***
Каково это — быть предателем, решивший жить простой жизнью крестьянина? Всем же прекрасно известно, что от такого прошлого тяжело уйти, хоть убейся. Лапы прошлого будут назойливо лезть тебе в голову, заставляя вспомнить те дни, когда твои прежние товарищи по службе были твоими друзьями, а сейчас — врагами, которых тебе нужно убить. Прошлое это не лист, который можно с легкостью сжечь, смять, разорвать в мелкие куски, чтобы не мозолил глаза. Это — печать в твоей голове, от которой не избавиться, не убить и от которой никак не убежать. А если это прошлое связано с серьезным предательством — тогда это не просто печать в твоей голове, а клеймо на твоей душе. Кто-то пытается не замечать или заглушить боль от этого клейма, медленно убивавшее предателя изнутри, расползаясь по всему телу, а кто-то и вовсе не чувствовал эту заразу внутри себя. Знаете, почему? «В детстве, когда я еще верил в такие понятия, как добро и героизм, моя мама говорила, что если человек не чувствует вины за содеянное — тогда это не человек, а пустышка. Материальная оболочка без души. Ходячая масса плоти, не имеющая особой роли в этом грешном мире. А также мама ненавидела предателей. Она всегда говорила, что от них пахнет гнилью. Ужасной, противной, гадкой гнилью, будто ходячий труп. Интересно…» — …А я уже пахну гнилью, мам? — спросил юноша со скучающим видом, наблюдая за играющими детьми. Слышались крики продавцов, тихие женские голоса сплетниц, обсуждавшие какой-то новый слух от чьих-то случайных уст, а также Киоши четко слышал чье-то ругательство, исходящее из скромной гостиницы, возле которой парень уже как полчаса сидит на скамье. На угрозы с убийством от недовольного клиента Киоши никак не отреагировал, даже не решился помочь бедному Йоши-сану и Казуо-сану, помощникам хозяина этой гостиницы, у которых Киоши работает помощником по уборке. Парень не особо блистал на работе, но элементарно убрать на кухне и во дворе он мог, получая за месяц двадцать серебряных монет. Учитывая, что ему давали жилье и еду, то это было нормально. Однако есть свои минусы — Киоши крайне недолюбливали на работе. Нельзя сказать, что он был крупной занозой у рабочих, однако вызывать неприязнь у окружающих своим равнодушным видом и прямолинейным языком он еще как мог. «Мнение окружающих людей меня не интересует. Разве я должен их слушать? Эти жалкие попытки что-то доказать, что-то показать и сделать из этого мнения навязчивую идею. Из-за этой навязчивой идеи люди убивают друг друга. Из-за власти убивают невинных. Из-за жажды силы убивают слабых. А любовь — сама по себе смертельный вирус, убивающий каждого человека, заставляющая опьянеть от новых чувств…» Киоши услышал писклявый крик Йоши-сана, а потом звук, будто что-то очень тяжелое выкинули на землю, при этом что-то сломав. По ушам парня ударились испуганные крики мирных жителей, видевшие не самую приятную картину событий. Он перевел свой взгляд от прерванного детского хоровода на источник шума. Тридцатилетний помощник Йоши-сан лежал без сознания на пыльной земле, сверкая большой красной шишкой на своей полу лысой голове. В какой-то степени Киоши сочувствовал несчастному. Кто его так? — Ничтожество! «Кто так кричит с утра пораньше?» — Да ты хоть знаешь, отродье, с кем разговариваешь?! Язык появился, а?! Где твой хозяин?! И опять звук удара, а потом Киоши услышал спокойный голос Джуро, хозяина гостиницы. Он вздохнул, встал и вошел во внутрь деревянного строения, увидев испуганного Казуо-сана вместе с двумя крупными мужчинами. Он не видел лица буйного клиента, зато видел типичные каштановые волосы, собранные в длинный хвост и светло-алое хаори. А Джуро спокойно смотрел на клиента, удерживая одной рукой кисть ронина. — И что вы тут устроили, объясните мне пожалуйста, — спокойным, ровным голосом спросил Джуро, опустив кисть незнакомца. — А ты еще кто? Неужели хозяин этого отброса? — злобно усмехнулся клиент. Джуро заметно нахмурился. — Тем не менее, твой отброс должен извинится. — Извинится? — сказал мужчина, мельком посмотрев на Казуо-сана. — И что мои рабочие натворили? — Твой отброс отказался платить своим защитникам его города, воинам клана Айдзу, Шинсенгуми! — грубо ответил бунтарь. Он быстрым движением вытащил обнаженный серебренный клинок катаны, направив лезвие к Джуро. — За такое ужасное обращение к воинам карают только смертью. — Шинсенгуми? — тихо шепнул Киоши под нос, наблюдая за событиями конфликта сзади, совсем недалеко. Медленный шаг назад — и за его руку хватаются хрупкие женские руки. На него смотрели красивые голубые глаза, просившие о помощи в этой ситуации. — Юно, ты чего? — Помоги, — дрожащим голосом сказала девушка. — У меня нет желания идти туда, да и помочь мне нечем в этой ситуации, — парень пожал плечами, отведя взгляд в сторону. Руки сжали ладонь Киоши еще сильнее, на что он слегка нахмурился. Она дрожала всем телом, не скрывая страха к происходящему. Все были испуганны — кроме Киоши. Он был спокоен, будто был уверен в том, что все в порядке. Что ничего страшного не происходит сейчас. Будто смерть Джуро ничего не изменит в его жизни. Юно это сильнее пугало. И она хотела убежать от этого места подальше. Но она не могла оставить их всех — людей, что окружили её заботой и любовью с самого её рождения, не могла оставить дядю Джуро… — Я… Я сделаю все, чего ты пожелаешь! Только помоги! Поэтому Юно просила помощи именно у Киоши, у странного парня, работающий тут. Все люди вокруг неё — мужчины, женщины, дети — были в ужасе, в ужасной панике. Все боялись. Кроме него. — Отпусти мою руку, — равнодушно скомандовал он. Девушка вздрогнула плечами, когда Киоши приблизился к ней лицом к лицу. Она ощущала его ровное, теплое дыхание на своей коже. Он смотрел на неё пустым, безразличным взглядом. Ему совсем не хотелось что-то делать сейчас, но видеть эти слезы в её глазах он никак не желал. Наверное, виной всему его мать. — Говоришь, сделаешь всё? — спросил он. Юно медленно кивнула головой. — Тогда слушай. Прекрати плакать. Это жалко выглядит. Юно удивленно моргнула, с шоком наблюдая, как парень заходить в здание. Киоши никогда не любил драться. Особенно голыми руками. Поэтому он решил напасть первым. — Ты, отброс, не имеешь права жить в этом мире! Умри! Мужчина замахнулся, намереваясь снести голову Джуро, но Киоши резко потянул его сзади за шкирку, выкинув на оживленную улицу. Больно ударившись головой, бунтарь со звоном уронил меч на землю. Киоши спокойно взял меч себе в руки, а потом подошел к мужчине и ударил по груди ногой. Не ожидав удара, мужчина закашлял, а потом злобно посмотрел на напавшего. На него смотрели два карих глаза, выражавшие легкое раздражение, но никак не злостью или ненависть. — Ты еще что за ублюдок… Мужчина вскрикнул, когда Киоши спокойно ударил его ногой по груди, на этот раз сильно надавливая на грудную клетку. Держа за рукоятку катаны, парень направил клинок на ронина, кончиком лезвия касаясь голой шеи. Он вздрогнул, ощутив дикий холод и ужас в теле. — Послушай. На таких, как ты, у меня совсем нет времени и желания возиться, — спокойно сказал Киоши. Увидев испуг в глазах ронина, он продолжил говорить. — Мне наплевать, есть ли у тебя семья, жена, дети. Я убью тебя, выпотрошу как животное, и выкину, если придешь сюда снова. Если придешь со своими друзья, я убью каждого. — Ты… — ронин задрожал. — Т-ты что?! Глухой?! Я самурай из Мибу, Шинсенгуми! Ты хоть понимаешь, что роешь себе собственную могилу, гнусный мальчишка?! Люди вокруг удивленно наблюдали за происходящим, однако только услышав слова этого ублюдка, как их лицо перекосились. В их глазах читалось презрение. Ярость. Отвращение. И страх, еле мелькавший в их лицах. «Этот шум раздражает. Эти люди — старики, дети, женщины — стали кричать мне много чего…» — Убей его! — Заставь его заткнуться! — Не делай этого! Иначе нас всех убьют! — Дядя, убейте его! «…то пощади, то убей… Меня, если честно, это достало и я уже был готов всадить клинок в глотку кричащего ублюдка. Похоже он совсем не ожидал, что его примут тут с такой ненавистью. Да… Мирные люди в этом киотском районе больше всех ненавидят ронинов из Шинсенгуми». — Докажи. — Ч-что? — Докажи, что ты волчара из Шинсенгуми, — Киоши еще сильнее надавил ногой на ронина. Его бледная рука, державшая катану слегка дернулась и мужчина мог видеть свой испуганный взгляд в отражение серебренной стали своего собственого клинка. Бешенная дрожь, выпученные от ужаса глаза; сочившийся холодный пот. Киоши мысленно представил себе испуганную крысу, прижатая к самому краю обрыва. — Если не докажешь — я тебе руки отрублю. А если скажешь правду… Так уж и быть, пощажу. Ронин удивленно охнул, почувствовав легкость на груди; Киоши убрал ногу. Но это облегчение длилось всего несколько секунд. Взмах — и шатен всадил в правое плечо мужчины клинок. Восторженные крики людей вокруг заглушили громкий вой боли несчастного. Корчась, он сделал попытку левой рукой вытащить клинок из плоти, но мучитель в лице Киоши этого не позволил: надавив на катану, он сильно сжал рукоять и закрутил в человеческой плоти острое лезвие, подобно игрушечной юле. Круть-круть-круть. Снова крик — на этот раз ронин решил заговорить. — Хорошо! Хорошо! Я солгал! — его хриплый голос стал так жалко звучат из-за адской боли. Что его сильно поражало, так это жестокость этого парня. Понятно дело — убить: он мог убить его на месте, без вопросов, таким образом убрав проблему с глаз. Но этот садист решил сделать ему личный допрос: никакой жалости, никаких эмоций к его крикам. Нет, не так. Он был слегка раздражен. И это мужчину совсем не радовало. Да и чем тут радоваться?! В такой-то ситуации он надеялся либо на быструю смерть или на то, что мучитель его отпустит с миром. — Мне нужны были деньги, поэтому я решил притвориться самураем из Шинсенгуми… Я простой ронин и задолжал много денег одному человеку! Если я не отдам ему все, то он меня убьет! Нет, он измучает меня, а потом убьет! Пощади, чёрт возьми! Киоши пощадил. Однако, вспомнив, как Юно плакала, в его голове что-то щелкнуло. Какой-то переключатель. В удовольствие публике, Киоши сломал руку этому парню и выкинул его обмякшее тело в темном переулке, между домами, оставив на произвол судьбы. На следующий день Киоши встретил не самого приятного человека в этом мире.***
Каким-то неизведанным способом его притащили на улицу Красных Фонарей двое настырных братьев-близнецов — Сора и Цуруги. Киоши сочувствовал Юно с её участью: она пол жизни должна терпеть таких родственников рядом с собой. Когда они зашли в Шимобару и сели там, Сора и Киоши стали неспешна наслаждаться здешней едой, попивая прекрасное сакэ. Скучающий Цуруги пытался было завести разговор, но Киоши отмалчивался, а Сора весело кивал головой на болтовню своего брата. Болтовня Цуруги постепенно слилось с прочими звуками, составлявшими унылый фоновый шум. Коротать время помогла молодая девушка, пришедшая сюда для их него развлечения. Братья синхронно решили оставить Киоши с очаровательной особой в одной комнате, хотя и сами были бы не против поболтать с ней. Для приличия Киоши спросил её имя. Цуки. Киоши не знал, настоящее её имя или нет, но он видел, что ей это имя нравилось. Она рассказывала ему историю своего детства. Говорила ему, что у него привлекательная внешность и что ей нравиться его волосы. Киоши не знал, чем так привлекал прекрасных обладательниц женского пола своей внешностью; ничего особого он в себе не видел. Цуки на такое мнение ответила, что у него красивые глаза и бледная, аристократическая кожа. Даже этот пустой разговор его немного отвлек от неприятных мыслей. Мысли о самоубийстве его больше не посещали. За последние месяцы, он так часто размышлял о самоубийстве, подходил к акту со столь разных сторон, что сам термин «совершить сэппуку» звучал теперь не более трагично, чем такие, как «сходить на улицу» или «попить чай». А тяга к самоубийству проявлялся зачастую с не меньшей силой, чем потребность в сне. Это странное желание всегда исчезало, когда он был рядом с женщинами. Виной этому его мать. Её голос иногда звучал в голове: «Не делай этого. Это омерзительно. Убивать себя из-за одного несчастья — я считаю это трусостью. Киоши, мой дорогой сын, это твоя жизнь, но я тебя прошу... Не умирай от своих же собственных рук» Женская ласка отгоняла в нем эти мысли. У Цуки были нежные руки, приятный голос. Он положил голову на её колени, а девушка в то время гладила его волосы, зарывала в их свои пальчики и пела приятные мелодии. Он закрыл глаза, наслаждаясь этими пятью минутами покоя. — Г-господин Кацураги-сама? Бумажная ширма с шелестом открылась. Несмотря на пришедшую девушку, Киоши спокойно спросил: — Что случилось? — К вам хочет присоединиться один уважаемый гость... — слегка дрожащим голосом начала говорить девушка, но Киоши мягко перебил её. — Успокойся, — парень убрал голову с мягких колен Цуки, на что майко слегка обиделась. — Цуки. Давай продолжим в следующий раз? Цуки обиженно посмотрела на улыбающегося Кацураги и растрепала ему волосы, а потом, гордо подняв подбородок вверх, ушла из комнаты. Вторая девушка покраснела от наглости Цуки и, поклонившись перед Киоши, принесла громкие извинения, на что парень только кивнул головой. Он предупредил испуганную девушку, что примет к себе гостя. — Будьте осторожны, Кацураги-сама. «Постараюсь», — подумал Киоши, когда ширма закрылась и тень девушки быстро исчезла из виду. Гость не особо заставил ждать себя: ширма обратно открылась и в комнату зашёл мужчина, у которого на голове присутствовала старческая седина, граничевшаяся с темными волосами. Слегка горбатый нос, крупное телосложение, надменное, слегка высокомерное лицо важной личности. К несчастью для самого Киоши, это был самый наихудший гость в его жизни. Он его знал. Серидзава Камо. Нынешний командир воинов Шинсенгуми. «Железный веер тому потверждение» — вспомнил Киоши, смотря, как Камо весело крутил веер в руках. — «Что ему нужно от меня?» — Совсем не ожидал, что такой хлюпик, как ты, смог неплохо справится с тем лживым отбросом, — Киоши чуть не скривил лицо от отвращения, стоило ему увидеть эту гадкую ухмылку. — Либо умён, либо хорошо подготовлен. — Простите меня, но я кое-что спрошу: о чем вы? — Не прикидывайся идиотом, я всё видел. «План с дурачком провалился» — досадно подумал Кацураги. — И только ради этого вы пришли ко мне, господин Серидзава Камо? — спокойно спросил парень, на что получил очередную усмешку со стороны мужчины. — Неужели этот бедняга на самом деле был в ваших рядах? «Хотя, это маловероятно» — Какое мне дело до шарлатанов? — фыркнул Камо, щёлкнув веером. — А вот умный лжец как раз мне по интересу. «Докажи, что ты один из Шинсенгуми». Как он мог доказать тебе, тому, кто не посвящён в их делах? Или же ты, сопляк, что-то знаешь про нас? — Я прекрасно знаю, что вас не любят в разных заведениях Киото. Особенно тут. Здешние девушки прям шарахаются от вашего имени. Жестоки, любите выпивать, а также пренебрегать человеческими принципами. Помнится, вы одной из гейш лишили двух пальцев на руке. — Хо~? — мужчина вскинул бровь вверх. — Что-нибудь ещё расскажешь? Киоши мрачно оглядел его железный веер. Он прекрасно знал, что это вещь может подарить каждому человеку по шишке на голове. Но парень знал ещё кое-что, что не особо заметно для других людей. — На вашем тессене выгравирована надпись. «Рыцарь законности и патриотизма, Серидзава Камо». Усмешка исчезла с лица Серидзавы, темно-синие глаза, блестевшие под небольшим светом в комнате, стали излучать серьезность. Его черты лица ожесточились. Киоши вгляделся в цвет его ауры: бурая, цвета крови, небольшими клубками дыма она исходила от его тела. Он вздохнул этот дымок в себя и стиснул зубы. В этом дыме были скрыты малоприятные воспоминания воина. В нос ударил знакомый запах крови, во рту всё пересохло, а в голове прокручивался неприятный момент потеря контроля над телом. Серидзава метался по комнате, крича что-то безумным голосом, будто он был психически нестабильным человеком, у которого скоро произойдёт очередной приступ паники. Киоши не сразу заметил, как господин Камо сел рядом с ним, нахмурив брови. Он приложил к губам веер, настолько, чтобы Киоши увидел, как он мрачно улыбается уголками губ. — Ты очень лжив и скрытен. Ради своей выгоды ты готов предать кого угодно, — спокойно произнёс мужчина, указав на парня веером. Кацураги нахмурился. — Даже с такими факторами ты мне нравишься. Ты зоркий. — Что вы от меня хотите? — вздохнул Киоши, хотя он мысленно понимал, чего добивается Серидзава. Его уже раздражали эти бессмысленные комментарии, странные жесты, едкий красный дым от ауры воина и железный веер, мозоливший глаза парня. — Сотрудничество, — ответил Камо. — Мне нужен информатор, готовый докопаться до любой правды ради себя. — Ради себя, — недовольно пробормотал Киоши, кинув на Серидзаву раздражённый взгляд. Тот лишь издал противный смешок. Он угрожает и не особо этого стыдиться. За это Киоши был не против того, чтобы вдарить этому психу меж глаз. — Как мило с вашей стороны обратить на меня столь большое внимание, но я не годен для шпионажа. — Разве? Ты выглядишь, как обычный японский крестьянин, если проигнорировать твою светлую кожу, — заметил Серидзава. — Но у тебя отличительный акцент. В неплохом смысле. Вдобавок, если принять тебя всерьёз, то ты можешь навредить кому-нибудь. Девушки к тебе симпатизируют, — мужчина усмехнулся над мрачным выражением лица Киоши. — Молчать умеешь? Киоши медленно кивнул головой. Ему приходилось учиться быть тише воды и ниже травы, чтобы подслушивать интересные разговоры болтовых чиновников и пьяных ронинов. Он знал, когда нужно молчать. — Тогда ты точно подходишь, — сказал Камо, сверкнув глазами. А затем расслабленно улыбнулся: — Как твоё имя, лжец? — Киоши Кацураги, — отстранённым тоном представился парень, глядя в глаза командира Мибу с еле уловимой враждебностью. — Человек, которому больше не интересны ни военные действия в стране, ни чертовы иностранцы, ни даже своя смертность. — Отлично, — отозвался Камо. — Мне тоже не интересно, как я умру и из-за чего именно умру. Зачем по этому поводу беспокоиться, если за меня решит сама Смерть? — А если я вас предам, отдав свое предпочтение иностранцам? – мрачно спросил парень, совсем не веселившая эта затея. Камо нагло ухмыльнулся, щелкнув своим металлическим веером. — Ты сам прекрасно знаешь участь предателя, малец, — ответил Камо насмешливым тоном. — Быть убитым или стать вашим личным информатором? – слабо усмехнулся Киоши, но потом стал серьезнее в лице: – Ладно. Я принимаю ваше предложение, Серидзава-сан.