица-наседка, всё же не стоит. В конце концов, Гарри привык быть всегда на волосок от смерти – спасибо Волдеморту, который с детства пытался до него добраться. Так что он способен за себя постоять. В горле пересохло. Гарри сглотнул вязкую от влитых в него Драко зелий слюну. Нужно было сходить попить. Или нет, лучше всего выпить, да чего-нибудь покрепче. Сейчас, пожалуй, это ему просто жизненно необходимо. Он вспомнил, что видел в кабинете у Малфоя бутылку шотландского Огневиски – подарок Люциуса. Конечно, Драко ему голову оторвёт, если застанет его в святая святых, но ведь того всё равно сейчас нет. Дом казался пустым и гулким без Хорька, Поттер шёл к кабинету Малфоя, и от сознания того, что он всё-таки допёк мужа, ему с каждой минутой становилось всё больше не по себе, а вина, скребущая душу, усилила свои старания многократно, вцепившись в него когтями, как книззл в клубок. Дверь, тихо скрипнув, отворилась, впуская Гарри в кабинет Драко. Всё здесь поражало чистотой и просто педантичным порядком, что, впрочем, было в характере Малфоя. Подойдя к столу, натёртому буквально до зеркального блеска, на котором аккуратно были сложены документы и книги, Гарри, присев на стул, начал один за одним выдвигать ящики в поисках своего «успокоительного». - Ага, нашёл! – возликовал Поттер, в одном из них обнаружив чуть початую бутылку с Огневиски. Только вот, пытаясь аккуратно извлечь её, он случайно задел лежащие у края стола документы, которые в следующую секунду оказались рассыпанными по ковру. Тут же забыв про выпивку, Гарри начал поспешно собирать их, зная, что если Драко заметит хоть малейший беспорядок в своём кабинете – заавадит к мордредовой бабушке, а новой ссоры Поттеру хотелось бы избежать. Собирая документы с пола, он обратил внимание на толстую тетрадь в кожаном переплёте, которую сшиб со стола вместе с прочими бумагами. При падении книжица раскрылась, и взгляд аврора зацепился за собственное имя, написанное на её страницах красивым каллиграфическим почерком Малфоя. Заинтересовавшись, Гарри взял тетрадь в руки и, полистав её, с удивлением понял, что это дневник Драко. Кто бы мог подумать, что тот ведёт записи… «Это помогает дисциплинировать ум, Поттер. Тебе бы тоже не помешало», - как наяву услышал он язвительный комментарий Драко в ответ на свою последнюю мысль. Ему бы, конечно, стоило тут же закрыть дневник, отлично помня, что подобная вещь может хранить в себе такие тайны и воспоминания, о которых не стоит знать другим – это как ящик Пандоры, раз откроешь, а потом долго будешь разгребать последствия. Дневник Риддла твёрдо помог ему это усвоить. Но было одно весомое «но» - это были записи Драко, а этот скрытный засранец до сих пор оставался для Гарри загадкой, и, возможно, прочитав написанное здесь, он станет лучше понимать его чувства и наконец узнает, что творится в блондинистой голове. Так что, задушив на корню любые свои сомнения, Поттер, пролистав дневник, открыл последнюю запись, датированную сегодняшним числом. Видимо, Драко успел написать её, пока Гарри валялся в отключке. «Поттер снова явился весь в крови, а потом ещё имел совесть грохнуться в обморок на пороге. Да я чуть с ума не сошёл, обнаружив его бледного, заляпанного кровью, сочившейся из ран. К счастью, те оказались не такими страшными, как показалось в первую секунду. Но её хватило, чтобы я чуть не поседел от ужаса, не веря в случившееся…Мерлин, у меня до сих пор руки трясутся! Стыдно признавать эту свою слабость и зависимость от этого шрамоголового тупицы. Он злится, что я над ним кудахчу. Но кто в этом, спрашивается, виноват? Ведь я отлично знаю, что это недоумок снова сунется в самое пекло очертя голову, словно он и впрямь бессмертный, как многие олухи считают. А у меня перед глазами, словно выжженный на сетчатке, стоит тот страшный день, который я вижу каждый раз, когда Поттер уходит на службу. Тот день второго мая, когда произошли Последнее сражение и Битва за Хогвартс, запомнившиеся всем как день падения Волдеморта. А я вижу в своём воспоминании лишь мёртвого Поттера на руках у увальня Хагрида. Как тот, опутанный цепями, едва переставляя ноги, словно к земле его придавила невыносимая тяжесть, с застывшим и помертвевшим от горя лицом несет, прижимая к груди, Гарри, напоминающего сломанную куклу. Ведь для всех те несколько минут он действительно был мёртв! Это воспоминание – мой бич, моё наказание, потому что тогда, стоя на ступенях разрушенного Хогвартса, среди раздавленных горем друзей Героя, я, измученный страхом, уставший от постоянной борьбы, смертей, боли, опустошенный и желавший только одного - чтобы всё поскорее закончилось, испытал лишь лёгкий укол сожаления и разочарования, что всё было напрасно, и моим хрупким надеждам на иное будущее не суждено сбыться. Волдеморт победил. Оборвавшаяся жизнь Героя не волновала меня. А потом, после Войны, нас свела судьба, Мерлин или ещё кто-то из Высших сил, но, тем не менее, я умудрился влюбиться в Поттера. Кто бы мог подумать, Малфой и Поттер вместе?! Впрочем, мой отец и спустя пять лет не может прийти в себя. Но какое-то время я был абсолютно счастлив. Поттер пошёл в авроры, а я учиться на колдопсихолога, считая это занятие достойным Малфоя. Вплоть до того случая, как после какого-то там рейда Аврората Гарри доставили в Мунго с рваными ранами по всему телу, так что аврорская мантия превратилась в лохмотья, с лицом бледнее простыни и залитого кровью. Сказали, что попал под Бомбардо Максима, сам бы он мог спастись, но кинулся вытаскивать менее везучего товарища – прикрыл собой, когда Щитовые чары не выдержали. Я тогда был на практике в госпитале и видел, как его привезли. После меня два часа выворачивало в туалете из-за пережитого ужаса, леденящего, пронимающего до кишок, изморозью проходящего по позвоночнику, от которого хочется орать и лезть на стену, того, после которого приходит отупение и оцепенение, словно жизнь замирает в одной точке. Одна картинка наложилась на другую, словно я уже его потерял, будто вновь вижу его мёртвым у Хагрида на руках. Я и не знал, что могу так бояться, переживать за кого-то, кроме себя и своих родителей. Малфоям это не пристало…В тот момент я об это не думал. Поттер выжил, везучий сукин сын, а я перевёлся на отделение целительства, чтобы иметь возможность, хоть малейший шанс спасти Гарри. Не стоять в стороне, надеяться на чудо, а сделать что-то самому. Я живу в страхе, который изматывает меня каждый раз, когда Поттер уходит на вызов из Аврората, поэтому беру дополнительную смену в Мунго, молясь и Мерлину, и Мордреду, чтобы пронесло, чтобы не пришлось встречать носилки с его искалеченным телом. Конечно, я мог бы плюнуть на всё, послать упрямого гриффера куда подальше и уехать к родителям во Францию, но я должен видеть…» - последняя строчка оборвалась, явно недописанная, а Гарри потянулся к забытой на время бутылке с Огневиски. Открутив дрожащей рукой крышку, он припал к горлышку, сделав жадный глоток. Каждое слово, написанное Драко, прошибало насквозь, отдавалось в сердце тянущей болью. Он и не знал, сколько демонов, связанных с ним, живёт в душе этого высокомерного блондина, ставшего его мужем. Тогда не удивительно, что тот такой раздражительный и нервный, едва Гарри собирается в рейд вместе с другими аврорами. Наверное, Малфой сам не рад, что его жизнь оказалась связана с ним, вечно попадающим в неприятности, с обострённым синдромом Героя. - Поттер, а ты в курсе, что читать чужой дневник – это моветон? – раздался внезапно со стороны двери голос Драко. Интонация была ласковой, но вот только она не предвещала ничего хорошего. Зачитавшись, Гарри не слышал, как муж вернулся. - Прости меня, - только и сказал Поттер в ответ на недовольство Драко, но извиняясь во все не за то, что читал его дневник без спроса, а за все те неприятности, что доставил, ведь жизнь с ним действительно далеко не сахарная. - Поттер извинился… В Запретном Лесу, наверное, все гиппогрифы сдохли, - усмехнулся Драко, подходя ближе и кладя руки ему на плечи. - Нет, я серьёзно. Прости меня, я не думал, что ты так переживаешь за меня, и не знал, через что тебе приходится проходить из-за моей работы. - Ты еще скажи «я больше так не буду», - закатил глаза Малфой. – Но ведь ты не изменишься, и замашки Святого Поттера в тебе неистребимы. Гарри было хотел возразить, начать спорить, но под предупреждающим взглядом мужа быстро сник. - Только знаешь, - продолжил тот, - как бы это ни казалось парадоксально, отчасти за них я тебя и люблю, а раз пережив твою смерть, всё больше ценю то, что имею сейчас, хотя порой мне хочется самому тебя заавадить к Мордреду, чтобы не мучился и меня не мучил. Только вот мне нужно видеть тебя! Каждый день, каждый час, семь дней в неделю, даже если из-за этого у меня оскомина появится, потому что ты в больших дозах противопоказан, - наполовину шутя, наполовину серьёзно сказал Драко, и это было удивительно откровенно для такого парня, как он. – Когда я вижу тебя, страх потерять тебя становится меньше. Гарри не знал, что сказать, как передать то колоссальное облегчение от осознания того, что Драко принимает жизнь с ним такой, какая она есть, смирился со своими внутренними демонами, поэтому, недолго думая, он просто притянул его к себе, целуя насмешливо изогнутой рот, с радостью чувствуя, как тот расслабляется под его губами. - Значит, ты пошутил насчёт того, что будешь спать сегодня отдельно? – с надеждой спросил Гарри, оторвавшись от губ мужа. - Ох, Поттер, просто заткнись, - выдохнул Малфой и аппарировал их в спальню. А на столе так и остался лежать раскрытый дневник…