Out of you

Мне опять снилась какая-то дичь. Я стоял на сцене, освещённый софитами и должен был что-то сыграть, но без понятия, что именно. И, вроде как, на сцену я вышел совершенно один. И самое главное, без баса. А зал стремительно наполнялся зрителями, лица их были размыты, и все эти люди носили бесформенные робы телесного цвета. Появилось липкое предчувствие, что всё вокруг какое-то ненастоящее… Толпа неожиданно расползлась в стороны, освобождая пространство по центру, и в образовавшейся пустоте я увидел Каору, одетого в костюм европейского пастора; не глядя в мою сторону, он печально поднял руку, указывая направление. Свет вдруг тускнеет, и я оказываюсь в стрип-клубе, где вместо стриптизёрши на шесте непристойно извивается Матсумото. Из одежды на нём колготки в сетку, и отливающие глянцем чёрные ботфорты на высоченной шпильке. Поначалу я не мог понять — нравится ли мне то, что я вижу? Неоднозначно улыбаясь, Руки демонстрирует цвет помады, плотным слоем покрывающей его пухлый рот. Логично, что я на это ведусь… Алый всегда интригует желанием распробовать вкус. Да, мне это нравится. Почувствовав импульс, Матсумото отлепляется от шеста и подходит к стойке. Ритмичное постукивание каблуков гармонирует с покачиванием бёдер при ходьбе. Идёт он красиво, как модель на подиуме… Приглашает плавным движением указательного пальца. — Хочешь? — вопрошает Таканори, погладив себя по ягодице. Я не раздумывая киваю. — Сколько ты готов заплатить? — Всё, что имею. — И только сейчас я замечаю, что его глаза не имеют зрачков, они абсолютно бесцветные. Но эти белёсые склеры, как будто бы точно следуют за траекторией моего взгляда. — Что у тебя с глазами, Така? — Я Руки, — отвечает он, и узкая кисть уже скользит по моей груди. Его пальцы холоднее льда. — Как тебя зовут, милый? Мне вдруг становится не по себе. — Ты не помнишь… — Конечно, помню, — отвечает он равнодушно. — Разве такое можно забыть? — Тогда, назови меня по имени. — Глупо, но почему-то я решил, что если он скажет имя, то реальность изменится. Его глаза станут прежними, и прикосновения не будут напоминать прикосновения мертвеца. Но Таканори уходит. Вихляющей походкой он возвращается к шесту и, как не бывало, начинает вытворять на нём акробатические номера, а я поражаюсь его гибкости, и, одновременно, шокирован тем, что наблюдаю такие перемены. — Хочешь меня? — спрашивает он механически, когда я снова появляюсь в поле его зрения. Как будто между нами не было того короткого диалога, и я разговаривал с запрограммированным роботом. — Така, назови моё имя! И тут всё начинает выглядеть как пиксельная игра. Вокруг появляются заквадраченные фигуры официантов, и только Руки всё ещё имеет человеческий вид, но вдруг застывает в неестественной позе манекена. Неживой и бледный. Нет, эта кукла уже не Матсумото. И от этого становится совсем жутко. В руках я почему-то держу джойстик от Nintendo, на котором написано «push the buttom» и одна единственная кнопка. В растерянности давлю на чёртову клавишу. Мне больно морально и физически. Из стены прямо за манекеном-Такой, вырастает экран с проекцией, на которой вырисовывается пиксельное лицо Акиры Сузуки. Его челюсть уродливо выдвигается, и, рассыпаясь на квадратики Lego, выкладывает на полу слово «Loser». Громким апофеозом звучит песня Элвиса, которая исполняется голосом Кё: «Love me tender, Love me sweet, Never let me go. You have made my life complete, And I love you so…» Проснулся я в холодном поту, размышляя о том, что бы это значило по Фрейду… и о том, что пора бы уже лечить голову и что-то с этим делать. *** — Руки! Руки-сан! Тихие, но отчётливые перешёптывания раздавались прямо за его спиной. Раздосадованный Матсумото неторопливо обернулся, нацепив на лицо самое добродушное выражение, на которое только был сейчас способен. Как он ни скрывался — его всё равно опознали. По походке, осанке, очередной бесформенной шапке, хрен знает, каким образом это у них получается, но… Стянув маску на подбородок, певец натянуто улыбнулся: «Уже и поссать не сходишь без того, чтобы тебя не спалили!» Он помахал фанаткам рукой, и так же улыбаясь, обратился к мужчине с бейджем: — Можно их убрать от меня? Пожалуйста. Начальник охраны, лысоватый мужчина лет пятидесяти сурово кивнул, дав отмашку коллеге, который поспешил разъяснить незадачливым поклонницам, что здесь им находиться не положено. Не обращая никакого внимания на разочарованные вздохи и тихие реплики, Руки нашёл служебную машину и плюхнулся на заднее сиденье, аккуратно закрывая дверцу. Водитель вопросительно оглянулся, ибо пассажир какое-то время молчал. — В аэропорт, — низким голосом сообщил певец. Руки давно мечтал свалить куда-нибудь на море. А ещё лучше — океан! Возможно, тихий и дорогостоящий курорт на островах, хотя бы на пару дней, чтобы просто сменить обстановку. И удалённый плеск большой воды дико манил перспективами побыть в одиночестве. Как вариант — Мальдивы. — Без багажа? — но любопытный водитель вовремя одумался: — Простите, не моё дело. «Не твоё» — вслух Руки не удостоил его ответом. В ладони завибрировал айфон, и, ругнувшись, певец принял звонок. Кай просил его срочно вернуться в офис, и у Таканори дёрнулся глаз. Из-за внепланового совещания путешествие срывалось, и ведь Ютака знал… Хотя, Руки отчего-то предвидел, что никуда не поедет и почти смирился, что самолёт улетит без него, и кто-то другой займёт заветный домик на пляже… В общем, певец заранее попрощался с тремя днями тишины, уединения и покоя, на которые рассчитывал, но особо не надеялся. «Карма…» — и вслух водителю: — В офис, пожалуйста. Мужчина за рулём без вопросов кивнул головой и развернул автомобиль, а Матсумото, с ощущением необратимости, набрал тур-оператора и безжизненным голосом отменил всё, что было запланировано. Его свободно пропустили в здание, и пока за спиной закрывались двери лифта, Руки увидел своё отражение на противоположной стене кабины, и потом уже и на зеркальных дверях, и понял, что более несчастным, чем он выглядит сейчас, быть просто невозможно. В коридоре, рядом с Каем, излучающим неисчерпаемый энтузиазм и жизненную силу, спиной к Матсумото находился ещё один мужчина. Невысокий рост не убавлял самоуверенности, которая выпирала изо всей его фигуры. Особенно раздражал выбритый затылок. Какой-то идиотической самонадеянностью. «Какого хрена он здесь делает?» — простонал Руки про себя. Глаз у певца задёргался сильнее, ибо с человеком, с которым говорил Ютака, Матсумото был знаком. Не разделяя восторженного настроения Укэ, Руки с крайним отвращением разглядывал чужую спину. На этот раз Кё оделся не столь трешово. Но дорогие джинсы вместе с пальто, небрежно перекинутым на руку, не вызывали у певца никакой симпатии. А начищенные до блеска ботинки захотелось чем-нибудь испачкать. Для баланса. Господин Ниимура выглядел как-то… слишком прилично, и это казалось Таке возмутительным. — А вот и ты! — обрадовался Ютака, замахав рукой согруппнику. Кё улыбнулся настолько приветливо, что заставил усомниться: действительно ли это тот самый Тоору Ниимура, с которым певец общался в Нагойе. Впечатление от этой встречи оставило в Таканори, отнюдь, не радужные воспоминания. Кё — манипулятор и лицемер, каких свет не видывал. Хотя, на Ютаку, видимо, вокалист Диров произвёл совсем иное впечатление — положительное. — Кё-сан оказал нам любезность своим визитом… — Укэ светился, как люминесцентная лампа, а Матсумото вдруг захотелось проблеваться. Он не моргая смотрел на Ютаку: неужели тот не понимает, что вся эта любезность и яйца выеденного не стоит? Разумеется, нет. Кая точно вдохновило это неожиданное знакомство, и Руки напрягся: его поездка сорвалась, и кто в этом виноват? Кай или Кё? Что, чёрт возьми, вообще происходит? — Надеюсь, причина для моего возвращения достаточно веская. — басом, переходящим в хрип, начал Руки. — Я опоздал на самолёт… — Грядёт мировой тур, — небрежно перебил его Кай. — Поставили перед фактом, так что ты сейчас здесь нужен. Подробности потом. Поздоровайся.  — Ниимура-сан, — лёгкий кивок головы в знак приветствия. — И?  — С чем тебя и поздравляю! — с неожиданной наглостью произнёс Ниимура. — Не нужно церемоний, Руки. Просто Кё. Поговорить надо! Наедине! — потеряв к Укэ всякий интерес, Тоору беспардонно ухватил Матсумото за локоть и потащил за собой. — Пошли. Я и так уже тут задержался! Приличия. Сраный этикет, — скривившись, ворчал он. — И да, конечно, мы знакомы, — обернувшись через плечо, ответил Кё на неозвученный вопрос Кая. — Ведь его трахает наш басист… — Лучше тебе заткнуться, Кё! — зло выплюнул Таканори. Кай, хоть и пребывал в полном замешательстве от резкой перемены в поведении визитёра, всё же пытался оставаться вежливым. — Руки у нас плохо воспитан. — Ничего удивительного! — громко произнёс Ниимура, выталкивая Таканори в холл, где располагался лифт, и где по чистой случайности не оказалось никого из персонала. — Ни роста, ни внешности, откуда при таком раскладе у тебя будет хорошее воспитание? — сообщил он Матсумото, и, наконец, выпустил чужой локоть. От гнева лицо Руки покрылось пятнами. — И это мне говорит злобный карлик и сын пекаря!  — Язва! — Тоору уставился на певца безумным взглядом. — Можно спросить, что тебе надо?  — Совру, если скажу, что соскучился. — Кё-о, — натянуто произнёс Руки, — тебе не кажется, что твоё поведение не совсем аде… — Я нечасто делаю одолжение, чтобы завязать разговор с чужими, — прервал его гневную речь вокалист Диров. — Мне люди вообще неинтересны. А ты — особенно! — Это всё? — Пока нет, — глядя на певца, сказал Кё. — А вдруг я что-то… упустил в прошлый раз? Мало ли. — Тоору рассматривал Матсумото так въедливо, словно тот был музейным экспонатом. Познакомившись с Ниимурой, Така уже примерно представлял, куда может зайти этот фарс и готовился морально, чтобы не реагировать особо остро. Он уговаривал себя относиться к Кё, как к душевнобольному, но эпитет «мудак» никак не покидал разгорячённое сознание певца. Пусть и душевнобольной, но такого ещё поискать. Как его терпят согруппники? Он же абсолютно невозможен! — Может, мне ещё покрутиться? Ниимура скептически приподнял сбритую бровь. — Нет. Уволь. — Ну, тогда пока, — Матсумото показательно зевнул, похлопав себя ладонью по рту, и сделал несколько шагов в сторону коридора. — Хара! — вдруг выкрикнул Кё. Руки вздрогнул и резко повернулся, осознавая, что вновь купился на провокацию. — Тебе, всё же, интересно! — обрадовался Ниимура. — Ладно, к делу. Тотчи не такой плохой, как я преподнёс, а ты, дурак, потому что повёлся. Видишь ли… он слишком замкнут, если дело касается… того… ну, что у вас там с ним… Он влюбился. — Мужчина изобразил в воздухе что-то непонятное и презрительно скривил рот. — Ты же понял, да? Хара — гордый пень. А ты слишком помешан на себе, чтобы увидеть что-то, расположенное дальше твоего огромного носа. — Снова пытаешься меня задеть? — отрезал Руки. Тыльной стороной ладони он вытирал влажную шею. Хоть в здании было нежарко, он всё равно вспотел. От злости. — Зря тратишь время. Мне плевать. — Ко-ко-ко! — Кё сложил руки на поясе и замахал локтями, как маленькими крыльями, изображая курицу! — Не лги: ты б меня давно послал, а вместо этого стоишь и слушаешь. То-ши-я. Вот, видишь? Какое тупое у тебя сейчас лицо! Надеюсь, ты не настолько дурак… — Иди нахуй! Ниимура смерил Руки взглядом, каким обычно смотрят на человека, у которого интеллекта не больше, чем у инфузории. — Ладно, можешь беситься сколько угодно. Бывай! — Кё отвернулся и вызвал себе лифт. — Поливать человека грязью гораздо удобнее, чем просто извиниться, — устало произнёс Матсумото. — У тебя что, манера общаться такая? — Руки медленно выдохнул, пытаясь успокоить разбушевавшиеся нервы, и вымученно улыбнулся. Кё пришёл не извиняться. Он здесь из-за Хары, разумеется. Заглаживает собственный косяк, иначе для чего ему выгораживать басиста? Совесть замучила что ли? Другие варианты в голову не приходили вообще. — Я понял, зачем ты здесь, — сказал Таканори, — но грехи твои отпускать не собираюсь. Вокалист Диров лишь ухмыльнулся. На мгновение в его взгляде промелькнуло нечто похожее на симпатию. — Ни о чём спросить не хочешь, Руки? Матсумото поднял голову. — Нет. Уволь, — передразнил певец Ниимуру. Единственное, чего Таканори сейчас хотел, так это чтобы его оставили в покое. — Аминь, — Кё ехидно заржал, заходя в лифт. Затем, вдруг швырнул в Таканори скомканной бумажкой, в которой брякнуло что-то тяжёлое. — Вы оба идиоты! — Да ты, вообще, нормальный?! — Взглядом, полным негодования, Матсумото провожал исчезающего за подвижными дверями вокалиста, и, вдруг догадавшись, посмотрел себе под ноги. На бумажке были нацарапаны какие-то цифры. Развернув листок, певец прочёл кандзи: «Хара Тошимаса новый номер», а ещё в него была завёрнута маленькая гаечка. Руки рванул к лифту, судорожно нажимая на кнопку вызова, надеясь, что тот ещё не уехал. Дверцы медленно, но верно, разъехались в стороны. Стоя в глубине кабины, Кё взирал на Матсумото с выражением утомлённой дивы, которую всё достало. — Ну, что ещё? — манерно выдал он. — Где он?! — зарычал Руки. Кё ответил с небывалой безмятежностью: — В Токио. Предаётся ностальгии. Ну, час назад точно предавался! Дома у Шиньи. — Кё посмотрел на часы. — Не может решиться и ждёт у моря погоды… Да хрен знает, чем он там занимается… Меня не приплетай сюда, я просто проследил… Ну, или не просто. — Зачем ты это делаешь? — Что именно? — Какая тебе выгода сводить нас? — А если никакой? — в тон певцу протянул Ниимура. — Будь здоров! Ещё несколько минут Руки провёл в коридоре, переваривая весь разговор. Кё был прав: они все слишком зациклены на собственных проблемах, чтобы обращать внимание на чужие. И Таканори снова заревновал Хару к этому невысокому мужчине, который, таким вот, невообразимым образом возвращал свои долги. — …Мне надо уйти, — кинул певец небрежно Каю, кутаясь в безразмерную кофту. — Подожди… у нас же совещание… — Мир не рухнет, если я пропущу его. И тур не случится завтра! Дай мне время, Кай. У меня выходные, чёрт возьми! Я мог бы улететь на Мальдивы… — Поедешь на сутки позже. Разве это такая проблема? — Проблема в том, что рушится моя жизнь! Ютака ничего не ответил, лишь задумчиво почесал затылок. Наверное, Руки действительно лучше побыть сейчас одному. *** Возможно ли дать объективную оценку самому себе? Идентифицировать как идиота, или же назваться молодцом? Существует шестое чувство, которое помогает определиться с выбором, но я никак не могу пересечь эту черту. В теле тяжесть, а в мозгах каша. Во мне нет уверенности в правильности того, что я хочу и что я делаю со своей жизнью. Речь идёт о моментах, когда принимая решение, в итоге поступаешь с точностью наоборот. Я внял совету Каору и получил всю необходимую информацию. Этакая разновидность сталкинга: узнать, что объект «А» на три дня (не считая дороги) собирается на Мальдивы, причём, в гордом одиночестве; выяснить название отеля и всякие мелочи, связанные с этим — номер рейса, расположение бунгало и даже имя массажистки. И… забить, оставшись в Токио, понимаете? Он в порядке, ему хорошо. Нормальная отговорка? Я постоянно задаю себе вопрос «ЗАЧЕМ?» и… не могу на него ответить. Помчаться догонять пассию, чтобы… Н-да. Банальщина! Я искал варианты, на раз отсекающие идею чёртовых полётов хер знает куда и зачем. Четырнадцать часов в воздухе, ради баланса бушующих внутри гормонов? Нет уж, увольте. Я всячески пытался убедить себя, что без меня Руки будет лучше. Глупо заставлять человека нервничать и нарушать его покой нелепым вторжением… И даже не это: интуиция подсказывала, что на Мале мне делать нечего. С этой мыслью я сдал назад купленный билет, поймал такси, и, сообщив водителю адрес, уехал из аэропорта. Шизофрения, наваждение, безумие — можно называть как угодно. Расплатившись с таксистом, я выполз из машины. От скуки зашёл в кондитерскую. — Молочный коктейль и пончик с ванилью, — заказал я. — С собой. Слоняясь по квартире, жевал приторный пончик, и, запивая его коктейлем, не знал, куда себя деть. Я мог дождаться Руки и в Токио. Более того, я мог ему позвонить в любое время. Только всегда есть «но». Минусы телефонных разговоров, это отсутствие возможности посмотреть в глаза и удержать, если что-то пойдёт не так. А «не так» происходило всякий раз, с тех пор, как я лишил нас секса. И за это расплачивался не только Руки. Я очень много раздумывал над тем, что сделал в угоду собственному эгоизму, и ведь даже Рейту избил именно по причине уязвлённого самолюбия. Так какого хрена?! Только вот, отпустить Гаечку у меня не получается. Видит Бог, я пытался. Я старею? — …Шинья! Я не могу быть один. — Так, ты что, не уехал? Эй, погодь… — на том конце раздался тяжёлый вздох, и затем, долгая возня. — Приезжай. Жду. *** Дверь ему открыла Томоко Кавасэ. Выглядела девушка весьма пикантно: волосы растрёпаны, а старая футболка Терачи с трудом закрывала ягодицы. Огромная пройма открывала взгляду часть маленькой аккуратной груди и выбритую подмышку. Увидев Хару, подруга Шиньи нисколько не смутилась. Удивился Тошия. — Привет. — Заходи! — А твой муж в курсе, что ему изменяют? — откровенно разглядывая тёмный сосок женской груди, Тотчи наклонил голову и поправил очки. Присутствие Кавасэ в доме говорило лишь о том, что Терачи пошёл в отрыв, либо впал в меланхолию… В любом случае, для него это полезное разнообразие. — Неважно. Мы разводимся, — равнодушно сообщила Кавасэ. — Не знаю, что говорят в таких случаях: «Поздравляю» или «Соболезную»? А Шинья чем занят? — Ждёт тебя, заходи, — повторила она, пропуская мужчину, и вышла вперёд. От неё пахло кофе и недавним сексом. — И прекрати на меня пялиться. Антураж для Тотчи был вполне привычным, но мужчина ощутил, что именно сейчас он тут лишний. — Ты бы оделась, Томми… Она оглянулась, изящным движением собирая волосы в пучок. Скептически вскинула бровь. — Смущаю? Может, ты забыл, что не только видел меня голой? Когда-то, когда Томоко ещё не была замужем, Терачи сам позвал Хару присутствовать на сессии. И хотя кодекс дружбы нарушен не был, правилами пренебрегли все трое. По обоюдному согласию. И Тошимаса об этом помнил и ошибок с тех пор не повторял. — Оденься, чебурашка, — строго заскрипел из комнаты Терачи. Томоко не спеша покинула помещение, оставляя приятелей наедине. Шинью она слушалась беспрекословно. — Кофе будешь, малыш? Хара плюхнулся рядом на диван, вытягивая ноги. — Ты бы хоть намекнул, — выдал он. — Прости, что так не вовремя. — Ты не мешаешь. Томми, где кофе? — Минутку, — раздался её недовольный голос. — Переехать ей ещё не предложил? — Неа. Моя чебурашка зациклена на карьере. Задержаться здесь её вынуждает исключительно развод. Как повод. Не скажу, что для меня он неприятный. Просто мы оба слишком эгоисты… — Ты счастлив? — Не знаю. Наверное. С ней не скучно, — и Терачи вдруг улыбнулся как-то по-особенному. В этот момент Томоко принесла поднос с кофе и молча поставила его на стол. Она надела бежевые джинсы, в которые заправила блузу из натурального шёлка. Каштановые волосы были тщательно зачесаны и убраны в тугой хвост на затылке. Ушки очаровательно торчали, и Терачи опять улыбнулся. Отработанным движением она выгрузила чашки с подноса, изящные ладони с тонкими пальчиками ловко поставили сахарницу прямо по центру стола, заставив Шинью сдвинуть ноутбук в сторону. Идеально. Хара взглянул на девушку и «завис»: минут двадцать назад она, возможно, так же идеально сосала драммеру член, помогая себе рукой, а Терачи придерживал её затылок… а вообще, она прекрасно обходилась и без рук. И причём тут это… твою ж мать! Шинья пихнул Тошию локтем: — Перестань. — Что? — не въехал Хара. Терачи поджал губы, качая головой. — Я тебя по вздохам вычислю, Тотчи. Не о том думать надо. Сахар? — громко спросил Шинья, ударив Хару по колену под столом. — Одну ложку или две? — Одну, — ответил брюнет. Занавесив глаза чёлкой, он пялился на чужие сиськи и почему-то вспоминал Таканори. Ртом тот тоже работал изумительно. Намного лучше, чем она… и мало кто смог бы составить ему конкуренцию… Воспоминания оказались слишком тоскливыми. И, конечно, дело было не только в сексе. Томоко замялась, перехватив взгляд басиста. Слишком откровенный. — Ну, я пойду, — она обернулась к Терачи. — Адвокат ждать не станет. Звони, если планы поменяются. Терачи закивал и поднялся, чтобы проводить. Улыбнулся ей солнечно. Хара с осторожностью взглянул на друга, полагая, что ему тоже лучше уйти. Но драммер ухватил его за плечо, мол, сиди, и Тошия остался. Он допивал кофе, дожидаясь, пока Шин закроет за подружкой дверь. — Ну, что за катастрофа, малыш? — В пору звать на помощь. «SОS», Шинья! — Закрывая глаза, Хара откинулся на спинку дивана. — Я абсолютно безнадёжен и меня не спасти. — Позвони ему! — И что сказать? — Тотчи беспомощно улыбнулся. — Зови на помощь. Гаечка на то и гаечка… *** Возвращаясь от Шиньи, я теоретически представил разговор с Руки. Ну, это просто невозможно! Доминант звонит сабмиссиву и просит спасти его. Это как вообще? Допустим, чисто по-человечески, отбросив статус, дружеская просьба. Чёрт. Но не тогда, когда твой член у него в заднице на постоянной основе. И раз уж подобные мысли вообще мной допустимы, значит ли это, что я уже дошёл до крайней степени отчаяния? Если человек сам не в состоянии себе помочь, то сможет ли это сделать кто-то ещё? Конечно, нет. Мне вдруг до судорог захотелось вернуться в точку отсчёта. В место, откуда всё началось. Нет, не домой, и не в тот гадюшник, куда мы приехали с Шиньей догоняться, а в место, где мы с Матсумото впервые занимались сексом. Да, я поехал именно туда. К тому зданию, возле которого нас увидел Сузуки. Тот же закоулок, те же мусорные баки и та же стена… Не доставало лишь самого важного и необходимого компонента. Ничего не изменилось. Я подошёл ближе, коснулся пальцами холодного бетона. Случайный прохожий окинул меня удивлённым взглядом, наверное, я действительно выгляжу странно. Опираясь спиной о стену, я закрыл глаза. Реальность причиняет боль. Ничто не способно воскресить прошлое, только напомнить о том, каким оно было. Тщетность надежды вызывала горькую усмешку, и я развернулся, намереваясь уйти и никогда больше не возвращаться сюда; поднял взгляд и замер: в метре от меня, зябко кутаясь в бесформенную куртку, стоял Матсумото. И слово «карма» вновь обожгло сознание. А сердце забилось часто-часто. «Гаечка моя». Если вы настолько упрямы и не в состоянии самостоятельно разрешить ситуацию, мироздание сделает это за вас, сталкивая лбами, как слепых котят. Вопрос в том — способны ли вы не упустить эту возможность. — Я не буду ни о чём спрашивать, — вдруг тихо произнёс Руки. — Ты можешь просто уйти. А уйти я уже не мог. Удивительно, что Така тоже пришёл именно сюда. — Привет. — Привет. Даже не знаю, что сказать… Не ожидал тебя здесь увидеть. — Слышал, ты собирался на Мальдивы… — пробую развить тему, поздно спохватившись, на какие мысли это наведёт Таканори. — Почему ты не уехал? — Какого хрена, Хара? —  Глаза темнеют, он поджимает губы, но неожиданно его взгляд смягчается. — Ты что, следишь за мной?! — Нет, — отвечаю, — то есть да! Слежу. И чуть было не рванул следом. Даже билет купил… но сдал обратно. Подумал, что не надо… — Я опасался сейчас наговорить лишнего, сделать что-то неправильно. Хотелось схватить его за руку, но… Нельзя, чтобы Руки подумал, что я давлю на него. Как Рейта. Чёрт! Вообще, у меня нервы стали сдавать. — Я… я не то имел в виду… Ты… ты свободен, и я просто хотел убедиться… Матсумото выглядит растерянным: я ведь никогда ему так много не говорил. Он делает шаг навстречу, но неожиданно останавливается, глядя мне в глаза. — В чём? — Что у тебя всё хорошо и ты счастлив, — у меня даже голос пропал. Таканори медленно кивает, но взгляд его остаётся таким же напряжённым. — Ты теперь счастлив, Руки-кун? По его лицу пробегает мрачная тень, но Така отвечает сразу. — Нет, — горько произносит он. — Почему… — спрашиваю шёпотом. — Всегда хочется большего, чем ты можешь позволить… Это слишком больно. — Прости меня. — За что? За то, что я заинтересован в тебе сильнее, чем ты во мне? Глупости, — он грустно улыбается. — Знаешь, мы знакомы где-то около года, а я вдруг понял, что совершенно тебя не знаю, Хара. Представлял одно, а вышло по-другому. Сам виноват — хотел, видимо, слишком многого. — Но ты вернулся сюда. Как и я. Значит, есть шанс узнать. — Никакого, если ты и дальше будешь молчать. Поэтому, прежде чем мы окончательно разойдёмся, скажи, чего ты хочешь. Скажи мне сейчас. Таканори находился в каких-то двух шагах, но у меня появилось стойкое ощущение его недосягаемости. В голове вертелось лишь одно: этот мужчина мой, и нам нельзя расставаться. Да я в жизни так не психовал из-за страха потерять кого-то, как боялся сейчас. Но заявить об этом вслух? — Ты стоишь далеко, Руки-кун. Может, подойдёшь, а? Не собираюсь орать на всю улицу. — Предлагаешь нарушить свои же правила? Ведь до тебя и дотронуться нельзя безнаказанно! — И Таканори говорит всё это на полном серьёзе? Но это ведь… — Тогда, я сам... И к чёрту правила, — беру его руки и опускаю себе на бёдра. Конечно же он не теряется, тут же ухватив меня за зад. Осталось лишь сосчитать до трёх и медленно выдохнуть. Sos! — Спаси меня… Гаечка... — Он смотрит удивлённо, чуть приоткрыв рот, а у меня состояние «пан или пропал». — Давай попробуем ещё раз? Меня зовут Тошимаса Хара. И я… люблю тебя.