Каллиграфия

В последние годы Лесли и Тельма рисковали умереть, может, и не каждый день, но несколько раз в месяц точно, и обе прожили больше жизней, чем самые удачливые кошки. Со стороны часто казалось, будто они понимают друг друга с полуслова и даже с полувзгляда. Но даже Тельма не представляла, с каким чувством Лесли смотрит на два свежих трупа, украсивших «Глупую медузу». На Санни она, конечно, плевать хотела: мало ли шестерок умирает на стилуотерских улицах и задворках, в том числе и более мучительной смертью? А вот Санчо, в отличие от своей белокурой подружки, не был в «Святых» случайным человеком. Его уважали чужие и любили свои. Тяжело не проникнуться симпатией к ленивому добродушному громиле, варящему отличное пиво и способному по любому поводу сочинить похабную частушку. Женская половина банды обожала Санчо еще и за то, что на особенно разудалых попойках он лихо танцевал стриптиз, демонстрируя почти идеальный пресс. Теперь этот горе-стриптизер умер, и легендарный рецепт дедушкиного пива умер вместе с ним. Санчо лежал у барной стойки, нежно прислонившись к плечу Санни. Они напоминали парочку, вусмерть упившуюся на собственной годовщине и позорно свалившуюся под стол задолго до конца торжества. Романтичное зрелище омрачалось одним — подтеками крови и ковром из битого стекла, устилавшим каменный пол. Плафон, расколотый шальной пулей, подмигивал почти вышедшей из строя лампой. Вокруг источника света сновал мотылек, редкий гость в это время года. Огромные тени крыльев плясали на стенах. Лампа зудела, доживая последние минуты. Мотыльку тоже оставалось недолго. Лесли наклонилась к бывшему подельнику. Тельме на секунду показалось, что она хочет закрыть ему глаза: в конце концов, Санчо долго служил «Святым» верой и правдой и заслужил немного уважения. Однако Лесли, чуждая сантиментов, извлекла из его нагрудного кармана сигаретную пачку и выпрямилась, разглядывая этикетку. — Ну и дрянь, — с мрачным удовольствием произнесла она. — Как в старые, блядь, добрые времена. Шонди, угадав желание босса, поднесла зажигалку. Механизм долго чиркал вхолостую, пока наконец не высек искру. Лесли жадно затянулась. Сигарета вспыхнула яркой красной точкой, подозрительно напоминавшей прицел снайперской винтовки. Тельма вздохнула. Лесли извела сотни никотиновых пластырей, пытаясь бросить курить, но возвращалась к плохой привычке с завидным постоянством, как некоторые возвращаются к бывшим женам. — А похоже, что я умру от рака? — покосилась на подругу Лесли, почуяв в ее вздохе скрытый упрек. — Вот дерьмо. — Еще какое, — сказал Джонни, оглядывая поле битвы. — Придется искать новый любимый бар. А здесь, между прочим, готовили лучшую в городе кесадилью. — Ты смотри, не истеки тут кровью, любитель кесадильи, — бросила Лесли. Одной рукой она мусолила сигарету, а другой — набирала сообщение в чудом уцелевшем телефоне. — Чтобы мне не пришлось искать нового лучшего друга. — Откинуться в любимом баре? Никогда, — категорично заявил Джонни. — Ты там вызываешь бригаду или что? Кто-то должен вывезти отсюда этих красавчиков туда, где им самое место. На городскую свалку. — Скоро будут. Все замолчали, словно на поминках. Лесли дымила. Шонди, с лицом мрачнее тучи, жевала креветку, обмакивая ее в заветревшийся томатный соус. Джонни с королевской вальяжностью развалился на высоком стуле. Рядом валялись бильярдные шары — как гигантские бусины с лопнувшего ожерелья какой-нибудь великанши. Джонни пнул один каблуком и поморщился: рана давала о себе знать. Тельма, чуть в стороне от них, разглядывала облупившийся маникюр. Она принадлежала к числу людей, которые расставляют книги по алфавиту, не терпят лишних бумажек и скрупулезно протирают пыль со всех поверхностей. Бардак, воцарившийся в «Медузе», причинял ей почти физические страдания. Чем старше она становилась, тем больше любила даже не чистоту, а аптечную стерильность. После подобных заварушек хотелось поскорее уединиться в душе с мочалкой и мылом — смыть пот, соскрести чужие запахи, заглушить посторонние звуки. Она любила чистоту так болезненно, что в ее сумочке — по соседству с наручниками, пистолетом и канцелярским ножом — всегда находилось место бактерицидному гелю. Тельма пользовалась им не реже, чем медики, и уж точно чаще, чем все ее приятели-бандиты вместе взятые. Наверное, опытный мозгоправ мог многое сказать по этому поводу (по поводу наручников тоже), но в Стилуотере не находилось специалиста, готового к исповедям о разбойничьей жизни. Зато Лесли грязь была на удивление к лицу. Синяки и ссадины шли ей больше, чем пиджак от Армани. Взмыленная после драки, раздосадованная после допроса, с заляпанным красными пятнами «ролексом», она выглядела привычнее, чем в деловом костюме с иголочки. Запах дешевых сигарет, так не похожий на тонкий аромат табака и ванили из коллекции именитого парфюмера, щекотал ноздри. Тельма он напоминал о старых временах — когда Лесли еще не пользовалась духами, вечно смолила папироски из дешевого ларька и лучшей закуской для любой вечеринки считала чизбургер из закусочной за углом, а не королевские креветки (Шонди продолжала мусолить их с упорством, достойным лучшего применения). И хотя хорошего в этих «старых временах» было не больше, чем в однодолларовых чизбургерах, Тельма по ним скучала. Тогда она больше возилась с цветными фантиками из монополии, чем с настоящими деньгами, а Лесли реже от нее отмахивалась — и уж точно реже рисковала умереть. Всем хотелось разбрестись по домам, и только Джонни в ожидании чистильщиков сохранял приподнятое настроение: чтобы убить боль, организм подбрасывал ему ударные дозы адреналина, как добрый дилер — очередную дозу наркоману. — Чего вы такие насупленные? — спросил он с задором. — Знаешь, — ответила Шонди, — может, он и козел, но наш козел. Который совершил дебильную ошибку. На его месте мог быть любой. — Не любой, — отрезала Лесли. Они помолчали еще немного. Было слышно, как редкие машины за окном проносятся через океаны луж. Нужной среди них не было: славные ребята из стилуотерского морга, которые прибирали беспорядок за «Святыми», задерживались в пути. — Ну, Шонди, не вешай нос, — Джонни предпринял еще одну попытку разрядить обстановку. — Вот босс когда-нибудь рассказывала тебе, как мы обзавелись собственной бригадой чистильщиков? Отличная история… Я зову этих ребят Чип и Дейл. — Заткнулся бы ты, — сказала Шонди, обеспокоенно глядя на кровавую кляксу у Джонни под пиджаком. Но лейтенант продолжал болтать, хотя язык у него начал заплетаться, как у пьяницы после пятой кружки. — Так вот, что касается Чипа. Ох, не могу, обожаю эту байку. Начинается она в День благодарения, когда миссис Купер, приходящаяся нашему боссу родной бабулей, устроила чаепитие со своей сиделкой, одной очень благовоспитанной англичанкой… — Ты придуриваешься или едешь крышей? — недоверчиво прищурилась Лесли. — Я тебе завтра самому устрою чаепитие с сиделкой, если не прочухаешься. Джонни мигом посерьезнел и, казалось, потерял всякий интерес к Леслиной бабушке. — Да, к вопросу о завтра, — сказал он, глядя на босса в упор. — Ты же не собираешься заявиться на встречу с людьми Вонга как ни в чем не бывало? — Вообще-то собираюсь. — Хочешь, чтобы этот полоумный китаец и тебя карпам скормил? — Не проглотят, — усмехнулась Лесли, туша окурок об угол стола. Брызнули искры, пепел разлетелся из-под пальцев. — С чего вообще Санчо стал работать на мистера Вонга? — спросила Тельма, пытаясь оттереть с рубашки сильно досаждавшее ей пятно крови. — Он был в «Святых» еще до тебя. Даже до Джонни. Я думала, он у нас идейный… как Шонди, да, Шонди? Шонди кинула на нее исполненный ненависти взгляд, но Лесли сейчас ее больше интересовали внешние, а не внутренние дрязги. — Ты, Цзяо, слишком хорошо думаешь о людях. — Лесли выудила еще одну сигарету. — Они лижут жопу тому, кто их кормит. Сначала Джулиус, потом я, теперь вот Вонг, любимый приятель твоего папеньки… Не знаю, может, Санчо задолжал ему кучу бабла. Или наоборот, Вонг тупо дал больше, чем я. Да срать мне на это, знаешь? Мудло — оно и есть мудло. — Вышиби мозги Вонгу, босс, — предложила Шонди. — Полегчает. — Именно это я и собираюсь сделать. — Лесли сверилась с «ролексом». Тот пережил схватку, не получив ни единой царапины. Очевидно, он прекрасно подходил не только для определения времени, но и для выбивания зубов. — Часов через двадцать. Как договаривались. Из всех недостатков Лесли Купер, довольно многочисленных, Тельма считала самым опасным именно этот — непоколебимую веру в собственное бессмертие. Лесли была присуща толстолобая, непрошибаемая уверенность в том, что все пули в мире предназначены кому-то другому. Еще ни у кого не выходило отговорить ее от той или иной самоубийственной затеи. Многие «Святые» брали с нее пример, начиная с Карлоса. Он проживал жизнь беспечно и отчаянно: будто они герои компьютерной стрелялки, где у каждого в запасе несколько сердец и где можно одной кнопкой включить режим бога, если уровень оказался не по зубам. Да и правда, как беспокоиться о собственных похоронах, пока ты молод, пока в баре наливают лошадиные дозы лучшего бурбона, а в бумажнике не переводятся толстые пачки зеленых купюр? Вот Карлос и не беспокоился. Тельма отлично запомнила, как мама Карлоса на похоронах спрашивала, попадет ли ее сын на небеса. Конечно же, подумала Тельма тогда. Как Аиша. Как Джулиус. Как мы все. Старина Джулиус Литтл был в ладах с иронией: он называл свою банды «Святыми», подразумевая, что вряд ли кому-то из его подручных и впрямь обрадуются у райских врат. — Не думай, что мистер Вонг — безобидный старикашка, — предостерег Джонни. — Я его знаю дольше тебя. А еще знаю, что никто из его врагов не дожил до пенсии. Если ему на старости лет надоело играть в шашечки, то… короче, босс, не зарывайся. Эти китайцы слишком хитрожопые — прости, Тельма, говорю как есть. — Ничего. Я с тобой согласна, — сказала Тельма. — Лесли, если ты хочешь разобраться с триадой мистера Вонга, тебе нужен план, а не просто большая пушка и любимый гранатомет. Это опасно. — Да что, еб вашу мать, с вами сегодня такое? — буркнула Лесли. — Если бы я боялась всего, что опасно, мы бы так и сидели в том же клоповнике, что четыре года назад. Нравилось тебе это? — Ты всегда торопишься дать сдачи, не подумав, — попыталась урезонить ее Тельма. —Дай я… — Ты что? Поговоришь со своими китайскими дружками и очень вежливо попросишь их больше так не делать? Тельма, блядь, раз ты такая нежная, сиди дома! Занимайся своим делом, перебирай бумажки, и чтобы я вообще тебя завтра не видела. — «Перебирай бумажки»? Это, по-твоему, то, чем я занимаюсь? — Ты меня слышала. Я уже всё сказала, чего тебе еще надо? Наверное, их спор мог бы занять остаток ночи, но тут распахнулась дверь, и появились двое очень худосочных молодых людей довольно болезненного вида — парень и девица, оба в небесно-голубых халатиках патологоанатомов. У парня чуть запотели очки: видимо, ночь стояла холодная. Он неловко замялся у порога, чтобы протереть их рукавом, а девица решительно прошагала вглубь зала, оценивая масштаб разрушений. — Чип! Дейл! Наконец-то пришли на помощь, — расплылся в улыбке Джонни. — Где вас носило? — У меня вообще-то и другая работа есть, — строго ответила Чип. — Ну, что тут у нас? И обогнула барную стойку, буднично натягивая свежую пару медицинских перчаток.