Каллиграфия

С треском вылетев из колледжа накануне двадцать первого дня рождения, Шарлотта Уайт — более известная как Шонди — начала потреблять дурь в количествах, которых хватило бы на целую ораву друзей (если бы таковые, конечно, у нее имелись). Несколько месяцев она провела в сладком дурмане, пока в погожее осеннее утречко родители не захлопнули перед ней дверь, поклявшись, что больше не дадут ни цента, если она не возьмется за ум, не устроится на работу и не пройдет полный курс реабилитации. Шонди погоревала на квартире у двоюродной сестры, скурила за три дня недельный запас травы, потратила оставшуюся мелочь на пачку «Лаки страйк» и между предпоследней и последней сигаретой решила, что действительно пора браться за ум — и присоединиться, наконец, к какой-нибудь банде. Первые две трети своей недлинной жизни Шонди витала в облаках, мечтая о героях из мультиков. Когда ее приятельница стала засеивать полянку за городским кладбищем, облака превратились в чудодейственный конопляный туман. Родители всегда говорили: «Не выйдет из тебя толку, Шарлотта». Не выйдет из тебя, Шарлотта, врача, политолога, экономиста, разве что сносный продавец в магазине «Все для дома». А родители принадлежали к сорту исключительно счастливых и сытых людей: такие никогда не ошибаются. Вот почему Шонди, прекрасно сознавая свои карьерные перспективы, решила стать бандиткой. Тогда город делили «Святые» и «Дети Самеди». Дела у последних шли неважно. То ли Барон Суббота отвернулся от своих отпрысков, то ли магия вуду перестала работать в мегаполисе, то ли Лесли Купер слишком рьяно ставила Генералу палки в колеса, но шайка вудуистов мельчала и сдавала позиции. От своего бывшего, подвизавшегося там лейтенантом, Шонди вечно слышала нытье, нытье и ничего кроме. К «Святым» же, говорили знающие люди, иначе как по знакомству было не пробиться. До недавнего времени банда считалась мертвой и похороненной (спасибо бравому офицеру полиции Трою Брэдшоу); большинство знало ее только по нашумевшей книжке Бена Кинга. Никто не думал, что «Святые» воскреснут. И все же они вернулись к жизни — пусть не на четвертый день, как Лазарь, а на четвертый год. Они вылезли на свет божий из какой-то щели, сырой и вонючей, — ни дать ни взять клопы из глубины дивана, — но через несколько месяцев их босс уже носила в ухе бриллиант, сиявший, словно солнце, и обмывала первую яхту. В общем, «Святые» катались как сыр в масле и новичков, облизывавшихся на это масло, не брали. За редкими исключениями. Потом знакомые, удивляясь, приставали по пьяни с расспросами: каким же образом Шонди, задымившая себе все мозги, попала в лучшую банду Стилуотера? Да не просто попала, а оказалась под крылышком ее босса? Почему ей так повезло? Шонди, умница, молчала. Шонди напускала на себя загадочный вид, улыбалась, пускала дым в потолок. Хотя прекрасно знала ответ. Она в «Святые» не столько п о п а л а, сколько вляпалась, как в дерьмо. Оставшись без крыши над головой, Шонди ночевала у всех знакомых и приятелей по очереди (а пару раз, когда нужные двери оказывались закрытыми, и вовсе на вокзале). На третьей неделе кочевой жизни ее занесло на пьяную вечеринку по случаю чьего-то дня рождения. Пришла она ближе к полуночи с коробкой пончиков для неизвестного именинника, а под утро ушла с парой килограммов отборной дури, обнаруженной в его тайнике. Именинник оказался то ли родственником Лоры, главного химика «Святых», то ли бойфрендом ее дочки. Дурь оказалась экспериментальным веществом, еще не поступившим в продажу. К сожалению, Шонди поняла свою ошибку слишком поздно: только когда на пороге ее каморки, снятой на деньги от продажи первой горсти веселых таблеток, появились ладные парни в фиолетовых майках. Глядя на их биты, соседи подумали, что к Шонди завалилась для групповушки команда бейсболистов. К сожалению, никто не обратил внимания, что групповушка кончилась очень уж быстро. После на редкость недружелюбного визита «бейсболистов» Шонди очнулась привязанной к стулу на незнакомой кухне. Тело ныло после крепких ударов битой и долгой поездки в багажнике. Голова гудела, как улей. На роскошном плазменном телике вполголоса отчитывалась о полуденных новостях Джейн Вальдерама. Благодаря ей Шонди узнала, что конец недели в Стилуотере будет солнечным, а Моника Хьюз в субботу устроит благотворительный прием в музее. Потом Вальдерама перешла к новостям спорта. Еще немного, и Шонди выяснила бы, кто победил во вчерашнем матче, «Зубастые акулы» или «Стилуотерские громилы», но тут охранники — нет, охранницы — заметили, что пленница пришла в себя. — Очнулась? — раздался глубокий женский голос. — Ну, давай побазарим. Хотелось отмахнуться от этой незнакомой женщины, как от мамы, которая каждая воскресенье в несусветную рань будила все семейство, интересуясь, не соблаговолят ли ее домашние отправиться в церковь. Но женщина, в отличие от мамы, была нетерпелива. Поняв, что Шонди не торопится «побазарить», она кинула в нее дротиком. Тот прозвенел над ухом и вонзился в мишень, пришпилив растрепанный дредлок. Шонди подняла глаза и увидела, что сидит в нескольких метрах от чернокожей мускулистой девицы, вразвалку устроившейся на табурете. Перед ней веером лежали дротики для игры в дартс — все с разноцветным оперением, как будто надерганным из волнистых попугайчиков. На девице были свободные штаны и простая белая майка с пятном кетчупа — или, возможно, крови. Шонди не стала задерживаться на этой идее. Мысли и без этого толкались в голове, как сердитые пчелы. И одна из них жалила очень уж неприятно. Ничто не выдавало темнокожую, кроме ослепительного бриллианта в ухе, но любой дурак догадался бы, кто она такая. И любому дураку стало бы не по себе. — Тельма, сделай пожрать, — сказала она, обращаясь к своей приятельнице. — Два часа ждали, пока она очухается, я голодная. — Бутерброд сойдет? — Если это будет большой бутерброд. Лесли Купер, а это была именно она, еще не успела обзавестись ни роскошным офисом, ни кожаным креслом, ни прочими атрибутами деловой леди. Она заключала многомиллионные сделки и выносила приговоры на кухне в подвале «Чистилища», где пахло кофе, китайскими специями и хот-догами из доисторической микроволновки, приютившей целое семейство тараканов — многочисленное, как сицилийский мафиозный клан. Кухня служила кабинетом, залом суда и в особых случаях — эшафотом. Шонди еще этого не знала. Но от того, как девчонка-китаянка застучала ножом, готовя подруге бутерброд, ее вдруг прошиб холодной пот. Она наконец поняла, в какой переплет попала из-за веселых пилюлек. Один необдуманный поступок, одна пустяковая кража — и вот она уже сидит на скамье подсудимых перед боссом «Святых», одетая в тоненькую пижаму с танцующим пингвином и разные — один розовый, другой синий — носки. — Херовая ветчина, — честно предупредила Шонди. — Я после такой блевала. — Да? А после моей дури не блевала, небось? Еще несколько дротиков пронзили мишень на расстоянии дюйма от головы. Вместе они образовывали странное подобие нимба. — Слушай… — Шонди попыталась собраться с мыслями, хотя это давалось ей нелегко. — Я понятия не имела, что это твоя дурь. Нашла заначку у приятеля. Думала, он не против поделиться. Это что, проблема мировых масштабов? Из-за двух, ну, трех сотен баксов? Я верну. — Ебала твои деньги! Теперь «Дети Самеди» на каждом углу толкают мои таблетки, с этим ты что собираешься делать? — А я тут при чем? С ними и разбирайтесь! Следующий дротик продырявил поле прямо над ее макушкой. Поздравляю, мысленно сказала Шонди, прекрасный бросок на двадцать пять очков. Купер почти не целилась и была увлечена скорее собственным завтраком, чем допросом, однако Шонди не сомневалась, что с такого расстояния даже косой или вусмерть пьяный способен попасть в яблочко. А поскольку пресловутое яблочко находилось ровнехонькое на уровне ее глаза, ей очень не хотелось, чтобы босс «Святых» продолжила упражняться в меткости. — Ладно, ладно! Обязательно делать из меня мишень для дартса? Я и так все расскажу! — Да? — Купер вертела в пальцах следующий дротик, как опытный ломбардщик, оценивающий побрякушку. — Ну рассказывай. И постарайся, чтобы твой рассказ мне понравился, потому что руки чешутся тебе дуло в глотку засунуть. — Я приняла две таблетки. Немного отсыпала приятелю — он знает, кому толкнуть, а я давно на мели, мне были срочно нужны деньги. Но я же не последняя тупица! Остальное я спрятала. В моей квартире, в холодильнике — кажется, на нижней полке — лежит коробка… — Из-под «Данкин донатс», — хмыкнула Лесли. — Ага. — Твой драгоценный товар там. — Товар, блядь? Коробка, сука, пустая! — Будь таблетки на месте, — добавила ее приятельница куда тише, — мы бы решили вопрос проще. Она напоминала девицу из азиатского фильма ужасов, который Шонди и Сын Ветерана посмотрели на одном из первых свиданий. Бледная кожа, черные волосы, ломаная линия улыбки — все было при ней. И хотя говорила она ровным, почти ласковым тоном, для Шонди ее слова звучали даже не как «ты умрешь через семь дней», а как «закончим — и будешь кормить рыб в пруду». Купер, напротив, совсем не походила на дона Корлеоне: в первую очередь потому, что она не держала на руках кота, а во вторую — потому, что никто из семейства Корлеоне не мог похвастаться грудью такого размера. — Если бы я продала вашу наркоту, — отбрила Шонди, — я бы уже валялась на пляже пятизвездочного отеля, а не торчала в этой дыре. Обыщите еще раз. Говорю же, я не имею отношения к Самеди и вашим разборкам! — Вот тупая ты девка… Или от дозы не отошла еще? А? Тебе надо прямым текстом сказать, что твой приятель тебя наебал, сама не допилишь? Отсыпала она ему, блядь! — Гектор? Он бы не… «Он бы не стал», — хотела сказать Шонди. И не сказала. Она знала, что ее бывший — которого родители назвали нелепейшим именем Гектор — не страдал сентиментальностью и вряд ли бы стал мучиться угрызениями совести. Они весело проводили время — трахались, делили на двоих пиццу, спина к спине (вернее, джойстик к джойстику) уничтожали космических захватчиков, потом снова трахались и снова заказывали пиццу. Эти воспоминания для обоих кое-что стоили — но уж точно не больше, чем коробка отборных конфеток от лучшего химика в городе. Оказавшись на месте своего дружка, Шонди и сама не стала бы изображать рыцаря в сверкающих доспехах — не восемнадцатый век ведь на дворе. Она мотнула головой и тут же пожалела об этом. После нескольких ударов битой мозги превратились в кашицу и, казалось, при каждом движении норовили выплеснуться через край. Приятная сладость, разлившаяся по телу благодаря волшебной пилюле, уступала место боли и похмелью. Шонди напрягла память. Она смутно помнила, как Сын Ветерана уходил: устроил ее поудобнее на диванной подушке, выбросил в урну пивные бутылки и даже убрал в холодильник недоеденные куриные крылышки. А вместо того, чтобы прихватить с нижней полки последнюю бутылку пива, прихватил все содержимое коробки, включая последний пончик с повидлом. Потому что Сын Ветерана любил деньги. И похвалу своего босса. Да и повидло ему нравилось. — И почем это мудачье загоняет мои таблетки? — невесело хмыкнула Шонди, когда до нее наконец дошло. — То есть извини. Твои таблетки, конечно. Кстати, а что, три кулька пилюлек для «Святых» — это так много? Твои приятели с битами без тебя бы не управились? Купер вдруг отложила недоеденный бутерброд и громыхнула табуретом. Рывком, за одно мгновение, она преодолела несколько метров и оказалась совсем близко к Шонди — на расстоянии поцелуя или выстрела в упор. Стул, к которому Шонди была привязана, врезался в стену; сама она ударилась затылком о мишень. Впервые с тех пор, как она оказалась на этой кухоньке, ей стало страшно. Купер могла раздавить ее как надоедливого кусачего клопика — одной рукой. Даже одним пальцем. — Думаешь, самая умная тут нашлась? Заткнись, блядь, и слушай. Это мой новый товар. Не хватало еще, чтобы Сыны Самеди стали им торговать. Дружку твоему пизда, ты меня поняла? Тебе — еще не решила. Выебываешься много. — Ты хочешь, чтобы Гектор вывел вас на лабораторию? Ту, где будут подделывать эти твои таблетки. Я знаю, где ее искать. Могу отвести. Шонди врала, глядя Лесли в глаза. Она знала всего одну оранжерею, где Самеди выращивали коноплю. Сын Ветерана хотел похвастаться тем сортом, который вывел самолично, и однажды привел ее посмотреть на три чахлых кустика, растущих в полузаброшенном доме на улице Независимости. Может быть, Самеди давно уже оттуда съехали. Может быть, там поселилась типичная американская семья с двумя славными детишками. Но замерев перед Лесли, как зачарованный мангуст — перед коброй, Шонди почему-то не могла сказать правду. — Тельма, — деловито сказала Лесли, перестав наконец гипнотизировать Шонди тяжелым взглядом, — дай сюда ножик. — А я тебе сразу сказала, что дротиком ты человека не убьешь. Тельма улыбалась, и нож протянула тоже с улыбкой. Шонди не поняла, шутит она или нет, но облегченно вздохнула, когда лезвие прошлось по веревкам. — Вот ты кровожадная стала… Звони Пирсу, пусть подгонит две тачки. А ты чего расселась? На ноги давай, живо. Поедешь со мной. — При одном условии, — сказала Шонди, понимая, что условия на ее месте мог выставлять только сумасшедший. — Пулю в лоб захотела? — фыркнула Лесли. Было видно, что она даже развеселилась от такой наглости. — Нет. Шонди на мгновение зажмурила глаза, набираясь храбрости, и выпалила: — Хочу быть «святой».