Каллиграфия

Пирс Вашингтон не привык сидеть без дела. Его воспитывала предприимчивая, но одинокая бабушка с крошечным пенсионным пособием. Чтобы помочь ей, старушке самых честных правил, Пирс еще в школе овладел всеми навыками, необходимыми мошеннику, а после устроился в крупнейшее казино Стилуотера — и стал самым обаятельным крупье, какого только видел свет. Неизменно галантный с дамами и безупречно вежливый с господами, с помощью нехитрого арсенала — широкой улыбки и ловких рук — он обвел вокруг пальца сотни посетителей, искавших милости фортуны за рулеткой или покерным столом. На вырученные средства Пирс устроил бабушку в дом престарелых. Столь похвальное человеколюбие, впрочем, не было ни единственным, ни главным мотивом. Оазис роскошной жизни, к которой он привык с первых же заработков, подпитывался денежными потоками в тысячи долларов. Доллары могли дать всё: лучшее вино, лучшую дурь, лучших женщин. Но поскольку отмывал свои нечистые денежки Пирс без умения и толку, через пару лет они утекли сквозь пальцы, оставив его с прощальным призом — преуютной камерой на пять человек и куцым тюремным двориком за высокой решеткой. Покручинившись полтора дня и ни минутой больше, он решил не опускать руки. Быстро смекнув, что заключенным и тюремщикам хватает хлеба, но маловато зрелищ, Пирс заручился поддержкой коменданта и надоумил того создать в подвале бойцовский клуб, чтобы на его арене стравливать отбывающих срок преступников — воров, мошенников и убийц со всего Мичигана: в общем, соль земли. Идея разогнала застоявшуюся кровь местных обитателей, а в Пирсов карман уже не рекой, но неиссякающим ручейком потекли денежки. Жизнь и после тюрьмы не давала ему передохнуть. Стоило Пирсу выйти на свободу, как на пороге его дома, разминувшись с офицером-кураторшей, появились Джонни Гэт и Лесли Купер. Связавшись с ними, Пирс из обаятельного шулера превратился в профессионального наркоторговца. Следующие три года он с таким упорством вспахивал эту ниву, сея героин и пожиная зелень, что редкие минуты безделья казались изощренной пыткой. Босс всегда находила ему занятие — но сегодня она умотала в бар и закатила пир в обществе близких друзей, оставив лейтенантов за бортом. Закрытое на ночь, «Чистилище» пустовало. Все святоши разбежались кто куда — праздновать победу и отгуливать премиальные. Пирс, к счастью, знал верный способ поднять себе настроение. Купив в ближайшем магазине полкило винограда и бутылку самого дорогого виски, он сделал круг по району, посасывая горьковатую амброзию прямо из горла, и вернулся в клуб через главный вход, как обыкновенный посетитель. Он надеялся выдуть бутылку до дна, посмотреть на большом экране какое-нибудь порно и завалиться спать прямо на кожаном диване в кабинете босса — в общем, ни в чем себе не отказывать. Планам не суждено было исполниться. Спустившись из холла в зал, Пирс обнаружил, что в клубе он не один. Шонди сидела на лакированной спинке фортепиано, изучая свое отражение в пудренице. Лунный свет, плещущий в окно за ее плечом сквозь нагромождение крыш и мусорных баков, смешивался с приглушенной лиловой дымкой от ламп, вмонтированных в пол, и в этом освещении Шонди с копной отросших дредов напоминала призадумавшуюся медузу горгону. Пирс не обрадовался такой компании, но дать задний ход не успел: девушка заметила его раньше. Она хмыкнула себе под нос, разочарованная появлением нежданного гостя, однако взгляд ее все же не обратил Пирса в камень. — Ну, проходи уж, раз пришел. Чего в дверях торчишь. Шонди захлопнула пудреницу и запрокинула голову, затылком прижавшись к стене. На щеке у нее расплылся синяк, похожий на чернильную кляксу. — Красава, — резюмировал Пирс, чувствуя себя на редкость глупо с бутылкой виски в одной руке и упаковкой «дамских пальчиков» в другой. С такой поклажей он смахивал на кавалера, пришедшего в гости к весьма нетребовательной даме. — С кем поцапалась? Разместив зад на бархатном стуле, предназначенном для музыканта, он откинул крышку фортепиано и наугад нажал несколько клавиш. Хрустальные рассыпчатые звуки потонули в тишине: Шонди не отвечала. Пирс сыграл еще гамму-другую и молча подвинул к девушке виноград. Потом подумал — и взмахнул поднятым с пола виски, будто белым флагом. Отношения второго и третьего лейтенантов «Святых» оставляли желать лучшего, тем более что босс часто подливала масло в огонь их затихающей ссоры, но сегодня была ночь большого празднества, и Пирсу хотелось на время зарыть топор войны. Шонди то ли не разделяла его желания, то ли не искала утешения на дне бутылки. Она помотала головой, помедлила — и достала из кармана самокрутку. Чиркнула зажигалка; повеяло сладким туманом марихуаны. — Я заехала нашей китайской принцессе по лицу, — призналась Шонди после двух глубоких затяжек. — А она в долгу не осталась. Деловые… разногласия. Пирс взял низкий, похоронный аккорд. Он ничего не смыслил в классической музыке, но, как всякий хороший мошенник, легко надевал любую маску: хоть бродяги, хоть короля, хоть пианиста. — Ну спасибо, — усмехнулась Шонди. — Утешил. И без тебя знаю, что мне влетит. А у босса рука тяжелая. — Прямо-таки свинцовая у босса рука, — подтвердил Пирс. — Знаю. Ну ты даешь, Лампочка… Чем тебе Тельма не угодила, скажи на милость? — Если бы тебе раздавали приказы боссовы шестерки — ты тоже был бы не в восторге. Видите ли, мисс Янг не по душе залежи метамфетамина в её «Чистилище». Три долбаных года я хранила тут товар, а теперь выметайся вон, Шонди, и дружков своих прихвати… — Шонди сделала еще одну длинную затяжку и потянулась к винограду. — Раньше это место нравилось мне больше. — Ты ничего не путаешь? Та вонючная кротовая нора с чарующим ароматом мочи и клопомора? — Лучше клопомор, чем это. Пирс обернулся и обвел помещение взглядом. За последние несколько месяцев «Чистилище» из места, дававшего крышу над головой преступникам всем сортов, превратилось в один из самых дорогих клубов города. Строители еще не закончили ремонт, повсюду громоздились друг на друга не пошедшие в дело балки и куски разбитой плитки, но статуя святой всех святых уже обзавелась новой мордашкой, парой крыльев и «Вдовами» в обеих руках, а от прежней бедняцкой обстановки не осталось и следа. Не пройдет и нескольких недель, как музыканты сыграют первую пару хитов прямо под офисом Лесли Купер. В отличие от Шонди, Пирсу нравилась мысль о том, что все тропки преступного мира будут вести не в сарай на окраине цивилизации, а в престижное заведение с лучшими барменами, дорогими напитками и нежнейшими цыпочками. Он жил ради роскоши — Шонди от роскоши бежала. — И из-за такой ерунды вы понаставили друг другу синячищ? — Возможно, — нехотя сказала Шонди, — я послала ее в жопу. — Готов поспорить, что к этому посылу ты добавила еще пару ласковых. Ты у нас девочка с хорошим образованием — словарный запас богатый, нашему не чета. — Отвянь, Вашингтон, а. Не плюй в душу. У меня и для тебя пара ласковых найдется. Каждый раз, когда в разговоре возникала неловкая пауза, Пирс делал глоток. Пауз было так много, что теперь он не мог сказать наверняка, наполовину пуста или наполовину полна его бутылка, а значит, не мог причислить себя ни к пессимистам, ни к оптимистам — только к пьяницам. Все сорок лет выдержки горчили на языке, оправдывая каждый доллар из трех потраченных тысяч. — Не передумала? Скоро кончится. Я не каждый день такой щедрый. — Не пью, сказала же. — Точно, — прищурился Пирс, наблюдая, как Шонди бесцеремонно втирает окурок в крышку фортепиано. — Для здоровья вредно. Ну, а я подниму бокал… бутылку… за нас! За двух лучших лейтенантов, каких только видел преступный мир. — Ага, лучших. Поэтому мы здесь с тобой штаны протираем, пока босс кутит с Гэтом и своей маленькой подружкой. Заслужили. — Всем известно, что у босса стоит на азиатов с плохим зрением, — хмыкнул Пирс, с опаской оглядываясь по сторонам: даже у стен есть уши, а за неосторожные шуточки в адрес Лесли Купер можно схлопотать по яйцам. — Никто не обещал тебе за работу золотую звездочку и поцелуй в лобик. Есть такие люди, Лампочка. Хоть годами задницу ради них рви, спасибо не скажут. Я когда впервые ее увидел на ринге, подумал — ну, вконец отмороженная девица, из тех, кому нечего терять. И знаешь… это был первый раз, когда чутье меня подвело. — И последний. Ты забыл добавить для красного словца. «Первый и последний». — Я пьяный и поэтому честный. Цени. — Иногда я не знаю, какого хера вообще здесь делаю, — буркнула Шонди, разглядывая потолок. — А ты, Пирс? Хочешь сказать, не ради мамочкиного поцелуя задницу под пули подставляешь? Пирс изумленно икнул. — Э-эй, притормози, Лампуля. Я пьяный, но еще не в жопу. Выпущенный из тюрьмы за прилежное поведение, Пирс вернулся к разбитому корыту: однокомнатной хибаре, пропахшей духами покойной бабули, и отощавшему запасу зелени, хранившемуся в шкатулке из-под ее украшений. Молодая решительная кураторша зорко следила за каждым его шагом, намеренная воспитать в бывшем преступнике добродетель. В душе Пирса, однако, добродетели приживались не лучше, чем незабудки в пустыне. Честная жизнь оказалась преснее жижи-овсянки, подаваемой в тюрьме. Тем не менее, на первое предложение вступить в банду Пирс ответил отказом. На второе — кое-как отбрехался. У «Святых с Третьей улицы» была плохая репутация. Пару лет назад газеты трубили об их печальном конце. За Лесли Купер тянулся шлейф некрасивых сплетен: по слухам, она разве что младенцев на завтрак не ела. Пирс помог ей провернуть несколько афер и набить деньгами карманы, а заодно обогатился сам, но он не хотел закончить жизнь в канаве или загреметь за решетку на ближайшие полвека. Те, кто мечтал о большем куше, чаще вместо золота получали несколько граммов свинца прямо в лоб. Передумал он лишь на третий раз, когда явился в «Чистилище» за своей долей и застал Купер с большим тесаком в руке, заляпанным красным. Ее китайская принцесса, одетая в драные джинсы, по-турецки сидела на продавленном матрасе и ела пиццу-маргариту, гигантскую, словно покрышка джипа-внедорожника. Босс «Святых» хлопнула Пирса по плечу, пригласила его к импровизированному столу и отрезала треугольник измазанным в томатной пасте ножом. Хорошо, сказала она, быть мафиози. Конечно, враги мечтают изрешетить твою башку, а копы метают дротики в твои фотографии. Но, по крайней мере, никогда не запаздывает пицца. Так Пирс, сидя между Лесли и Тельмой на матрасе, впивавшемся пружиной в ягодицу, сожрал половину маргариты и принял предложение. — Шонди… Ты слышала шум? — Ничего я не слышала. — Наверху. В кабинете босса. Я пойду… позырю, что ли. — Слушай, если ты хочешь стащить из ее шкафа еще одну бутылку бухла, можешь не оправдываться. Валяй. Я тебя не сдам. Мир вертелся, словно детская карусель в центральном парке. Каждый шаг давался с трудом. Пирс поклялся впредь не пить, не принимать веществ сильнее сиропа от кашля и не заводить сомнительных знакомств. Лестница к офису босса была крута и высока; преодолевая ступеньку за ступенькой, он припоминал очередное обещание, данное своему прелестному куратору — офицеру по имени Стефани Смит, а когда перечень обещаний подошел к концу, сочинил несколько новых. Мисс Смит, наученная горьким опытом, не поверила бы ни единому слову, но в тот момент Пирс был совершенно искренен и непогрешим в своих намерениях. Наконец он сделал последний рывок и оказался на лестничной площадке. За стеклянными дверьми в кабинете Лесли светилось окошко ноутбука. На стене маячила чья-то тень. По ночам кабинет босса окутывала невидимая паутина сигнализации, надежная, как в Пентагоне. Право находиться внутри имели лишь несколько человек, и все они этой ночью кутили в «Глупой медузе». Кто-то удачно подгадал момент, когда ноутбук, в котором надежно были похоронены бесчисленные секреты «Святых», оказался без присмотра, и отключил систему охраны. Приняв на грудь бурбона, Пирс уже не мог полагаться на трезвость своих суждений, но подозрения в его голову закрались самые нехорошие. Сведения с жесткого диска были лакомым кусочком и для полиции, и для конкурентов, но на сей раз руки к ним потянули, похоже, свои: иначе давно бы уже опустились решетки и выла сирена. Пирс оглянулся и движением руки подозвал Шонди, лениво бросавшую в рот виноградины. В отличие от него, она преодолела пролет во мгновение ока, почти не оставляя следов на строительной пыли. Взведенный курок в свете луны блеснул, точно ртуть. Оттеснив Пирса плечом, Шонди выглянула из-за угла, а потом обернулась и на пальцах отсчитала секунды, молча сигнализируя: на счет три — вперед.