Невидимая струна

Еще один день подошел к концу. Скоро ночь, что уже царила на восточном побережье страны, доберется до столицы, а там перевалит через горы, чтобы погрузить в сон всех подданных короля Теодора. Сам же владыка, чье имя прославляли все благодарные подданные – не прославлять было просто опасно! – стоял теперь на балконе, наблюдая, как постепенно уходит из мира свет. Вроде бы, это должно было его радовать. Но радости король не испытывал – лишь чувство утраты и некой ошибки, что свершилась в его жизни. Тот, кто еще недавно был безымянной тенью при хозяине-человеке, теперь был хозяином над людьми. Покончено было с рабством, что навязала ему природа, с тюрьмой у ног человека, вырваться из которой можно было лишь с приходом ночи. Но монарху невозможно вырваться ночью из собственного дворца. Он стремился уподобиться человеку, стать самым могущественным из них – но нельзя стать человеком тому, кто родился бесплотной тенью. Теодор ударил кулаком по перилам балкона, чувствуя боль. Раньше это чувство было ему незнакомо. Раньше, дождавшись ночной темноты, он покинул бы стены хозяйского дома, наслаждаясь недолгой свободой – до восхода солнца. Теперь же вместе с материальной оболочкой ему достались и все слабости человеческого тела. Потирая ушибленную руку, король вернулся мыслями к жестокой шутке, что сыграли с ним законы природы. Он презирал людей – но и завидовал им. У людей была душа – так говорили. По правде, Теодор никогда особенно не верил такой болтовне, но не мог не замечать своей недостачи. Глаза людей всегда выражали их сущность. В его глазах всегда была пустота. Его ненависть к бывшему хозяину была справедлива. Очень просто для человека отдать своей тени все то, что не нравится ему самому – злость, зависть, страх. Эти качества зарождаются в душе человека – при том, что люди всегда появляются на свет невинными. Но поддавшись соблазну, человек совершает дурное деяние - а потом ужасается тому злу, что поселилось в его душе. Он не хочет этого зла, загоняет его в самые темные уголки сознания… где и обитают тени. «Все мои пороки – это твои пороки, Христиан. Ты должен страдать от своего зла, не я! Будучи твоей тенью, я не мог совершить ничего дурного, чего сперва не совершил бы ты! Почему тебе достается свет, а мне – тьма?» Он убил бы Христиана – если бы не был обречен при этом потерять собственную жизнь. И была еще одна причина… «Что он скрывает от меня? Я же вижу – что-то не дает ему покоя! Кто или что осмеливается тревожить моего супруга?» Так думала королева Луиза, меря шагами свои покои – привычка, никак не допустимая для особы ее положения, но зато отлично помогающая привести в порядок мысли. Другая женщина первым делом начала бы подозревать измену - но только не Луиза. Она всегда боялась стать женой холодного и равнодушного человека – и от его поцелуев превратиться в лягушку, как это произошло с ее тетушкой. Впрочем, в последнее время Луиза все чаще думала, что ее тетушке повезло – стоило ей утратить человеческое обличье, как холодный супруг никогда уже не осмелился лезть к ней со своими ласками. И хотя Луизе никогда самой не приходилось бывать на болоте, а с местной фауной она была знакома лишь по урокам, которые когда-то давал ей старенький профессор, в одном королева была уверена наверняка: лживые придворные и продажные политики на болотах не водятся, предпочитая более сухой и теплый климат. Но стоит все же вернуться мыслями к настоящему. Поцелуи и ласки Теодора не были холодными и притворными. Наоборот – когда они оставались наедине, он обнимал и целовал ее так, словно от этого зависела его жизнь! Только в такие минуты словно таяла ледяная корка, от которой мурашки бежали по коже у любого, кто осмеливался посмотреть в глаза королю. И этот лед был знаком Луизе – с детства. Люди с такими глазами всегда держали в себе какую-то тайну, которую не могли открыть – потому что эта тайна грозила большой бедой. Например, потерей карьеры. И часто бывало, что человек жил в страхе очень долго - пока с ним не случалась еще худшая беда. Это пугало маленькую Луизу – и каждый раз, когда такое случалось, она подолгу рассматривала в зеркале глаза своего отражения. Но нет – ее чувства всегда были спрятаны не более, чем это необходимо для обычной безопасности во дворце. Когда-то Луиза поверила человеку, который знал ее сны. Теперь оставалось надеяться, что этот человек сможет доверить ей если не свои сны, то хотя бы свои мысли. Осторожно, почти на цыпочках, она вошла в покои супруга. Вообще-то, так делать не полагалось – король должен навещать королеву в ее покоях. Но ради благополучия любимого можно рискнуть этикетом. Он повернулся – очень быстро. Смотрел в лицо Луизы – но будто не видел ее. Тер лоб, словно у него болела голова. Затем король Теодор произнес слова, которых Луиза ждала от него меньше всего: - Похоже, он опять ушел на лекцию в летних ботинках. Это в октябре-то! Ладно, хоть не в домашних туфлях. Неужели ее любимый бредит? Вид у него был нездоровый – это точно. - Тебе плохо? Я позову врача, - начала было она. - Нет, - непреклонным тоном отвечал Теодор. – Врач здесь не нужен. Не зови его. Я тебе запрещаю. Я приказываю тебе! - Что? – произнесла Луиза. – Теодор-Христиан, я – дочь короля Людовика! Приказаний я не потерплю. Если и вправду любишь меня… Теодор отвернулся - чтобы она не успела увидеть его лица. Он не любил Луизу и ни разу после свадьбы не говорил ей таких слов. Он постоянно называл ее своей единственной, потому что это было так – но к человеческой любви не имело никакого отношения. Возможно, это и хорошо. Для людей очень редко какая-то женщина становится единственной – любовь дается им слишком легко, ее на многих хватает. Его чувство к Луизе было тенью любви. Но этим призраком чувства он дорожил больше, чем иные дорожат своими женами… - Я согласен на твои условия, - произносит он. – Посылай за врачом. Что ему грозит, в конце концов? Ну, осмотрит его этот лекарь-человек, сделает выводы, поставит диагноз. Ведь симптомы у него должны быть такими же, как у Христиана, который, похоже, подхватил простуду - хоть бы не лихорадку. Вот только все лекарства для него будут бесполезны. Вся надежда – на то, что Христиан не настолько глуп, чтобы запустить свое здоровье. Похоже, Луиза и в самом деле влюблена в него по уши. Уже который день от его постели не отходит. Как же все-таки это противно – так зависеть от человека, который от тебя за тридевять земель и которого ты знать не хочешь. Эта связь, эта унизительная связь… В ярости он схватил оставленный доктором стакан – и в какой-то миг показалось, что рука прошла насквозь. Быстро приподнявшись на подушках, он вгляделся в лицо Луизы. Заметила или нет? Заметила ли, что он с трудом удерживает физическую оболочку? Она видела все – по глазам ясно. Значит, скоро тайна короля Теодора перестанет быть тайной – стоит подданным сложить два и два. И Луиза, как всякий нормальный человек, отшатнется от него… Внезапно пронзила мысль: если он все равно потеряет Луизу - пусть она и будет той, кто выслушает его. Потому что он устал притворяться, бояться… А это так несправедливо – ведь не его вина, что он был тенью! - Луиза, ты видела, как я пытался взять стакан, - и это был отнюдь не вопрос. – Ты все равно поймешь, так что лучше сейчас. Луиза, я не человек. Королева вглядывалась в лицо супруга, пытаясь понять смысл его слов. Кем может быть Теодор, если его рука проходит сквозь предметы? Призраком? Сильфом? Настырным инкубом? Оказалось, ее догадки попали мимо – все три раза. Ее муж, Теодор-Христиан, утверждал, что был тенью ее несостоявшегося жениха – Христиана-Теодора! Многое говорило об этом – и возможно, она бы сама догадалась, если бы могла допустить, что тень способна отделиться от своего человека… Тем временем Теодор продолжал: - Говорят, что в жизни человека может быть только одна истинная любовь. Для Христиана истинной любовью стала Аннунциата. Все другие девушки, которые нравились ему когда-либо, были лишь тенью этой истинной любви. И в тот день, когда мы с Христианом расстались, ему нравилась ты. Пришлось перевести дыхание, чтобы продолжать. - Эта любовь была лишь тенью, поэтому кусочек ее и перешел ко мне! Я не могу испытывать чувств, которые не таились где-то в душе Христиана, и потому не могу полюбить другую женщину. Я и тебя не могу любить так, как это бывает у людей – но этот осколок светлого чувства стал единственным, который у меня все-таки есть! Все остальное – темнота. И эта темнота досталась мне из закоулков души Христиана. Поэтому я его ненавижу. Когда Теодор смог поднять взгляд на Луизу, по лицу его жены бежали слезы. Она произнесла фразу, смысл которой Теодор сначала не смог осознать. - Как же мне повезло с замужеством! - Луиза, не издевайся, - устало сказал Теодор. – Такие, как я, слишком умны, чтобы нас обмануть. - Что ты говоришь, милый! – вот теперь она держит его за руку. – Ты же… Ты сказал мне правду! Сколько же нужно мужества, чтобы признаться в таком! Ты думала, что я способна испугаться тени? Я, которая прожила всю свою жизнь среди настоящих лживых людей? Королеву Луизу невозможно было удивить ложью. А вот правдой – да. Она крепче сжала руку любимого, но рука эта изменилась – словно стала бесплотной. Нет, не совсем так. Из руки Теодора ушла вся тяжесть, свойственная человеческому телу. В тот же миг раздался звук, будто лопнула струна – но звук этот был слышен лишь у нее в голове. А может быть, и не только у нее. Теодор приподнялся на подушках – это оказалось очень легко. Сначала он не мог поверить тому, что случилось. Его связь с Христианом исчезла. Он больше не чувствовал своего врага! Впрочем, как с удивлением понял Теодор – ненависть к бывшему врагу тоже исчезла. Сейчас Христиан казался совершенно посторонним человеком – до которого Теодору не было никакого дела. Прошел и жар, которого не может быть у бесплотной тени. Да, Теодор снова был тенью – но тенью видимой. И свободной. Спустя несколько дней по всей стране было объявлено, что король Теодор отрекается от престола в пользу супруги – единственной дочери короля Людовика. Его величество сослался на какой-то древний закон, согласно которому женщина могла занимать престол, если оставалась единственной наследницей. Правда, к этому закону давно уже не обращались – ведь в последние несколько столетий все принцессы выходили замуж за принцев, которые предпочитали сесть на трон сами. Что касается тайны Теодора, то их брак сохранился бы даже в случае ее раскрытия – потому что не существовало закона, запрещающего принцессам вступать в брак с тенями. А спустя некоторое время после коронации королевы Луизы на царство… - Ты точно не боишься упасть? – Теодор бережно поддержал жену, когда оба устроились на дворцовой крыше. - Я не боюсь упасть даже в глазах придворных, - отвечала Луиза. – Что уж тут говорить о падении с крыши, которого ты все равно не допустишь! Луиза была права. Сказав правду, Теодор смог принять себя как есть, и потому стал свободной тенью, сохранив все способности обычных теней – проникать куда угодно, скрывать то, что не нужно видеть другим, подниматься по самой высокой стене. Луиза по сравнению с ним была такой уязвимой! Но Теодор использовал все свои умения, чтобы защитить ее… - Ты так и не знаешь ничего о Христиане?- спросила она. - Как же не знать, - усмехнулся Теодор. – Наше ученое светило читает лекцию в столице соседней с нами страны. Надеюсь, он хотя бы теперь догадается вспомнить про осеннюю обувь – чтобы Аннунциате не пришлось снова с ним возиться. КОНЕЦ