***
Гарри находился в гостиной и читал наугад взятую из библиотеки книгу, когда неожиданно хлопнула входная дверь, и из коридора раздался знакомый голос, выкрикивающий его имя в сочетании с нижней частью исподнего великого когда-то волшебника при дворе короля Артура. Вопли эти по своей тональности могли соперничать разве что с криками ведьмы Банши, или того хуже — с руганью портрета миссис Блэк. Поначалу вздрогнувший от резкого хлопка и схватившийся за палочку Гарри, тут же расслабился и позволил себе легкую ухмылку. — Не ждал тебя так скоро, Рон. Я думал «Пророк» придержит эту новость до Рождества. — Гарри, мать твою! Ты можешь мне объяснить, что за ерунда здесь написана? Рон уже пересекал размашистым шагом весь периметр гостиной и, остановившись возле Гарри, стал махать перед ним свежим выпуском «Пророка». Гарри поправил очки и стал послушно читать статью, попавшую в поле его зрения: — «Рон Уизли и Гермиона Грейнджер объявили о своей помолвке. Свадьба должна состояться в мае следующего года. Почетными…» — Не это, твою мать! Ты знаешь, о чем я. Вот! — и развернув газету на первой полосе, буквально сунул ее под нос друга. — Ах, это… — Издеваешься, да? Скажи, это правда? Все что тут написано — правда? Гарри молча кивнув, и отодвинув на безопасное расстояние руку Рона, сухо кашлянул: — Чаю?.. — Ты… Ты так спокойно… Нет, ну как ты мог?! Как ты мог дать показания в пользу Малфоев?! Их же полностью, повторяю — ПОЛНОСТЬЮ, оправдали! И все благодаря твоим показаниям. Как тебе вообще в голову пришло пойти свидетелем на стороне защиты? — А, по-моему, это хорошие новости. Раздавшийся за их спинами высокий голос заставил юношей резко повернуться: в комнату входила запыхавшаяся Гермиона. — Успела! Вы еще не перешли в рукопашную. Я, как только статью прочла, сразу аппарировала сюда. В Норе все просто ошеломлены твоим поступком. Семья разбилась на два лагеря, причем на твоей стороне только Флер, Билл и я. Мы в меньшинстве, но, учитывая характер Флегмы, мы победим. Хотя… — Гермиона с улыбкой посмотрела на агрессивно настроенного Рона, — Думаю, будет боевая ничья. — Ты… ты считаешь, что это хорошие новости? — спросил Рон, с недоверием смотря на невесту. Гермиона только молча кивнула и подарила Гарри теплую понимающую улыбку. — Судя по блеску в глазах, она имеет в виду не решение суда, а тринадцатый способ использования крови дракона, — обращаясь к самому себе, тихо шепнул Рон. — Нет, правда, хорошие новости, — Гермиона приобняла Гарри и, привстав на цыпочки, поцеловала его в щеку, — Это милосердно… человечно. Я рада, что ты нашел в себе силы забыть прежние обиды. Я тобой горжусь! — Дерьмо гиппогрифа! — Рон смял газету и бросил ее в камин, — Поверить не могу, что ты встала на его сторону. Оправдать Малфоев — это человечно? Это античеловечно! — Рон, завтра Рождество. Пора зарыть топор войны, — попытался отшутиться Гарри. — Какой топор? — оторопело спросил Рон. — Э… Это из магловской истории. Вроде обета мира. — К черту топор! Гарри! Они же враги! Ты уже забыл как они… Как этот мерзавец Люциус… А Хорек вообще пытался убить Дамблдора! — Хватит! Такой резкий переход от веселости к гневу привел Рона в замешательство. Он открыл, было, рот, чтобы ответить не менее гневно, однако вынужден был снова закрыть его, так как к Гарри вернулось прежнее спокойствие. Устало смежив веки, тот тихо заговорил: — Рон, я ничего не забыл. Да и как я могу, если ты раз за разом напоминаешь мне об этом? Но ведь Волдеморт мертв, война закончена. Неужели я не заслужил право все поскорее забыть? Если ты еще не наигрался в войнушку, то, пожалуйста, играй, а меня уволь. — Не наигрался? Я? Забыть? МНЕ забыть? — Рон в два шага преодолел разделяющее их расстояние и, схватив Гарри за плечи, как следует, его встряхнул. — Гарри!!! Я потерял на войне брата! И я должен об этом забыть? И я должен смириться? Ты понимаешь, что ты сейчас говоришь? — Тебе перечислить мои потери? Давай пригласим Невилла, Луну… да хоть каждого второго встречного на улице. Они тоже много интересного расскажут. Рон выпустил Гарри и, отступив на шаг назад, с недоверием посмотрел на друга, словно не узнавая. Потом, как на якорь спасения, посмотрел на Гермиону. — Гермиона, скажи хоть ты ему… Ведь нельзя… Это сродни предательству — забывать! — Рон, Гарри имел в виду совсем другое. Мы должны помнить о войне и сделать все возможное, чтобы другой не было. Но мы должны забыть о прежней вражде и постараться наладить отношения с бывшими врагами. Надо дать им шанс доказать, что они осознали, как заблуждались… Надо дать им возможность раскаяться. Иначе мы будем ничуть не лучше их, и нам не удастся избежать другой войны. — Как же, как же... Раскаяться! — Рон зло рассмеялся: — Вампиров осиновый кол исправит! Ты хоть видела, с каким выражением лица Люциус Малфой выходил из зала суда? Да я тысячу слизней съем, если это лицо раскаявшегося преступника! Малфои не заслужили прощения! — Рон, ты наверно забыл, но мы кое-чем обязаны Малфоям. Драко не выдал нас тогда в Малфой-Меноре... — А ты за шкварник вытащил его из Адского пламени! Да он на тебя молится должен даже сидя в Азкабане! — А Нарцисса, тогда в лесу, подтвердила факт моей смерти, — пропуская реплику Рона мимо ушей, продолжил Гарри. — Получается, что Малфои дважды спасли мне жизнь. Я не мог поступить иначе. Это долг жизни. А с таким долгом лучше расплатиться сразу. — Драко, Нарцисса... Ты уже их по именам называешь! — Боже, Рон, из того, что я сказал, ты услышал только это? — снова злясь, прошипел Гарри. — Стоп! — настала очередь Гермионы повысить голос. Встав между друзьями, она надавила ладонями им на грудь. — Так, ты, — она слегка подтолкнула жениха в сторону кухни, — пойдешь на кухню, поставишь чайник. А ты, — не меняя командирского тона, девушка обратилась к Гарри, — спустишься в погреб и принесешь вина. Трубку мира мы раскуривать не будем, вообще ничего курить не будем, а вот бокал красного пойдет вам на пользу. — А если Гарри пойдет за вином, зачем ставить чайник? — отойдя на безопасное от подзатыльника расстояние, спросил почти полностью остывший Рон. — Чай для меня, Рон. Черный со сливками и без сахара. Ты знаешь, какой я люблю. И загляни в холодильник. Где-то там у Гарри была баночка дивного малинового джема.* * *
Проводив друзей около восьми часов вечера, Гарри еще часа два просидел в гостиной, допивая остатки вина и просматривая альбом с фотографиями родителей. Печально улыбаясь, Гарри перелистывал очередную страницу, когда его одиночество было вновь прервано настойчивым стуком в дверь. Удивленно приподняв брови, юноша направился к двери. Визитер, представший перед его взором, был сам Люциус Малфой. Решив, что последний бокал, пожалуй, был лишним, Гарри только махнул на гостя рукой и со словами: «Изыди», захлопнул перед ним дверь. Гарри не успел сделать и пару шагов, как стук повторился. Открыв дверь во второй раз, и убедившись, что стоящий на пороге его дома Люциус Малфой не плод его затуманенного вином воображения, Гарри озадачено почесал затылок. — Вы? Малфой-Менор несколько южнее. — И вам добрый вечер, мистер Поттер, — в голосе Люциуса сквозило некоторое смущение — чувство, которое никак не вязалось с надменным аристократом. Это подействовало на Гарри не хуже ледяного душа. Он внимательнее посмотрел на визитера, чувствуя, как его подбородок срочно требует посадки на грудь. На суде он почти не смотрел на скамью подсудимых, ему было собственно наплевать на эту семью. Он только чувствовал некоторые моральные обязательства перед Нарциссой и Драко, поэтому и решил давать показания в пользу защиты. А сейчас он имел возможность рассмотреть Люциуса. Изменения в некогда блистательной внешности были невероятны — сильно похудевший, с темными кругами под глазами и сероватым цветом лица. — Хреново выглядите, Малфой, — хмыкнув, пробасил Гарри, скрывая под грубостью замешательство, вызванное пристальным рассматриванием бывшего Пожирателя Смерти. — Как вам известно, последние полгода я провел не на курорте, мистер Поттер. Голосу Малфоя вернулись прежние надменно-презрительные нотки, однако это все же было бледной копией прежнего стального бархата. Гарри позволил себе рассмеяться. — Не лукавьте, Малфой. Свежий морской воздух Азкабана, трехразовое питание… — Вам слово «сэр» ни о чем не говорит, мистер Поттер? Ну, или хотя бы «мистер»? — Малфой еле сдерживался, чтобы сохранять прежнее хладнокровие. — Так вы пришли сюда, чтобы дать мне урок этикета? Улыбнувшись уголком рта, Люциус переложил трость из одной руки в другую. — Странный у нас разговор выходит, мистер Поттер. Обычный визит вежливости грозит перерасти в ссору, которая в мои планы никак не входила. Может, пригласите войти? На улице все-таки не лето. Гарри шире распахнул дверь, пропуская гостя внутрь. Проводив его до гостиной, он уселся на диван, приглашая Малфоя сесть в стоящее напротив кресло. Не сдерживая улыбки, Гарри наблюдал, как медленно Малфой усаживается, слегка оттягивая ткань брюк на коленях и закидывает ногу на ногу. — Что вас так веселит, мистер Поттер? — Наслаждаюсь абсурдом ситуации в целом и ржу над «визитом вежливости» в частности. На такой прием Люциус не рассчитывал, поэтому сейчас выглядел несколько растерянным. Он даже не надеялся, что его вообще на порог пустят. А Гарри не только не бросился на него с палочкой наперевес, а даже впустил его в дом, улыбался и шутил. Но, что больше всего поразило Люциуса, так это то, что сидящий напротив юноша был полностью расслаблен, а его волшебная палочка все еще покоилась в кармане джинсов. Конечно, о безрассудстве Мальчика-Который-Выжил ходили легенды, но неужели Поттер совсем не считает его, Люциуса Малфоя, бывшего Пожирателя Смерти, опасным? Аристократ даже не знал радоваться этому факту или оскорбиться. — Мистер Поттер, благодаря вашим показаниям я и моя семья обрели свободу. «Визит вежливости» — это наименьшее на что ВЫ можете рассчитывать. Малфои умеют быть благодарными, мистер Поттер… Я обязан вам свободой и вы в праве рассчитывать… Гарри не дал ему договорить, махнул рукой и легкомысленно заявил: — Не комплексуйте, Малфой. Мне весь мир обязан, и ничего, живут себе люди. Это было произнесено таким будничным, таким спокойным голосом, что весь пафос слов терялся. Не снисходительностью, а бесконечной, свойственной только старцам, усталостью, было пропитано каждое произнесенное Гарри слово. А глаза… У юноши, которому всего несколько месяцев назад исполнилось восемнадцать, не может быть такой скуки и безразличия во взгляде! Малфой вновь поймал себя на мысли, что не знает как себя вести с Гарри Поттером. Этот ироничный и невозмутимый юноша совсем не был похож на того вспыльчивого, но очень скромного мальчика, которого Люциус помнил. А раз так, то нет необходимости «прощупывать почву». Малфой решил, что с этим незнакомым ему молодым человеком лучше играть по-честному. — Мистер Поттер, я не верю в милосердие и бескорыстие, а также в благородство и рыцарство. С Темным Лордом, или без, но мир был и остается рынком, где все продается и покупается. Поэтому я пришел к вам: не хочу оставаться в долгу. . Могу я узнать цену за свою свободу? Люциус сделал неопределенный жест рукой, но договорить не успел. Гарри, по-своему истолковал этот жест и перебил его: — Если вы сейчас достанете чековую книжку и спросите: «сколько?», я сломаю вам челюсть… И снова это спокойствие в голосе, и безразличие во взгляде… Люциус почти любовался Гарри Поттером в этот момент. — Тогда почему? — Долг жизни, Малфой. Ваша жена спасла мне жизнь. Да и сыну вашему я кое-чем обязан. — Не верю. Нарцисса не вам жизнь спасала, а себе и сыну. К тому же, как вы сами правильно сказали, вам весь мир обязан жизнью и свободой. Нарцисса только дала вам задаток. Она всегда была очень практичной леди. — Я даже не знаю, что вам сказать… В благородство вы не верите, в долг жизни тоже… — Гарри развел руки в стороны и пожал плечами, — Хорошо, я скажу вам правду: я сделал это, потому что люблю вашу жену. Это высказывание застало Люциуса врасплох и, не сумев совладать с собой, аристократ расхохотался. Гарри поймал себя на мысли, что любуется смеющимся Малфоем. Люциус просто преобразился: портящие его красивое лицо надменно поджатые губы сейчас были растянуты в самой настоящей улыбке, а появившиеся вокруг глаз мимические морщинки придали холодным серым глазам мягкость и веселость. Гарри уже и не помнил, когда сам также искренне смеялся. Когда же настало то время, когда к смеху непременно добавилась горечь? Когда погиб Сириус? Или на целый год раньше, когда на его руках умер Седрик Диггори? — Давай пойдем оба, — сказал Гарри. — Что? — Вместе его возьмем. Это не только наша с тобой победа. Это победа Хогвартса. Мы ее завоевали вдвоем. Седрик изумленно смотрел на Гарри. — Ты… Ты уверен? — Да. Мы ведь все время помогали друг другу. И добрались сюда оба одновременно. Так что возьмем его вместе. Седрик, казалось, не верит своим ушам, но еще миг и его лицо просияло счастливой улыбкой. — Отлично, — сказал он. — Идем. Он взял Гарри под локоть и помог доковылять до тумбы, где стоял желанный трофей. Но одновременно с тем, как руки обоих юношей потянулись к кубку, Седрик вдруг обнял Гарри за плечи и поцеловал в губы. Гарри не успел ни возмутиться, ни оттолкнуть Седрика, ни еще каким-либо образом среагировать на этот неожиданный поцелуй. А дальше… Портал, старое кладбище и голос… голос, который сопровождает каждый его кошмар… — Убей лишнего. А потом… Потом много что произошло. События приняли невероятный оборот. Гарри вспомнил об этом поцелуе, вернее позволил себе вспомнить, только спустя несколько лет, после похорон Ремуса, Тонкс и Фреда. Гарри стоял тогда на холме, недалеко от Норы. Ветер играл с его волосами, хлестал по лицу и раздувал одежду. Гарри закрыл глаза и вновь ощутил на своих губах вкус того поцелуя, тех рук на своих плечах. А затем неожиданно почувствовал рывок в области пупка и резко распахнул глаза. Он понял, что стоит на неком возвышении, с которого открывался великолепный вид на зеленую долину, горную речушку и маленькую деревеньку. Гарри рассмеялся, когда понял, куда непроизвольно себя аппарировал. Этот знакомый с детства пейзаж он когда-то, в раннем детстве, вырезал из женского журнала тети Петуньи. Кажется это была реклама то ли швейцарского молочного шоколада, то ли сливочного йогурта… Эта вырезка из журнала висела у него над кроватью, и когда пробивающийся из щелей чулана свет падал на картинку, заливая светом зеленый луг и симпатичную деревеньку, Гарри заворожено смотрел на нее и думал тогда, что это самое чудесное место на земле. Не тратя время на мысли о том, каким образом ему удалось аппарировать в абсолютно незнакомую местность, Гарри решил спуститься в город. Немного побродив по булыжным улочкам, он зашел в первую попавшуюся кофейню. Не успел Гарри присесть за столик в самом дальнем углу, как к нему тут же подлетел симпатичный официант. Представившийся Вальтером парень сразу признал в Гарри иностранца и заговорил на беглом английском, предложив чашку великолепного капучино и фирменный вишневый пирог. Отменно отобедав, Гарри уже собирался покинуть это уютное заведение, когда его окликнули. — Моя смена закончена и если ты желаешь, я мог бы устроить тебе небольшую экскурсию по нашему городку. Конечно, если ты не против. Вальтер уже переоделся и теперь стоял перед Гарри, робко перекатываясь с носка на пятку. Приняв предложение официанта, Гарри провел чудесный день, исследуя окрестности в обществе своего нового друга. Когда встал вопрос о ночлеге, Вальтер с радостью предложил Гарри комнату в своем доме. Вечером юноши долго просидели в гостиной, разговаривая обо всем на свете. Вернее говорил Вальтер, а Гарри слушал и наслаждался свалившимся на него покоем и умиротворением. А через неделю они с Вальтером поцеловались, а еще через неделю они стали любовниками. Это было так чудесно, так прекрасно, так… правильно. Гарри не стал изводить себя самокопанием, рассуждая об аморальности таких отношений и о собственной извращенности. Он просто принял это, самонадеянно признав за собой право жить так, как ему хочется. Так прошли лучшие три месяца его жизни. А потом Вальтера не стало… Они прогуливались по городу, совершая привычный вечерний моцион, когда внезапно Вальтеру стало плохо. Он вскрикнул, схватившись за сердце, и стал оседать на землю. Гарри тут же подскочил к нему, но подхватил уже мертвое тело. Он и не знал, что такое бывает. Он считал, что люди умирают либо от старости, либо на войне. А вот так, внезапно… Гарри не мог поверить, что можно умереть в возрасте двадцати лет только оттого, что сердце вдруг перестало биться. Доктор потом ему объяснил, что с пороком сердца, который был у Вальтера, он должен был умереть еще пять лет назад. Гарри почувствовал себя преданным: они прожили с Вальтером целое лето, а он ничего не знал о болезни. Черт, он даже не догадывался! Вальтер выглядел таким жизнерадостным, таким счастливым… — Он стал таким только три месяца назад, — сказал ему тогда доктор. Отсмеявшись и даже не испытывая по этому поводу неловкость и смущение (сидящий напротив задумчивый и отрешенный молодой человек был ему не знаком, Люциус знал совсем другого Гарри Поттера) Малфой стал терпеливо ждать, когда расфокусированный взгляд его собеседника обретет прежнюю ясность и унесенный в собственные воспоминания юноша вновь вернется в эту комнату, к их разговору. Только после этого он обратился к Гарри. — Вы не ответили на мой вопрос, мистер Поттер. Почему? Изобразив на лице внутреннюю борьбу с самим собой и прикусив нижнюю губу, Гарри с наигранным драматизмом ответил: — Не хотел раскрывать перед вами все карты, но раз вы настаиваете… На самом деле я люблю не Нарциссу… Я сделал это, потому что люблю вашего сына. Люциус вскинул брови и внимательно посмотрел на Гарри. Конечно, мальчишка снова шутит, но было что-то в этих словах… Эта простая фраза «люблю вашего сына»… Юноша с нормальной ориентацией никогда, даже в шутку, не признается в своей привязанности к другому юноше. А Гарри сказал это, не запнувшись и не покраснев. Несомненно, в то, что Гарри влюблен в Драко, Люциус не поверил ни на одну секунду, но, тем не менее, он узнал главную тайну Гарри Поттера. Герой магического мира, Мальчик-Который-Выжил, непобедимый и непогрешимый Гарри Поттер был гомосексуалистом. Даже находясь под арестом, Люциус «держал руку на пульсе» и был в курсе всех политических и светских новостей. Ему было известно, что сразу после победы и похорон погибших друзей, Гарри Поттер исчез из магического мира. Никто не слышал и не видел его долгих пять месяцев, пока однажды Поттер не появился на пороге дома на Гримауд-Плейз. Общение с внешним миром Гарри сократил до минимума, общаясь только со старыми школьными друзьями. Он не давал интервью и игнорировал все приглашения на торжественные вечера, посвященные ему самому, а точнее его победе над Волдемортом. Даже за орденом Мерлина первой степени — самой почетной и престижной награды в магическом мире, Поттер прислал своего престарелого эльфа. А потом просто впечатал этот орден в надгробие Северуса Снейпа. Удивительно, как это Поттеру удалось так долго скрывать эту пикантную сторону своей жизни? Впрочем, удалось же это ему, Люциусу Малфою. В разные периоды своей жизни Малфой получал обвинения и в мошенничестве, и в шантаже, и в своей принадлежности к Пожирателям Смерти — обвинения вполне справедливые, но так и не подтвердившиеся. Люциус умел выходить сухим из воды. Но одному богу, или дьяволу, известно, почему среди многочисленных слухов, постоянно сопровождавших Малфоя, никогда не появлялись слухи о его нетрадиционной ориентации. Хотя это скорее заслуга Северуса. Что-что, а вести двойную жизнь и скрытничать тот был мастер. Жаль, Северус не дожил до этого дня. Люциус отдал бы все свои миллионы за возможность посмотреть на лицо Снейпа, когда тот бы узнал что между ним и мальчишкой Поттеров столько общего. От осознания того, что ему, Люциусу, известно то, что возможно не известно даже самым близким друзьям Гарри и от осознания собственной проницательности губы Малфоя растянулись в понимающей ухмылке. — Не лопните от гордости, Малфой, — зеркально отражая на своем лице ухмылку аристократа, сказал Гарри, — Я не делаю из этого тайну. Правда, на каждом углу каждому встречному я тоже об этом не говорю. — Я тоже не буду, — быстро стерев с лица ухмылку, Малфой сразу посерьезнел и внимательно посмотрел на Гарри. — Знаете, я, кажется, понял, почему…Вы как были идеалистом, так им и остались. У вас своя шкала ценностей и собственное представление о морали. Возможно, вы и впрямь выступили на суде, потому что испытывали некие обязательства перед Драко и Нарциссой. Однако не передо мной. Отношения у нас с вами были, мягко выражаясь «не очень». Тем не менее, вы помогли всей семье, а не отдельным ее членам… Выкупить свою свободу у меня не получилось, но, возможно, получится ее заслужить. Просто позвольте мне вас отблагодарить. Скажите, что я могу для вас сделать? С каждым новым словом Люциуса Гарри все шире открывал глаза от удивления. Самое страшное во всем этом, было то, что он ему верил. Малфой был искренен и говорил от всего сердца. Унижения и постоянный страх, которые испытывал этот человек на службе у Волдеморта, а также время, проведенное в заключение, не прошли бесследно даже для такого человека, как Люциус Малфой. Почему-то это разозлило Гарри. Ему вдруг захотелось увидеть прежнего Люциуса Малфоя, а не его бледную копию. Он даже не прочь заработать парочку проклятий от него, лишь бы не видеть аристократа таким сломанным. Гарри зевнул и, привычным жестом взъерошив волосы, обратился к Малфою. — Что можете сделать? Ну, если так сильно желаете меня отблагодарить, можете отсосать мне. — Простите, что? — боясь, что не так расслышал, спросил Люциус. — Отсос, — терпеливо повторил Гарри, принимая более расслабленную позу в кресле. — Давайте, же, благодарите меня. С мгновение мертвенно-бледный Малфой изучал абсолютно непроницаемое лицо Поттера, не зная как ему поступить: убить его сразу на месте или под пытками. Но он очень быстро совладал с собой, вовремя сообразив, что Гарри просто провоцирует его. Правда, ему была не известна цель, которую преследовал Гарри, стараясь вывести его из себя. «Ну, Поттер, держись… Хотел поиграть? Поиграем!» А отблагодарить он его всегда успеет. И кто знает, возможно, даже предложенным Гарри способом… С таким новым Поттером вполне возможно иметь дело. Улыбнувшись и облизнув внезапно пересохшие губы, Люциус подошел к Гарри и, опустившись на одно колено, стал возиться с застежкой на джинсах парня. Это должно было привести Гарри в чувство, вывести из того состояния ступора и полного безразличия ко всему. И привело. Взвизгнув, Поттер выпрыгнул из кресла и заорал на Люциуса. — С ума сошел, Малфой?! Ты, что, это вытворяешь?! Поднявшись с колена и пряча улыбку в рукав, Малфой неторопливо отряхнул штанину, и, скопировав недавний жест Гарри, развел руки в стороны и пожал плечами. — То есть, как это что? Я вас благодарю. Люциус стал наступать, заставляя выбитого из колеи парня отступать вглубь комнаты. — Да я просто шутил! И вообще, я что, псих, чтобы дать вам в рот? Я не настолько вам доверяю. — А я, мистер Поттер, шуток не понимаю. Готовьтесь принять мою благодарность. Путь пятившегося назад Поттера преградил дубовый стол. Обойти его он не успел и оказался зажатым между ним и Малфоем. Как в замедленной съемке, Гарри заворожено смотрел на склоняющееся над ним лицо. Поттер понял, что в шутку или всерьез, но Малфой его сейчас поцелует. А еще Гарри вдруг осознал, что у него нет никакого желания противиться этому. Люциус склонился совсем близко, щекотнув своими волосами щеку и обнаженный участок на шее Гарри. Юноша поймал себя на том, что непроизвольно раскрывает губы и тянется навстречу, и сам Люциус уже забыл о том, что все это не более чем затянувшаяся шутка. Раздавшийся стук двери застиг врасплох обоих, заставив вздрогнуть, и отскочить друг от друга. Гарри тряхнул головой, сбрасывая оцепенение и на ходу выравнивая дыхание, направился к выходу. Первое, что он увидел, отворив дверь, это направленную на него палочку. Подняв взгляд выше, он увидел высокую фигуру в черном плаще. Губы Поттера сложились в усмешке от пришедшей мысли: на войне он не погиб, но от старости он тоже не умрет. Оставалось сказать только два слова на прощание этому чертову миру: — Твою мать… А потом Гарри получил сильный толчок в плечо. Упав, он больно ударился головой, но прежде чем потерять сознание он услышал одновременно прозвучавшие проклятия: — Авада Кедавра! — Петрификус Тоталус!* * *
Сознание медленно возвращалось к Гарри. Его трясли за плечи, спина и голова ударялись обо что-то твердое, а рядом с его ухом кто-то орал: — Не смей мне тут умирать, слышишь? Не тогда, когда я находился рядом! Черт, я не хочу снова в тюрьму! Поттер, не смей умирать! — А то, что? — приоткрыв один глаз, поинтересовался Гарри. — Поттер, я сам тебя убью. Ты идиот! Какой же ты идиот! Не дом героя, а проходной двор какой-то! Ни одного охранного заклинания! Какого черта ты снял защиту с дома? Какого черта ты открываешь дверь кому не попадя? — Люциус продолжал трясти его за плечи, прикладывая спину Гарри к стене при каждом слове. — Черт, я из-за тебя чуть человека не убил! — Вам слово «сэр» ни о чем не говорит, мистер Малфой? Ну, или хотя бы «мистер»? — Поттер, ты… — Идиот, я знаю, — Гарри выглянул из-за плеча Малфоя и посмотрел на распростертое на пороге тело. — Кто это? Вы узнали его? — Этьен Розье. — Розье? Это… — Сын Ивена. Он ваш ровесник, Поттер. Только недавно закончил Шармбатон… Он сейчас под Петрификусом. Гарри еще раз взглянул на полностью обездвиженного парня, который злобно таращился на них. После чего перевел взгляд на Малфоя и широко улыбнулся. — Значит, отсос отменяется? Люциус на секунду прекратил встряхивать парня и недоуменно захлопал глазами. — Что? — Вы нашли другой способ меня отблагодарить, — пояснил Гарри, взглядом показывая на Этьена Розье. — Выкрутились, Малфой. Чего только не сделаешь, чтоб не вставать на колени и сделать мне приятно, да? — Поттер… — глухо зарычав, Люциус последний раз встряхнул парня и вновь припечатал его к стене, только на этот раз поцелуем.