Вопреки

Pov - Святослав. Мы в последний раз на этой сцене. Нервы накалены до предела, парней разрывает изнутри. Долгая и гнетущая тишина несет в себе ещё большее напряжение. Все ждут. Решаются наши судьбы. Все зависит от людей. Господи, я терпеть не могу зависеть от кого-либо. Это угнетает и заставляет чувствовать себя слабым. Я, наверное, изо всех сил стараюсь показать всем, что не слаб. Слова Меладзе...       Я знаю, кого он назовет. С самого начала я знал, что не пройду. Я сомневался даже на кастинге. Я бы никогда и никому в этом не признался. Я не слаб. Каждый этап я ждал, что отправлюсь домой. Наверное, я даже хотел домой.       А потом я открыл для себя его. Изначально уверенный в себе и носитель просто разрывающей атмосферы счастья. Он нравился всем, он был приветлив и доброжелателен. Киоссе был настолько положительным, что хотелось просто взять и приложить его о стену. Я не мог воспринимать его всерьез. Он был ребенком. Нас разделял всего год, а казалось, что как минимум пять. Он был до невозможности добрым. Он помогал мне каждый раз, когда я готов был покинуть проект. Он был со мной. А ещё он был со всеми, и это вызывало во мне дикую, безудержную злость. Он хотел помочь всем и каждому. Хотелось связать эти до невозможности тонкие руки и привязать к батарее. Я не мог смотреть как он веселится с Костей, как сидит рядом с Шалимовым, как смотрит на зрителей, когда поет. Он создавал ощущения своей принадлежности, но являлся ничьим. Это в одно мгновенье вызывало во мне все негативные эмоции.       Я думал, что ненавижу его. Я думал, что его улыбка крайне наиграна, а глаза, которые излучали теплоту, сочились ядом. Я думал он пустой и обычный. Я думал, что он кукла своих целей. Я думал, что он пойдет по головам ради победы. Но господи, как же я ошибался. Когда нас поселили в одну комнату, для меня открылся новый Никита. Когда он находился один, он был беспомощен. Он был хрупким и ранимым. Он много думал, он оказался невероятно молчаливым и понятливым. Киоссе был ребенком, которому пришлось справляться одному. Он скучал по дому, говорил о том, что пообещал вернуться домой только тогда, когда его мечта исполнится. Его глаза источали такую боль, что хотелось подойти, посадить его на колени, сжать в объятиях и уткнуться в тонкую шею. Каждый раз, когда я испытывал это, я сжимал руки с такой силой, что ногти впивались в ладонь для того, чтобы вспомнить, что это проект и после него мы вряд ли встретимся.        Я позволил ему стать ближе. Я позволил стать своим другом. Он был самым близким на этом проекте. Несмотря на то, что я старался проводить больше времени с остальными ребятами, они для меня не стоили ничего. Я относился ко всем одинаково, мне нужно было убить время в приятной компании, но на каждого мне было плевать с высокой колокольни. Киоссе был другим. Он не старался понравиться всем или убить время. Он помогал собраться и давал мотивацию. Он много репетировал и невероятно хорошо выступал. Он был идеален для этой группы. Я знал, что он должен пройти. Он один из немногих, достоин этого. Вечером он не пытался найти компанию и провести с кем-то время. Он шел в комнату и просто сверхмерно сидел в интернете. Никита ел шоколад тоннами и от него всегда пахло карамелью. Этот придурок постоянно забывал брать с собой одежду в душ и выходил с ужасно коротким полотенцем на своих стройных ногах.       Я не заметил, как пропал. Я точно помню, что когда он лежал и пялился в свой телефон, я смотрел на его ключицы и поражался, как они могут быть настолько выразительными. В тот момент я понял, что хочу коснуться их. Хотелось удариться со всей дури о стену, чтобы выбить этот бред из своей головы. Но глаза не переставали наблюдать, как капли воды стекают по его телу после душа, как его пальцы обращаются с фортепиано. Никита дарил мне искренность, преданность и уверенность. Я перестал следить за ходом проекта, я просто хотел чтобы мы продолжали наши вечера. Я просто привык к нему.       Я думал, что с ума сойду, когда нас разделили. Я предположить не мог, что это действительно так. Мы почти перестали видеться. Я был абсолютно не в своей тарелке. Я перестал слышать его голос, и мне ужасно этого не хватало. Он стал грубее. В поведении Киоссе наблюдался яркий характер, который до этого момента вообще не проявлялся. Он стал для меня дико привлекательным. Он больше не пытался приставать ко мне со своими советами. Он отдалился. Последний день мы провели вместе. Он просто сел на мою кровать в растянутой футболке и сказал, что выбрал фильм. Я абсолютно точно помню, что это был банальный и глупый "Астрал". Оказалось, что Никита дико боится ужасов. Киоссе просто пол фильма просидел с закрытыми глазами и просил сказать, когда будет не страшно. Я конечно же, смотрел этот фильм и естественно говорил ему неправду. Это было поистине забавное занятие, наблюдать как он кусает губы, сжимает одеяло, он даже пару раз закричал, господи, это было невероятно весело. В самом конце, он нечаянно сжал мою руку, в тот момент мне просто ужасно сильно захотелось коснуться его губ. Я сдержался ... Или струсил, черт меня разберет. Я думал лечь спать, но Киоссе сказал, что ему страшно и он должен набраться положительных эмоций, чтобы избежать кошмаров. Спорить с ним было бесполезно, да и я хотел, чтобы в гранд - финале он выступил на все сто. Мы просто легли на ковер и Никита стал рассказывать как и когда он начал заниматься музыкой. Разговор перешел в увлекательную беседу: мы смеялись, говорили о музыке, детстве, школе, о своих родных городах, начали петь любимые песни. Мы так и уснули на ковре и под моим одеялом. Мне приснился сон. Он одновременно испугал меня и ввел в недоумение, а ещё... Этот сон был невероятно приятным. Мне приснилось, что после очередной репетиции мы приходим в комнату, он расстраивается из-за промаха в генеральном прогоне, обиженный на весь мир зарывается в одеяло. Я подхожу, скольжу по его щеке рукой и целую. Поцелуй получается жадным обеих сторон и когда кислорода уже не достает, я отстраняюсь, а Киоссе улыбается. Улыбается своей самой искренней улыбкой и хочется весь мир отдать только ради того, чтобы это было правдой.       Я проснулся на ковре и мое лицо находится в паре сантиметрах от лица Никиты. Когда он спит, он вызывает во мне желание защищать. Я поправляю ему одеяло и нечаянно касаюсь ладонью его щеки. Кожа настолько притягательна, что мне совершенно не хочется отстраняться. Я поддаюсь порыву и нежно накрываю его губы своими, слегка прикусываю нижнюю припухшую губу и совершенно забываю, что и с кем я делаю. А Никита тем временем просыпается. Я отстраняюсь и не могу сказать ни слова. Просто не получается. Киоссе долго смотрит на меня, встает и уходит умываться, мы не обмениваемся и парой слов. Утро проходит в молчание. Я, наверное, мог бы, но мне совсем не хочется извиняться или сожалеть о своем поступке. Нет.       Я наблюдал за его выступлениями и я просто уверен, что он смотрел на меня, когда пришла очередь нашей команды. И сейчас, стоя на сцене этого чертового проекта, который изменил меня кардинально, я понимал, что есть два человека и две абсолютно разные цели. Его цель - это успешная карьера, победа в шоу и благополучие своей семьи. Моя цель - Киоссе. Целиком и полностью. Осознавать это больно. Больно терять его.       Как я и думал, он побеждает. Я рад, но меня переполняет тоска. Я вспоминаю каким был, как обращался с ним и не понимал, как мог не замечать его хрупкость. Я говорю, что мне больно, но не от проигрыша, а от того, что я ,кажется, потерял то, что стало мне самым дорогим. Я давно перестал дорожить людьми, а он... Никита был исключением всех моих принципов. Я и не думал, что после сегодняшнего утра, он заговорит со мной, но я вижу как он идет ко мне, я направляюсь к нему. Он обнимает и тихо-тихо шепчет в ухо: - Свят, обещай, что будешь только моим. Пожалуйста. - Его слова вызывают во мне волну мурашек, он вызывает нежность. Он сама нежность. И пусть весь мир подождет в этот момент. - Киоссе, я твой... Или ничей. - А он улыбается. Улыбается той самой улыбкой, которой улыбался во сне. Я понимаю, что это наше начало.