Медленнее. Кровь густеет изнутри.
Спустя месяц воздушного флирта мы встретились в том же баре, всего-навсего выпить. Но каждый осознавал, что ни черта не выпить мы сюда собрались. И поэтому мне не хотелось идти. Юноша был так же беспечен и легок, казалось, он маленькая фея среди тысячи мужлосортных мужчин. Такой тоненький, хрупкий, с длинными вихрами отросших волос, корни которых были немного черными. Он напоминал мне гибкую ворону. Да, именно так. Черную взъерошенную гибкую ворону. Или же ворона. Но он оставался парнем. Я тоже оставался парнем. И между нами были шесть лет разницы, общественный статус, специфичная работа, дремотно буйственное общество, вера в Господа Бога и взгляды поколений. Даже рост, и тот был у нас слишком разным. Ниже меня на голову, он мне еле до плеч доставал! За всю свою жизнь, я дал себе только два стоящих обещания. Никогда не влюбляться и не употреблять наркоту. Наверно, если бы меня спросили: "как это было?", я бы не смог этого описать. Что вы знаете о любви или влюбленности? Я только то, что все это одна фальшивая купюра, которую люди пытаются вечно разменять друг у друга. Кто-то держит в руках мягкую, хрустящую, не тронутую никем значимую бумажку, а у в чужих пальцах они уже измяты, порваны по краям, выцвели и практически потерялись. Я этого не понимал и даже не желал верить в обратное. Внутри пустила корень отрешенная, неизведанная влюбленность. Пылкая, яркая, сочная, свежая. Дерево, источавшее густой запах, где-то в груди опьяняло. Мир потихоньку плыл в моих руках, подкашивал ноги и ласково кутал в свои теплые, уютные пальцы. Как-будто ты маленький ребенок, которому подарили сладкий леденец. Сердце билось чуть чаще, с предательским трепетом тянуло что-то внутри, когда этот мальчишка писал разные глупости, от которых становилось до одури хорошо. Казалось, я должен быть поистине счастливым. Но я не хотел этого ненастоящего счастья. Потому что эта незримая зависимость однажды закончится. Обязательно. Я перекрыл все связи, любой вид доступа. Вычеркнул яркое существо из своей жизни. Не веря в любовь, я не собирался нарушать свое обещание окончательно. Мне казалось, что единственный верный способ прекратить это — сжечь это благоухающее дерево, цветущее глубоко внутри. Без мальчишки оно начинало увядать. А вместе с ним, начал увядать и я.Бессонница.
Трое суток могли протекать без сна беспокойными обрывками. И в один момент ты перестаешь различать дремоту от полного бодрствования. Опухшие глаза, покрытые синими венками, приводили меня в неописуемый восторг. Мои глаза были большими и синими. Синими и большими. С выпуклыми венками.Горько я не отвечал на звонки.
Тяжело я вливал в себя алкоголь.
Грубо я сыпал в глотку снотворное, потому что разучился спать.
Приятель на работе посоветовал ”прикурить травки”.
Наркотические препараты расслабляют, приводя человека в состояние экстаза. При возможности можно было и задремать, всего лишь затянувшись несколько раз, самокруткой из марихуаны. Наркотик — вещество, оказывающее специфическое влияние на нервную систему. Специфическое влияние сна. Я давлю большим пальцем на поршень, попыхивая, зажигаю цигарку, зажимая одну ноздрю, вдыхаю белый порошок и отправляюсь по болотам специфического влияния нервных систем. Потому что я хочу спать. Потому что я влюбился.Но я не знал, что уже тогда все и началось.
Как говорил черт знает кто, каждый должен был попробовать наркотики в своей жизни. Наркотик — плод долго творения, белым ластиком подмазывающим границы между представлением пространства и существования. Это всего-лишь плод потребления, психологическая зависимость, от которой каждый должен уметь отказаться. Применение майки* или травки было равносильно тому, что я сяду на шпагат точно на стыке дороги и тротуара. Я нахожусь на стыке племен и взглядов, граница обитания, которая открывается мне при употребление наркотических веществ. Ластик — это всего лишь поршень иглы, на которую я давлю большим пальцем. Он проезжается по бледной коже, выпуская забавным клубком кровь в прозрачный раствор препарата. Я запрокидываю голову и слышу, как сердце отдает глухим стуком.ТУФ-ТУФ-ТУФ.
Пол холодный и сырой. Запрокинув голову, кажется, что мост, к которому подплывала лодка, был слишком далеко подвешен в пустоте. Чертовы выколотые черепа менструации, исписавшие разворот ресниц, не давали спокойно дышать. Вдох. И мельчайшая крупица существования напоминает о существовании еще одного существа. Неразборчивое и частое потребление наркотиков вызывает привыкание. Слабовольный человек может поставить крест на своей жизни ровно в тот момент, когда не отказал себе во второй порции маленького экстаза. И я не отказал. Я глотал все, что мне успевали предложить ради мгновений подоблачных снов. Взаправду, это было прекрасно, мне хватало одного “косяка”, чтобы выспаться. Пока этот малец не стал сниться. Мне предложили что-то “покрепче”. Майка, марихуана, кокаин, эфитрин, метадон, экстази, барбитураты. Список известных мне веществ нещадно пополнялся каждый день. Не было такого бытового препарата, который бы я не попробовал. Каждый из них открывал свою грань липкой, холодной реальности, покрытой мурашками тысячи снов. Тяжелых, забывчивых снов, где не было места картинкам, а лишь тяжелая пустота кутала в свои пушистые вонючие лапы и укрывала меня своим поганым естеством. Эти сны походили на черную дыру, в которой я беспрестанно крутился, укрытой лишь легким одеяльцам. Когда я открывал глаза, я видел его. Он протягивал мне ладонь. У меня были галлюцинации. Также у меня начиналась аритмия, глухота, бронхит и психологические нарушения. По некоторым факторам, я мог даже потерять личность, заразиться ВИЧ, стать параноиком, бесплодным или отупеть. Но я не мог этого знать, потому что мне казалось, что я всегда сплю. А если не сплю, то вижу его. А если не вижу его, то сплю. Мой начальник был добрым малым. Он терпел меня до конца. Когда я наливал кофе и мило беседовал с Мисс Беннот, он зашел в столовую, взял кружку с полки, поздоровался, спросил, как самочувствие, и развернулся к кофеварке. Я спросил, почему он не поздоровался с Мисс Беннот. Он ответил, что две недели назад были её похороны.В тот день я получил оплачиваемый отпуск на неограниченный срок.
По дороге домой я накупил жуткое количество наркотиков. И в подарок мне дали маленький пакетик-пробник, который обычно дают в косметических салонах.Героин.
Я закрываю глаза и нажимаю на поршень большим пальцем, вдавливая порцию диацетиломорфина. Попросту говоря, ввожу дозу героина. Я закрываю глаза, высовываю язык и улетаю к чертовой матери. Тем, кто ни разу это не пробовал, этого не понять. Я нажимаю на поршень большим пальцем, ввожу толстую иглу в вену, пребывая в минутном ожидание. Одними губами я читаю какие-то стихи. Бессмысленно вспоминать, чьи, я не помню имени автора. А затем сердце будто сжимают в руке. Оно заходится в резвых ударах, ускоряясь до такой степени, что в тишине я слышу, как оно трепещет и как быстрее сочится кровь. Как-будто я был до этого мертв, а теперь кто-то вытащил душу утопленника и начал её жестоко бить, бить и бить, зная, что она зайдется ходуном, протянет прозрачные нити и, будучи мертвецки бледной, соединится с мириадами звёзд, тайнами всех сокрытых вселенных, стихий, бедствий и трепетных чувств.Я будто учился по-новому дышать. Учился по-новому видеть. Потому что это было истинным прозрением.
Лишь сверкающие глаза Сатаны следили затем, как одной рукой я сжимаю вселенную и вижу, что же с ней будет. Я познал этот прекрасный мир. И больше ничто мне было не нужно. Абсолютное ничто. Лишь маленький пакетик волшебного порошочка, за который я, наверное, продал бы душу. Вы слышали сказки о вечной любви? Волшебные, лживые клятвы о непостижимой жизни до гроба наперебой всем препятствиям, которые могут возникнуть на их прекрасном, полном любви пути? Каждый готов давать подобные обещания, испытывая некий сноп искр внутри. Так вот, когда ты летишь в саму бездну, а она протягивает к тебе руки, услужливо преподнося всю себя, ты можешь сказать — такая любовь существует. И любовь эта — к героину. Его называют убийцей, мучителем. Но люди лгут. Они ничего не понимают. Это самый настоящий подарок, который только могла им преподнести однажды судьба. Потому что то, что они называют жизнью, познаниями, потрясающим светом, без героина — ничто. Ты не влюбляешься, ты любишь отныне всегда и навечно. Ты можешь запрятать эту любовь глубоко внутрь, в подсознание, в темницы принципов и Сатанинских зрачков, но ты никогда не забудешь, что такое эта любовь. Потому что ты уже видел больше, чем дозволено видеть людям. Вся жизнь превращается в сказку из фетра, конфет и георгиновых моллюсков. Он не убийца и вовсе не мучитель. Он истинный проводник, апостол. Некий совершенный организм, который открывает все дороги в забытые подсознания, сметая все препятствия на человеческом пути. Он протягивает ладонь, по которой нужно идти, выцеловывая каждый миллиметр пути. Он — священный препарат Богов, скрывающий в прозрачных кристалликах целый мир.Я люблю героин.
Меня бьют по щекам. Я открываю глаза. Это он. Он бьет меня по щекам, встряхивает, кажется, вскрикивает и ругается. Дурак. Ничего он не понимает в этой вечной любви. Парень беспрестанно бормочет всякие колкости и что-то о том, что он волновался. Дурак. Парень ничего не понимает в этой медицинской науке. Эти ученые прячут от нас проводник не просто в другие миры, а аппарат, который снашивает нас до полного осознания его силы и действия. Он — Бог, управляющий этим миром, который таит в себе тысячи тайн и безвкусных мелодий истинной любви, Сатанинских век и кровяных сосудов-звезд.Меня поднимают. Кладут на койку. И куда-то увозят. В течение трех последующих месяцев меня лечат от каждой зависимости, которую я перенес.
Я выхожу из больницы весной, вдыхая легкий весенний аромат цветов. Три месяца и четыре дня я не трогал наркотики и сейчас дышу так глубоко, как никогда раньше. Как в типичном бульварном чтиве. Я прыгаю со ступенек и делаю всего несколько шагов, прежде чем вижу его. Он стоит прямо, серьезно смотрит мне в глаза, сминая в руке букетик каких-то розовых лепестков. Я часто моргаю, в надежде, что силуэт пропадет, и все вернется на свои места. Нет. Ты не должен быть здесь. Ну, не ты. Ну, не здесь. Я же поганый офисный дядечка с полосатым галстуком, бессовестно забывший тебя, как ребенок тряпичную куклу. Ты не должен здесь быть. Пожалуйста. Я же плохой. Он подходит ко мне и, задержав дыхание, поднимает футболку. В черный лифчик с милыми кружевами аккуратно была спрятана девичья грудь. Высокая, стройная талия, которую не очерчивала ни одна футболка, всегда скрывалась у меня на виду. — Штаны снимать не понадобиться? — недовольно бурчит она и смотрит на меня из-под отросшей челки. Я улыбаюсь, наклонившись к ней, и мягко целую в губы. Нежно кладу руку на талию, притягиваю к себе, и наплевав на все неприличия, целуюсь в общественном месте. Целуюсь вальяжно и с чувством, ощущая под пальцами теплое тело, которое вздрагивает, подтягиваясь ко мне на цыпочках. Я чувствую живой силуэт, который мерещился мне в полубреду перед сном, во сне и после сна. На работе, в толпе и в черной дыре. Юный образ, в который столь беспощадно был влюблён. И я осознаю, что будь это даже парень, я бы все равно вернулся к нему.Идиотская любовь к героину не может быть настоящей.