Часть 1
1 января 2015 г., 20:38
Он заглядывает мне в глаза — доверчиво, и в то же время требовательно. Я пытаюсь не отводить взгляд.
— А ведь ты знал, — он улыбается и гладит меня по щеке, — знал, что сегодня…
— Я всегда знал, — говорю я, удивляясь звуку собственного голоса.
И откуда берутся такие слова? Выходит хрипло. Я даже не могу прочистить горло — мы по-прежнему лежим лицом к лицу, я и дышать-то боюсь. Но он понимает и улыбается, пожалуй, чересчур долго и несколько самолюбиво. Он празднует победу. И он прав.
Солнечный весенний день. Мы сидели на матрасе и пили вино. Я который день чист, он вроде тоже. Все хорошо. Вроде как. Он положил голову мне на плечо. Я был не против. Мало ли… У меня тоже кружилась голова. В следующую минуту мы уже лежали рядом и целовались.
Он снова тянется ко мне с поцелуем. Я невольно закрываю глаза. Ощущения все же слишком необычные. Я пытаюсь представить, что целую девушку. Абстрактную девушку. Почему бы и нет? Я невольно качаю головой.
Он запускает руку мне в волосы, притягивая к себе еще ближе. Я вдруг понимаю, что все это время лежу без движения, уперевшись руками ему в грудь — словно обороняясь. С некоторой поспешностью я кладу одну руку ему на плечо, а другую пропускаю снизу. Он тихонько смеется, когда я касаюсь его талии — неужели он боится щекотки? Я соединяю руки у него на поясе, и он льнет ко мне, прижимаясь всем телом. Я краснею, потому что чувствую, как сквозь кажущуюся чертовски тонкой ткань я упираюсь ему в бедро. Похоже, это его совершенно не смущает. Как не смущает его и открытое настежь окно, в которое может заглянуть кто угодно.
Надо было понять все это раньше. Встать, сделать что-то. Я просто сидел и наблюдал в блаженной истоме, когда он начал сплетать вместе наши волосы — мои, темные и свои, пережженные до светло-русого. Я думал что-то про исключительность нашей дружбы, а сам в то же время подло радовался близости его тела. Неужели этого я хотел? А теперь все рушится. Никогда уже не будет, как прежде. Ну и пусть.
Сходя с ума от собственной смелости, я разнимаю руки и передвигаю ладонь ему на бедро. Он реагирует мгновенно, проникая языком еще глубже в мой рот, а коленом раздвигая мои ноги. Что дальше?
Вдруг я совершенно отчетливо вижу со стороны наши переплетенные тела. Как если бы я на миг стал тем любопытным прохожим, который, оглядевшись по сторонам, останавливается напротив нашего окна. Не заметив поначалу никого в комнате, он перевешивается через подоконник. Взгляд блуждает, пока не наталкивается на пару странных существ, лежащих на полу. Наверное, поначалу несчастный идиот принимает их за высохшие крокодильи чучела. Несколько секунд требуется, чтобы привыкнуть к полумраку, после чего прохожий срывается с места и с руганью шагает прочь, потому что существа начинают двигаться.
Распространяя запах тления, они трутся друг о друга выступающими уродливыми буграми, из прорех в рассохшихся шкурах сочится серебристая пыль. Челюсти громко щелкают, конечности дергаются в этаком пароксизме страсти. Одно из чудовищ упирает другому напротив сердца палец с загнутым когтем, ветхая кожа прорывается, и целый фонтан трухи извергается на матрас. Твари содрогаются в одновременных конвульсиях и начинают распадаться на части – чешуйчатые хвосты, корявые лапы, черепа, обтянутые стремительно истлевающей кожей. Все это съеживается, как брошенная в огонь газетная бумага, пока на полу не остается лишь горстка белесого пепла.
— Эй, что с тобой?
Я прихожу в себя от того, что он больно тычет пальцем мне в грудь. Непонимающие, потемневшие глаза. Он смотрит с обидой. Как же, я посмел его бросить! Интересно, на сколько я выпал из реальности?
Вместо ответа я довольно грубо отодвигаю его руку и впиваюсь в его рот. Он стонет, и этот придушенный возглас удивления звучит вполне искренне. Такого он не ожидал. По-крайней мере, не так быстро.
Я понимаю, что положение безвыходное. Он опять начинает елозить по мне, но следующий ход за мной. Будет ли богохульством сказать: «Господи, помоги мне сделать это»? Видел бы меня мой отец. Папа всегда учил меня быть смелым. Парадокс — действуй, как мужик, чтобы стать пидором.
Я усмехаюсь. Он непонимающе смотрит. Я кусаю его губы и запускаю руку ему под футболку, чувствую под пальцами выступающие позвонки. Кожа сухая и неровная. Он весь выгибается. Неприятная, непривычная, нечеловеческая гибкость. Я перекатываю его на спину, нависаю над ним. Он с вызовом смотрит на меня. Зрачки у него такие широкие, что не видно радужки.
Спасение приходит неожиданно. Звонит телефон. Резкий дребезжащий звук настолько нестерпим, что мне приходится подняться, чтобы ответить, что я с радостью и делаю.
Пока я разговариваю, я краем глаза вижу, как он потягивается, закинув руки за голову. Я нарочно стараюсь затянуть разговор.
— Придти сегодня? Конечно, можно. Хоть сейчас. Давайте. Буду ждать. Ага, пока, — я оборачиваюсь. Он уже все понял.
Он сидит, поджав ноги — кажется, это называют «по-турецки». Из-за худобы его тело образует какой-то болезненный угол. Мне почему-то стыдно на него смотреть.
— Не успеем, — процеживает он.
Я киваю. И сажусь рядом.