Синтезированные миры

Когда ей казалось, что всё вокруг не имеет смысла и лишено ещё в истоках какой-либо мотивации, побуждающей делать то или иное, она напоминала себе, что стоит оступиться — и умрёшь. Синтезированные тела с пущенной по венам искусственной кровью, новые глазные яблоки с радужкой приятного синего цвета, с сеткой чуть заметных розовых капилляров. Гладкие и обновлённые руки, совсем девчачьи, с ломкими и трогательными запястьями. На виски прилепили электроды, напутствовали словами поддержки, в который раз напомнили о важности возложенной на неё миссии — и отключили. Засыпая, она уловила взглядом пульсацию генератора, углубление в котором, предназначенное для сердца, пустовало. Фонтаны крови орошали землю, перекрашивали примятую тысячами ног траву в красный, насыщенный, влажный, соблазнительно поблескивающий и отсвечивающий в закалённой стали. У Ханы дрожали руки, когда она натягивала тугую тетиву и пускала стрелу, чтобы та, со свистом прорезав сгустившийся воздух, вонзилась под ребро врагу, как раз на стыке пластин доспеха. Ещё издалека услышала она крики, твердь задрожала, а когда в клубах пыли стали вырисовываться силуэты-исполины, сердце рухнуло вниз, в пятки, забилось перепуганной сойкой. Она плохо знала мир, в который попала, ей, как и в прошлые разы, объяснили всё лишь в общих чертах, предупредив, что этот, пожалуй, самый кошмарный из всех. Сколько их будет ещё — никто не знал, а у неё уже не хватало выдержки, трещали по швам нервы, самообладание множилось трещинами всякий раз, когда на горизонте маячила смерть. Каждый из каменных исполинских големов мог бы, выпрямившись, проломить купол её родного мира. Несколько десятков, они синхронно шагали, придавливая и вминая в податливую землю стремительно редеющие белые войска, чьи знамёна уже давно побурели и покрылись слоем пыли и грязи. На загривках каждого обломка скалы, цепляясь руками и балансируя, воодушевлённо командуя, выкрикивая и направляя, возвышались маги и чародеи. Они казались совсем крошечными в сравнении с собственными творениями, но Хана на такой высоте, прищурив новые глаза, смогла разглядеть синий перстень на руке одного. И уже трещала под её пальцами, заставляя вены на тонких запястьях вздуваться, тетива, и звонко тренькнула, пускаясь в полёт и дразня ярким оперением, стрела. Её отбросило в сторону, с треском, с лязгом, заставляя доспехи промяться и продавить грудную клетку, захлебнуться подступившей к горлу кровью и закашляться. Хане казалось, что она надежно укрыта горой израненных тел бывших товарищей, которые признали её в первый же миг появления. Каждый раз, вкладывая стрелу, она смотрела на закатившиеся белки одного из них, русоволосого, с застывшей на лице гримасой боли. Перед тем, как скомандовали наступление, он предложил ей кружку эля для поднятия духа, но был отпугнут грозным взглядом и животным блеском ярко-синих, нечеловеческих глаз. Он закрыл её от алебарды врага, свистящей по воздуху точно бумеранг, и рухнул, почти перерубленный пополам, прямо на неё. Голем стремительно приближался, в руках застывшего у него на макушке чародея зрел пылающий сгусток энергии. Ещё немного — и он выстрелит, шар растопит броню, опалит кожу, окончательно проламывая рёбра и выжигая сердце. Свезло, думала Хана, падая на колени, старясь не выпускать лук из ослабевших пальцев, что именно у него был перстень. За секунду до того, как летающий ящер вспорол когтями черепную коробку чародея и поднял его в воздух, направляемый наездником в белом, её посетила шальная мысль: «А не бросить ли всё это?» Поднявшись на ноги и утерев рот тыльной стороной ладони, размазав по лицу кровь, Хана побежала вслед за ящером, не желающим выпускать добычу. Лишь заходя на очередной вираж, он разжал лапу, и создатель голема, рассыпавшегося грудой камней, кулем полетел вниз с огромной высоты. Хана пробиралась через завалы человеческих тел, оскальзывалась на крови и потрохах, выдирала с корнем траву, снова и снова вставая на ноги. Дрожала, с трудом дыша, заглатывая воздух порционно точно питательную смесь на больничной койке, старалась сдержать очередные слёзы. Чародей в своём черном балахоне выделялся на фоне павших воинов, раскиданных по полю белыми шахматами. Опустившись перед ним на колени, стараясь не смотреть на зияющие и кровоточащие раны, она сняла с его руки кольцо, провела по камню послюнявленным пальцем, счищая пыль, грязь, брызги крови. Очередной осколок, облагороженный, выглядящий как настоящий драгоценный камень, запульсировал мягким светом. Прижимая к груди ладони, укладываясь на мокрую землю и пачкая лицо, она в который раз попыталась заснуть, абстрагироваться от криков ужаса, боевых кличей, лязга метала и топота. Земля дрожала под шагами выживших големов, небо вибрировало от писка ящеров, направляемых умелой рукой прямо в гущу сражения. На холмах хлопал на ветру полог белого шатра главнокомандующего, а в таверне, которую многие из здесь лежащих посетили в последний раз, журчал разливаемый по кубкам и кружкам эль. Она зажмурилась, отгоняя шум, и коснулась пальцами пластины на внутренней стороне запястья. От усталости она заснула быстрее, чем сработал проверенный годами механизм.