автор
Размер:
6 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
167 Нравится Отзывы 32 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Скажу сразу - я вообще не люблю ни писать, ни читать о смерти, но иногда приходится. И именно эта тема мне кажется наиболее сложной. Автор должен относиться крайне бережно к своим героям и как бы помнить, что он за них в ответе. И что если жизнь человеческая не игрушка, то смерть – тем более. Поэтому небрежное отношение к смерти со стороны автора не только аморально, оно говорит и о его писательской неполноценности, о том, что его герои - не живые полноценные личности, а бездушные куклы, от которых ничего не стоит избавиться в нужный момент. Если же сама по себе смерть в художественных произведениях меня печалит, то подобное отношение дико возмущает. И сталкиваюсь я с ним, увы, довольно часто, причем иногда даже и у любимых авторов. Но три подобных случая произвели на меня настолько тяжелое впечатление, что надолго вогнали в депрессию. Первые два были 16 и 9 лет назад, и если их еще можно списать на юношеский максимализм и подростковую впечатлительность, то третий произошел совсем недавно, потому я все-таки не выдержала и решила высказаться по этому поводу. Сразу скажу, что анализирую я изображение смерти в художественных произведениях с точки зрения традиционно христианской, где жизнь и смерть четко разграничены, и не касаюсь аниме, восточных философий, вудуизма и прочих альтернативных верований, где они иногда слиты, всевозможных реинкарнаций и прочего, с подобной точки зрения прошу к этой статье не походить. Также уточняю, что мною будут анализироваться обстоятельства смерти, прежде всего, героев положительных, т.н. протагонистов. Смерти антагонистов рассматривать особо смысла нет, ибо если человек предал себя злу, этим он уже погубил свою душу, а значит, смерть его предельно формальна и по сути является лишь аннулированием его земной оболочки. Также я не буду касаться трагедий, поскольку это особый жанр, где финальное «все умерли» обуславливается самой логикой произведения. Буду говорить лишь о произведениях, посвященных "жизни как она есть". Начнем с того, что любая смерть сама по себе неестественна, ибо противоречит жизни, поэтому термин «естественная смерть», конечно, чисто условен. Возможно, стоит употреблять термин «смерть уместная» или «обоснованная». Или «реалистичная». Смерть в нашей жизни чаще всего неожиданна и потому зачастую шокирует и кажется нелепой. Именно подобное изображение смерти в художественном произведении мне кажется наиболее правильным. Например, Лесли в «Мосте в Терабитию». Ее смерти абсолютно ничто не предвещало, потому она и становится для нас шоком. И я здесь в большей степени имею в виду книгу, а не фильм, хотя экранизация получилась максимально удачной. Однако о внутренних метаниях главгероя по этому поводу мы из нее не узнаем. Другие примеры: Варя Чикунина из трилогии Чарской «Люда Влассовская» или Яшка Воробьев из повести Крапивина «Та сторона, где ветер». Причины подобных смертей, как правило, обыденны – несчастный случай или болезнь, но от этого еще более удручают, напоминают о том, что подобное может случиться с каждым и в любой момент. Однако нередки случаи, когда смерть кажется нам предсказуемой, у нас возникает ощущение, что «иначе и быть не могло». Это второй случай обоснованной смерти, именно та ситуация, когда смерть персонажа нужна автору для конкретной цели: раскрытия свойств его личности, перехода на иной уровень бытия, искупления, нравственного оправдания, т. е. не смерть как таковая, а переход к жизни вечной. «И смертью смерть поправ», что называется. Боромир во «Властелине колец», Торин в «Хоббите», Николс в «Боевом коне», Офелия в «Лабиринте Фавна», братья Львиное Сердце у Линдгрен, - список можно составить достаточно длинный. Как и в первом случае, смерть такого героя огорчает и потрясает, но все же остается некое ощущение справедливости бытия. В третьем случае смерть героя как бы оговорена заранее, мы изначально видим, что персонаж либо очень старый, и его смерть абсолютно естественна, либо слабый и болезненный, а по мере продвижения сюжета еще активнее болеет и чахнет, потому смерть воспринимается как логическое завершение его пути: Нина Джаваха у той же Чарской, Дик в «Оливере Твисте» Диккенса, Элен Бернс в «Джен Эйр» Бронте, Мелани в «Унесенных ветром» и пр. Все вышеприведенные случаи объединяет то, что автор демонстрирует глубокий интерес к своему герою, его смерть осознается и остальными персонажами и читателями/зрителями как безусловная трагедия, которая заставляет задуматься… И не столько о смерти, сколько о жизни, которая коротка и, главное, внезапно коротка, а потому прожить ее желательно достойно. Стоит отдельно сказать о произведениях, которые в целом посвящены смерти. Нет, не войне - фильм или книга может быть о войне, но не о смерти, - я имею в виду те произведения, где смерть положена в основу сюжета (но не идеи!), произведения о концлагерях, холокосте, разного рода геноциде, атомных и других катастрофах и т. д. «Искра жизни» Ремарка, «Седьмой крест» Зегерс, «Песня Свон» Маккаммона, «Список Шиндлера», «Нити», «Письма мертвого человека», «Отстреливая собак»... Здесь уж читатель/зритель предупрежден заранее о том, что слабонервным в это лучше не влезать. Но отметим одну важную особенность подобных произведений - все они написаны не ради изображения смерти как таковой, а ради утверждения подобным образом ценности жизни. Цель автора – изобразить не смерть, а ростки, «искры» жизни, которые сквозь ее засилье упрямо пробиваются. «Нити», где смерть тотальна и торжествует над жизнью, в этом ряду, скорее, исключение. Но и там показанный так нелицеприятно и без малейшего эстетизма ужас ядерной войны призван утвердить ценность жизни, которая так хрупка и легко уничтожима. Что приводит нас к некому обобщенному выводу – смерть лишь тогда кажется обоснованной и уместной в художественном произведении, когда она является частью жизни, и, что еще более важно - вторична по отношению к жизни. Мы рождаемся, чтобы жить, а не чтобы умирать до срока, и если происходит наоборот – это неправильно, и так быть не должно. А если происходит, тому либо имеются веские причины, либо это противно и мерзко и Богу, и человеку. Вот как раз об этих противных случаях и хочется сказать отдельно, пусть это и не особо приятно. Автор, не осознающий цену смерти, скорее всего, не осознает и цену самой жизни. И хорошо если только ПОКА не осознает. Примечательно, что в таких случаях изображения смерти в произведениях намного многообразнее, красочнее и полноценнее изображения жизни. Причем многочисленные виды смерти в подобных творениях тщательно маскируются под вышеописанные, обоснованные, но им не соответствуют. Так, например, в ужастиках, особенно в слэшерах, смерть изображается всегда ради самой смерти, цель и смысл ужастика - изображение обстоятельств смерти и ее способов, как можно более детальнее, массовее, разнообразнее и подробнее. И даже условный хэппи-энд не приносит облегчения, ибо главгерои выживают, как правило, чисто случайно, и их выживание морально-нравственно никак не оправдано. Другими словами, в принципе не ясно, почему выжили именно эти персонажи, а не другой, а значит, смерть все равно сильнее. Кроме того, мода на хэппи-энды прошла, и теперь даже один-два главных героя, которых ранее традиционно оставляли в живых, обычно умерщвляются. Конечно, бывают и исключения, так, в очень любимом мною «Крике» дружная тройка главгероев, в особенности сама Сидни Прескотт, настолько интересны, симпатичны и наделены такой нерушимой ВОЛЕЙ К ЖИЗНИ, что не по зубам никаким маньякам. В фэнтази, а особенно в ширпотребном каноническом фэнтази, а также в ряде околоисторических романов, действует тот же принцип, что и в ужастиках. Там смерть является самоцелью, автору просто нравится описывать смерти-пытки-казни, как правило, особо извращенские и садистские. Как правило в фэнтази сама завязка сюжета немыслима без кровавой резни, группового изнасилования, изничтожения некой страны, рода, семьи, деревни, цивилизации (нужное подчеркнуть). Что «Волкодав», что «Конан», что «Белая Ведьма» Танит Ли именно так и начинаются. Ну и естественно на протяжении дальнейшего эпоса чудом выживший главгерой либо мстит, либо «восстанавливает справедливость», что по факту одно и то же, поскольку осуществляется путем непрерывной цепочки вышеупомянутых садистских пыток и казней. Автор же от этого неприкрыто ловит кайф, не понимая, что у любого нормального человека, который от садизма ради садизма кайф не ловит, подобный подход вызывает лишь отвращение. Если фэнтази пишет мужик, то при описании смерти упор делается на натуралистические детали, то самое пресловутое «кровь-мясо-кишки». Если фэнтази пишет баба, пардон, дама, то смерть обставляется как можно более вычурнее и пафоснее, кровь еще и может упоминаться (при обязательном последующем превращении в черные маки или типа того), но про мясо и кишки обычно не упоминается. То есть если, скажем, герой заживо сгорает, в мужицком фэнтази нам расскажут про запах горелого мяса и пузырящуюся кожу, а в дамском про отблеск огня в глазах сгораемого и развевающиеся в языках пламени волосы. Если же автор реально "трушный", типа Мартина, Перумова или Никитина, то он сумеет совместить в своем описании и то, и другое. Особо мною нелюбимый и неуважаемый подвид такого обращения с героями – когда они внезапно коллективно гибнут в финале произведения, обычно, в каком-нибудь эпичном сражении. Как правило, такой финал характерен для многотомных саг. И потому складывается впечатление, что у авторов иногда наступает некий коллапс. Герои им настолько осточертели, что охота перебить на хрен всех, кого можно, да и кого нельзя тоже. Сапковский в седьмой части «Ведьмака» порешил всех положительных в одной главе, причем разнообразие способов смерти не может не восхитить. Роулинг, у которой, конечно, труба пониже, дым пожиже, опять же в седьмой части тоже оторвалась по полной. Перебить главных героев ей не позволили единственно коммерческие соображения, хотя заметно, что ну ОЧЕНЬ хотелось. В многосерийных фанфиках такой финал тоже не редкость. Иногда это происходит еще и по причине того, что начинающий автор уже все, что можно, с героями переделал – осталось только убить. Жалко, конечно, но ведь охота попробовать ВСЕ. И что нельзя - тоже. Околоисторическим авторам, вроде Корнуэлла, в этом плане проще. Можно выбрать какую-нибудь особо кровавую страницу истории и отображать ее в свое удовольствие. Хотя, конечно, всем ясно, что для отображения истории вовсе необязательны детализированные описания убийства младенцев и монахинь, но автор с честными глазами делает вид, что без этого нельзя никак и именно через это проявляется максимальная историческая достоверность. Мне могут возразить, что на первый взгляд это все те же «Искры жизни» или «Письма мертвого человека» - на самом деле они им прямо противоположны. В первом случае автор, хоть и изображает смерть в массовом порядке, но преподносит ее как нечто неправильное, шокирующее, вызывающее ужас и отвращение. Герои противостоят ей, и некоторые из них все же выживают. Фэнтази и ужастики, наоборот, изображают вроде бы жизнь и ее кипение: ужастики, как правило, посвящены беспечно веселым компаниям студентов или сюсюканью влюбленных парочек, фэнтази – разным волшебным приключениям и героизму. Но на деле это все лишь приправа к бесконечной цепочке смертей, которыми самоупиваются авторы. Не воля к жизни и преодоление смерти, а всяческое уничтожение этой жизни бесконечными смертями, уничтожение тотальное и беспросветное. Если в качественных книгах нам преподносится мысль о том, что, какой бы всесильной ни казалась смерть, жизнь в конечном итоге побеждает, то ужастики и фэнтази наоборот внушают – какой бы прекрасной и лучезарной ни казалась жизнь, в итоге все равно все сдохнут. Если брать тематику ядерной войны, то здесь яркий пример – «На последнем берегу», где герои, две серии поговорив о выживании и борьбе, в итоге решили «да пошло оно все!» и коллективно в обнимку отравились, не забыв прихватить с собою и детишек. И не потому, что у них не было шансов выжить. А потому что выживать им показалось слишком хлопотно. Все равно ведь «нормальной» жизни больше не будет! Показательно, что к моменту массового отравления в магазинах еще было полно продуктов и работал интернет. Однако кое-кто уже «чувствовал себя плохо», и это послужило сигналом к тотальному суициду. О попытках вырыть какой-никакой бункер или как-то по-другому попытаться пережить ядерную зиму речи даже не зашло. Но оставим в покое фэнтази и ужастики, поговорим о более серьезной литературе и кинематографе, рассмотрим некоторые другие подвиды необоснованных смертей, в них встречающиеся. Несмотря на вроде бы правильный антураж и высокое качество произведения в целом, они, в отличие от смертей обоснованных, не несут в себе никакой нравственной-смысловой нагрузки. Да еще и при этом самом не являются ни внезапными, ни предсказуемыми. То есть герои вроде бы умирают ни с того, ни с сего, но при этом в необыкновенно удобный для сюжета и автора момент. Таким образом автор демонстрирует, что герои для него не живые личности, а пешки, которыми, можно без сожаления жертвовать в угоду своей лени, плохому настроению или неумелости. И уважения подобное отношение к героям у меня категорически не вызывает. К тому же сразу отметим, что, в отличие от простого садизма, когда автор пускает в расход всех героев без разбору, в остальных случаях под раздачу попадают обычно герои положительные, зачастую САМЫЕ положительные и пользующиеся большой симпатией читателя/зрителя. Рассмотрим эти случаи на конкретных примерах. Смерть таких героев наступает в таких случаях, когда: а) Автору просто хочется выжать из читателя слезу. Например, смерть Евы в «Хижине дяди Тома» или Нелл в «Лавке Древностей» Диккенса. То есть эти герои вполне могли бы и не умирать, но, по мнению автора, реки слез, пролитые читателями, их загубленных жизней определенно стоят. Может, и стоят, но не тогда, когда вожделенные слезы – это единственная причина смерти. б) Автору смерть героя нужна для вящего эффекта или, лучше сказать, спецэффекта - обычно под занавес. Причем, в отличие от первого случая, когда акцент делается все же на самом умирающем, здесь во главу угла выносятся страдания окружающих. Хрестоматийный пример – Седрик из «Кубка огня» Роулинг или Констанция из «Трех мушкетеров». Вот уж их смерти никак не ждали, зато, конечно, впечатление производит, да. Ну или Марселла из столь любимого мною фильма «Не покидай…». Идеальный для меня фильм, если бы не концовка. Правда, смерть героини там оставлена за кадром, а зрителю оставляется призрачная надежда на то, что смертельно раненная, без врачебной помощи на руках у своего дурака-возлюбленного, она как-нибудь там не умрет. Что вряд ли. Иногда, при особом таланте автора, этот вид смерти объединяется с предыдущим - например, смерть Пети Ростова в «Войне и мире». Там и слез наплакали океаны, и, опять же, эффектно. Правда непонятно, что еще автор пытался донести до нас, кроме того, что смерть маленьких - это грустно и печально. Но, подозреваю, что об этом и так все знают. в) Автор просто не знает, что ему делать с героем. Например, Дэн из «Поющих в терновнике» Маккаллоу. Персонаж настолько до тошноты положительный, что автор совершено очевидно не смогла придумать ему достойной судьбы. Потому просто убила. г) Автор патологически боится хэппи-эндов и упреков в том, что он недостаточно реалистичен. Поэтому в финале ему надо ****ть хотя бы одного главного героя, чтобы было «правдоподобно». Этим особенно характерен Кинг. Например, в «Оно» он так и не смог себя пересилить и сохранить жизнь всем членам своей Великолепной семерки. И в качестве жертвы выбрал самого мягкого и доброго персонажа. д) Смерть героя-пофигиста. Предсказуема изначально, но ничем не оправдана. Просто какому-то идиоту первому пришло в голову, что якобы когда герой не хочет умирать, но ему приходится – это трогательно и мило. Остальные идиоты это подхватили. Происходит это дело из примитивной привычки делить все на черное и белое. То есть герой обязан быть или за наших, или за ненаших. Если же он посмеет заикнуться о том, что «мне вообще-то пофиг», или что «я это делаю только ради денег», то подобную провинность ему полагается смыть кровью. Обычно это какой-нибудь изначально левый чувак, проводник или другой умелец, которого нанимают в экстренном случае за большие бабки, и который в рекордный срок проникается высокими идеями протагонистов. Настолько сильно проникается, что жертвует за них жизнью, заодно экономя протагонистам деньги. Вот за что я и люблю Маккаммона. У него если какой-то чувак говорит – «я сваливаю», то он и сваливает. И я за него при этом чрезвычайно рада. Если у человека есть идеи, за которые стоит умереть, то пусть он сам за них и умирает. А не подставляет тех, кому этого совсем не хотелось. е) Особый подвид - «умершие мамочки». Примерно в трети всех американских фильмов у героя-ребенка «мама умерла». Ну или у взрослого героя умерла жена. Причем причина смерти, как правило, тактично замалчивается. И для меня так до сих пор и остается загадкой, по какой причине в США с их-то развитой медициной столь высок процент смертности молодых женщин среднего класса. ж) Автору герой мешает. Особо ненавидимое мною специально оставила под конец. Именно по этой причине гибнут самые симпатичные и всеми любимые герои. Герои, которые вдруг оказались лишними, помешали авторам. Просто куда-нибудь их спровадить нельзя по причине высокой популярности, по той же причине нельзя превратить их в отрицательных, что обычно авторы умеют делать мастерски… Потому остается их убить. Любящие жены заболевают неизлечимыми болезнями, прекрасные принцы и кроткие влюбленные гибнут в авиа- или автокатастрофах. Авторы иногда с особым цинизмом оправдывают такие ходы «жалостью» - а все равно герою ничего бы не обломилось, ибо его/ее муж/жених/возлюбленный любил другого и был бы несчастен, а значит, и герой был бы несчастен, и тот третий, к кому уходит жена/невеста/возлюбленная тоже. Поэтому проще третьего лишнего убить. Пусть лучше один умрет, чем страдают трое, логично? Нет, не логично. Более того, тупо и омерзительно. Почему бы тогда сладкой парочке не убить мешающего им персонажа своим же руками? Чтобы не мучился? И не перекладывать ответственность на автора, не заставлять сбивать его машиной, ронять самолеты вместе с сотнями прочих невинных жертв, диагностировать ему рак мозга. Правда, при таком раскладе эффект наименьшего зла все равно не достигается. Даже если и принять теорию о том, что пусть лучше умрет один, чем будут страдать трое – в случае смерти героя страдать все равно будут больше, чем трое, у героя как минимум есть родители, а возможно, и другие родственники, друзья и близкие люди, для которых его смерть будет истинной трагедией. Уже не говоря об опечаленных и страдающих читателях/зрителях. Сладкая парочка главгероев родителям погибшего, конечно, будет выражать приличествующее сочувствие и сострадания – если не забудут. Но если бы третий лишний герой остался в живых, им пришлось бы до конца переживать, расстраиваться и огорчаться из-за его несчастной судьбы, они же все из себя такие чувствительные, высокоморальные и положительные. Нет, на это авторы пойтить не могут никак. Подобные герои повально характерны для мексиканских сериалов, иногда их там получается даже по нескольку штук в одном. Кое-где эту заразу подхватили и сериалы аргентинские. Не чураются подобных сюжетов и классики. Так, Лев Толстой, чтобы устроить хэппи-энд Пьера и Наташи особенно долго и с чувством смаковал смерть князя Андрея, одного из немногих крайне симпатичных, а главное, адекватных персонажей своей эпопеи. Некоторым из этих мучеников авторского эгоизма особо везет – они умирают, спасая жизнь своему возлюбленному или (что еще жестче) предмету страсти своего возлюбленного. Возлюбленный же, поплакав над ним приличествующее количество страниц/экранного времени, начинает жить долго и счастливо, а его предмет страсти морально самооправдывается тем, что, конечно, того парня/девушку жалко, но все равно ему/ей ничего не светило. Но разве ЖИЗНЬ это такое уж ничего?..
Возможность оставлять отзывы отключена автором
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.