вишня

Фемслэш
R
Завершён
20
Размер:
4 страницы, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
20 Нравится 1 Отзывы 5 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Она хотела выпрыгнуть из окна или вылить на серых людей все свои краски, заставить кого-то что-то чувствовать, потому что не чувствовала ничего сама. Как это бывает у писателей или художников: долгий ступор, скучные вечера без вдохновения, зависимость от кофе и сигарет. Ручка или кисть в руке и белый лист напротив - бесконечная кристально-чистая пустота и звон в ушах от этой белоснежной яркости. Она хотела рисовать, но все, что она могла делать - это опускать пальцы в краску и проводить линии на своем теле, полу, стенах - по всем поверхностям. Она безумно хотела сотворить шедевр - свести людей с ума, но лишь пила дешевый растворимый кофе и бесконечно курила, сидя в центре комнаты напротив мольберта. Мир крутился вокруг нее. Она забывала есть, забывала спать, забывала о существовании душа, забывала о существовании всего Мира. Сигарета потухла, кофе вылился на пол, и лужа от него давно засохла. Она не замечала, как дрожат ее руки. Слишком много кофе - слишком мало сна. У нее не получалось. Ничего. Никогда. Не получалось. Трехмесячный ступор сводил с ума. Она в ярости режет ножом чистый холст и смотрит на свои изрисованные руки, думая, что будет, если кожа окрасится в алый. Лежит на полу. Долго. Снова курит, пытаясь разглядеть трещины на потолке. Глаза жжет от дыма, а в голове пустота: нет идей, нет мыслей, нет ничего. Она не знает, что с этим всем делать. Уже знает... Громкая музыка бьет по ушам, а голова так сильно кружится. Она не понимает, сколько времени прошло с ее прихода в этот странный клуб, но уходить почему-то совсем не хочется. Боже, она понимает, что чертовски пьяна, когда идет за новой порцией алкоголя, маневрируя между такими же почти вусмерть пьяными людьми. Она осознает, что может скоро вырубиться, когда садится рядом с не менее пьяной девушкой у барной стойки. Та что-то пытается объяснить бармену, но парень лишь недоуменно смотрит на девчушку, на автомате протирая стаканы и тупо открывает рот, из которого не вылетает ни звука. - Боже, - перекрикивает она музыку с ужасным акцентом и стучит маленьким кулачком по столу. Ее вишневые влажные губы сжаты в тонкую линию, а сияющие в свете неоновых огней глаза зло прищурены. Девочка явно не в духе. - Вам помочь? - решает спросить она грозную незнакомку заплетающимся языком, но та лишь еще злее смотрит и тяжко вздыхает, словно осталась без подарка на Рождество. - Ну, как хочешь, - она пожимает плечами, отворачиваясь к бармену и заказывая что-то странно-розовое и, скорее всего, приторно-сладкое.

***

Проходит два или три часа, она почти протрезвела, а милая маленькая француженка стонет под ней, что-то бормоча. Она только и слышит: - Oui. Oui. Oui. Merde. Ее кожа идеальна, создана для того, чтобы касаться ее, гладить, целовать, проводить влажные дорожки языком. Ее губы все такие же вишнево-красные и влажные от частых прикусываний и облизываний. Французские ругательства вперемешку со стонами срываются с этих грешных губ, и ей хочется заткнуть ее рот, чтобы не искушать, не сводить с ума саму себя. Тело изгибается змеей на белых простынях, а губы шепчут мольбы, в то время как тонкие длинные пальцы вцепляются в волосы целующей ее шею незнакомке. Черт возьми, они не понимают ни слова из речи друг друга, но продолжают отдаваться полностью, шепча и умоляя о чем-то на своем языке. Хотя все, на самом деле, понятно без слов. Дикая жажда прикосновений, поцелуев, сладких стонов. Боже, это сводит их обеих с ума.

***

Она хочет рисовать ее, рисовать на ее теле, окунуть ее в краску. Да, черт возьми, это то, что было ей необходимо. Они тяжело дышат, деля на двоих одну сигарету, ни о чем не разговаривая, потому что это по факту невозможно, но вполне нормально. Лишние разговоры раздражают ее. Она стройная, невысокая и гибкая. У нее бледная, бархатная кожа, темные волосы и пушистые длинные ресницы, дрожащие каждый раз, когда она делает очередную затяжку. Ее острые скулы так и хочется потрогать, а лучше - обвести их краской оливкового цвета. Под цвет глаз. Ее губы, вишневые и притягательные, такие же вишневые, как ее сигареты, манят поцеловать их, а лучше - нарисовать, запечатлеть на бумаге каждую черточку. Ее кожа мягкая, почти прозрачная, безумно красивая. На запястьях сеточка голубых вен ярко выделяется на фоне бледной кожи. Она хочет взять лиловую, самую тонкую кисть и обвести каждую венку. Она хочет дышать вишневым дымом, выдыхаемым ею, хочет дышать каждой ее клеточкой. Она хочет рисовать на ее теле лилии, но боится, что это будет странно. Сомневается недолго. Спустя пару минут, когда сигарета докурена, она резко срывается и, даже не накинув на себя ничего, бежит в студию, цепляясь за стены. Кружилась голова. Что-то бормочет, думая, что ей необходимо, - берет всю коробку с красками, несколько кистей, даже не думает брать бумагу. Ее холст там, в комнате, на кровати в хаосе одеял. Ее милая француженка недоуменно смотрит, хмурит идеально ровные брови, и она хочет взять ультрамарин и обвести их. Девушка что-то спрашивает, нервно натягивает покрывало, и она замечает, как дрожат ее тонкие пальцы, которые она бы с радостью опустила в золотистую охру - только кончики. Она не знает, как объяснить, чего она хочет, - просто вываливает краски на кровать, бросает рядом кисти и смотрит, ждет, молчит. Когда француженка все еще не перестает хмуриться, берет желтую лимонную, поднимает упавшую на пол кисть, обмакивает, а после рисует на своей щеке линию, заканчивая ее на ключице, не отрывает взгляда от удивленной девушки. Складка между бровями разглаживается, брови приподнимаются, а вишневые губы растягиваются в улыбке. - Oui, - шепчет она, опуская взгляд и откидывая в сторону одеяло. Она смущена, ее щеки покрывает легкий румянец, а из-за улыбки появляются ямочки. Она хочет ткнуть пальцем, обмакнув его предварительно в киноварь. - Es-tu un artiste?[1] - спрашивает, странно улыбаясь, перебирая баночки с красками. - Dessineras-tu sur moi?[2] Жаль, что она почти не понимает, что говорит это прекрасное создание. Ее базы французского хватает лишь на то, чтобы выяснить, что девушка спрашивает про рисование. - Oui, - отвечает негромко, даже робко, боясь спугнуть. - Incroyablement[3], - восхищенно шепчет, ярко улыбается, снова показывая очаровательную ямочку на правой щеке. Она не выдерживает, окунает кисть в киноварь и медленно обводит и закрашивает. Смех затихает, незнакомка удивленно распахивает глаза и приоткрывает вишневый рот. Медленно облизывает пересохшие губы. Она берет изумрудно-зеленую, не сводит взгляда с обнаженного тела под ней, следит за тем, как девушка сглатывает, как розовеет шея, завороженно наблюдает. Француженка молчит, вздрагивая, когда холодная кисть замирает на горле, откидывает голову назад и тихо стонет. Она могла бы нарисовать на ней все, что угодно, но она просто проводит кисточкой. Линия за линией, от шеи - к плечу, сгиб локтя, до тонкого запястья. Похоже на стебли дикого плюща - она дорисовывает несколько листьев. Незнакомка дрожит, ее тело покрывается мурашками то ли от ветра из открытого окна, то ли от холода краски, то ли от странного возбуждения. Она хочет нарисовать на ее груди пионы - берет малиновую и другую кисть. Не предупреждая, делает первый мазок, улыбаясь на удивленное шипение сквозь зубы. Она хочет нарисовать на ней всю Вселенную, все звезды, галактики, планеты. Она хочет научиться говорить на французском лучше, чем говорит сейчас - почти не говорит. Хочет научиться, чтобы шептать ей признания в любви и сравнивать со всем лучшим, что есть на планете. Хочет этого, несмотря на то, что они вроде как не знакомы и совсем не говорили. Она отбрасывает кисти, открывает все оставшиеся краски и окунает в них пальцы. Ей плевать на то, что все цвета смешаются и испортятся. Ее прекрасная француженка стоит всего этого. Она обводит ее скулы оливковой, а брови ультрамарином, находит вторую ямочку и оставляет там киноварь. Аккуратно проводит пурпурно-красную линию под нижней губой, всеми пальцами касается горла, где высохли листья плюща. Цвета смешиваются, слова смешиваются, стоны смешиваются. Она обмакивает ее пальцы в золотистую охру и позволяет рисовать на себе. Она смешивает на ее ладони небесно-голубую и фиолетовую, а сама выбирает для себя оранжево-красную и оставляет след от бедра до острой коленки, чувствует холодное прикосновение к горящей щеке и улыбается, открывая глаза. Ее маленькая француженка тихо смеется, бормочет что-то глупое и непонятное. В ямочках давно высохла киноварь, а на скулах - оливковая. Все тело в кляксах, пальцы покрыты золотистой охрой, а на ладони небесно-голубая смешалась с фиолетовой, на ее руке сквозь следы от испачканных в краске пальцев виднеется изумрудно-зеленый плющ, а на груди - малиновые пионы. - Je veux que tous resté ainsi[4], - говорит тихо, словно это секрет, словно боится, что кто-то услышит. Она хочет ответить хоть что-нибудь, уже открывает рот, но ей не дают. - Plus silencieux, tu gâteras tout[5]. - Вишневые губы - с пурпурно-красной под нижней - целуют испачканную щеку, а после - и губы, легко и невесомо. Она не хочет отпускать.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.