Смех

- Порой многие вещи нам кажутся каламбурными, бредовыми, но самый смак в их бредовости и каламбурности. - В каком смысле? - Бред бывает не просто безумным, но и безумно завораживающим, интригующим, двинутым на то, где должна быть голова. Это первый закон двинутости на все, что только можно. - А какой второй закон? - «Не ешь попугая, иначе будешь в попу гаить»!       Порой, идя по шумным улицам города, я невольно оборачиваюсь и замечаю в толпе разодетого в черное и синее маленького мальчика. Он тонок, строен, даже, скорее, худ. На вид ему больше двенадцати нельзя дать точно. Светлые его волосики едва видны из-под огромной шутовской шапки с бубенцами, которые оглушительно звенят. Улыбка его обычно широкая, веселая и, может быть, немного глумливая. Одна бровь у него тонюсенькая такая и черная-черная, а вторая широкая и, почему-то, белая. - Я не понимаю, что ты имеешь ввиду, когда говоришь, что безумие – это весело? - Сумасшедшие – самые веселые люди во всех Мирах. Только они умеют завязывать шнурки задом наперед, плести французскую косичку из селедок и засовывать себе в нос укроп вместо волос, которые у них оттуда повыпадывали. - Но… - О славен ты, Безумства час! Придешь ты, но чуть позже! Ну, а пока ты лишь для нас Яви все то, что можешь! - Но при чем же здесь безумцы? - Неужели не понимаешь? Завязывая шнурки, они тянут ими стрелки часов вперед, приближая Час!       Его вижу только я. Для других он как будто не существует, или они думают, что не существует, или они просто хотят так думать и уверяют себя в этом. Когда я замечаю его в толпе, он зачастую нахально подмигивает мне и быстро уходит, оставляя на грязном асфальте какую-нибудь интересную штуковину. Карта, шахматная фигурка, игральные кубики. Однажды он оставил пулю, потом револьвер, а в самом конце – серебряные часы на цепочке, которые, увы, не раскрывались. Но потом он оставил мне карту «таро», рыцаря мечей, выполненного в забавном современном стиле. Вместо меча у него был револьвер. Из часов, которые надо было всего лишь прострелить револьверной пулей, выпала очень маленькая и смешная бумажная фигурка – Белый Кролик из «Алисы в Стране Чудес», жующий, почему-то, ножку табурета. - Почему ты постоянно исчезаешь? - Как явь от яви отличить Не может всяк чудак, Так ты не сможешь научить… …ся слову «Кавардак»! - Ты хочешь сказать, что и я скоро перестану тебя видеть? - Растешь!       У него очень хороший, заразительный смех. Когда он начинает улыбаться во всю ширь своего белозубого рта, мне хочется улыбнуться ему в ответ. А еще лучше – засмеяться. Его разговоры не могут понять многие. Слишком многие. Коротко говоря… только я понимаю то, что он иногда плетет. Честно признаться, он забавный. На вид совсем еще малыш, а говорит уже такие умные вещи, каких не скажет иной взрослый. Можно, конечно, подумать, что он дурачок какой-нибудь, но нет. Он очень умен, даже мудр! Если бы вы могли видеть его, вы поразились бы великой философии некоторых его речей. - Скажи, а что такое жизнь? - Это таблица химических элементов плюс органика, плюс шмотки, плюс безумие и плюс крабовые палочки. - А при чем тут крабовые палочки? - Как это при чем! Из чего их делают?! - Черт его знает… - Вот тебе и ответ! - Но я не понимаю! - В крабовых палочках нет ни грамма мяса краба! Спрашивается, почему они крабовые? Есть кишечные палочки, но если крабовые палочки – это те же кишечные палочки, то они точно не поместятся в крабе! Да и тем более, Вельзевул знает есть у него там кишки ли нет! Может спросить у Вельзевула?.. Хотя нет, он сейчас занят, варит сыр из женского молока. Так вот, почему крабовые полочки назвали крабовыми, если в них нет ни грамма, ни одной сотой унции крабового мяса? - Черт его знает. - Вот тебе и ответ!       У него очень непредвзятое суждение о людях. Кажется, что он может заглядывать в их головы и читать в их душах, потому что он часто об этом рассказывает мне. Он не любит говорить о жизни и смерти, предпочитая больше философствовать и сочинять стишки, переполненные дисфемизмами и неприкрытой иронией, порой доходящей до сарказма. Часто в его речи встречается гипербола и литота. Еще чаще – красочные и нецензурные эпитеты. Иногда он говорит с особым пафосом, а иногда чуть ли не в «молчанку играет». Скучно ему становится поминутно, и тогда он начинает творить какую-нибудь белиберду. Он берет меня с собой, и мы вместе творим черт знает что. - Браздубыкал кувузяк по зякуку. Увыздукнулся кувузяк на люзуку. И закука як зывзгныт, Кувызяк дазюкой пызнет! - Что, прости? - Непереводимая игра слов. - В каком смысле? - В самом, что ни есть прямом! - Но… не знаю… Не могу назвать… - Абсурдные аллитерации! - Где? - Везде!       Он очень любит писать на стенах нецензурные слова, поднимать юбки девчонкам и громко хихикать, когда никто не подозревает о том, что он рядом. Эффект, признаться, грандиозный. Девчонки и мальчишки улепетывают со всей дури! Да даже взрослые, и у тех нервы не выдерживают! Хотя он всего лишь мальчонка, лет двенадцати-тринадцати на вид! Хотя… Может с такими детьми наоборот труднее общаться? Да, наверное, они не желают нужным слушать то, о чем им говорят… наверное… - Слушай, скажи, а сколько тебе лет? - А зачем козе хвост? - Ну… - Задницу прикрывать! Разве не понятно? А то вдруг насильники, маньяки, зоофилы, а у нее все там видно! - Ты не ответил на мой вопрос. - Какой? - Который был тебе задан. - Какой был мне задан? - Сколько тебе лет? - Смеялись и первые боги!       Вообще, мне зачастую кажется, что он странный, не такой, как все. Он не интересуется ничем, но в его голове настолько взрослые и серьезные мысли, что невольно кажется, что он намного старше. Он знает все. Абсолютно все, и даже больше! Ему ведомы тайны самого создания Миров и Вселенных, а Богов любого Мира он знает наперечет. Подумать только, такой маленький мальчуган, а знает столько всего! Может он гений? Вундеркинд, как любят выражаться современные люди? Не знаю… Мне, наверное, и не нужно этого знать. - Скажи, а как тебя зовут?       Мальчишка развернулся ко мне лицом и впервые заглянул в глаза. Они были пусты. Точнее нет, не пусты. Белы, как два очищенных от скорлупы вареных яйца. Но отчего-то выражение этих белых глаз ассоциировалось с веселостью и некоторой хитринкой. Миловидное личико его всегда было бледным, но только сейчас стало заметно, что оно белее, чем лица японских гейш. Глаза же его были жирно обведены черным, а растянутые в улыбке губы покрашены темно-синим. Положив мне в руку карту «таро» рубашкой вверх, мальчишка отошел на пару шагов и словно бы растворился в воздухе. Перевернуть карту было делом недолгим. «The Fool», называлась она, но название было перечеркнуто. Надпись же поверх картинки гласила… - Смех?..