Энтульда-звездочет

Вот не в котором чарствии, не в котором государствии был жил чарь. У этого чаря была доць - красавиця очень. Да. И вот когда она пришла в года, в это времё ей неизвесно кто-то взял. Унесли. "Полкан-богатырь", из сборника "Сказки Карельского Беломорья", т.2

В некотором царстве, в некотором государстве, совсем не в том, в котором мы с тобой живем, а именно в светлом Амане, за семью морями, жил да был кузнец. Было у того кузнеца три сына: старший книги писал да слова сочинял, средний с оружием управлялся и военное дело знал, а младший все на звезды глядел. Исходили братья весь свет, людей повидали, себя показали, были и за океаном, премудростям разным научились, на диковины насмотрелись: старший три языка выучил, два своих придумал, средний в битвах поднаторел, из лука стрелял без промаха, младший карты читать научился и по звездам корабль водить. А когда вернулись они из-за океана, то так их и прозвали — Энтульда-Книгочей, Энтульда-Ратник и Энтульда-Звездочет. Как на самом деле их звали, никто уж и не упомнит. И вот вернулись они к отцу с матерью и зажили себе в мире и довольствии: старший книги читал, средний отцу помогал, а младший все на звезды глядел. Да только это присказка была, а сказка будет впереди. — Мам, а почему их всех одинаково звали? — Это же сказка, так бывает. И потом, это не имя, а прозвище. Значит — «вернувшийся». Повадился в том краю кто-то свет воровать. То ли солнце не так ярко светит, то ли тучи находят, то ли туман серый расползается. То ли нет ничего, то ли есть. И решил Энтульда-Звездочет выяснить, в чем же дело. Наставил подзорную трубу на небо и глядит. День глядит, другой глядит, на юг глядит, на север глядит; увидел, наконец, куда свет пропадает. Каждый день, а то и чаще, налетит черная тень, отщипнет от солнца луч, или от луны каемку, или от звезды сияние, и назад кидается, во тьме прячется. Не то змей, не то ястреб, не то сам черный Враг мира. Спасать свет-то надобно. Вот подходит Энтульда-Звездочет к отцу и говорит: — Сделай мне, батюшка, посох железный — пойду я искать, кто свет у нас ворует. — Хорошо, — говорит отец. — Сделаю. Будет тебе посох, будет и мое отцовское благословение. Энтульда взял посох, с отцом-матерью простился, братьями наказал не скучать, сложил в котомку подзорную трубу, секстант, компас и еды в дорогу, да и в путь отправился. Перво-наперво — в соседнее королевство, где стоит гора высокая, до небес достает, облака, как на пику, насаживает; и такой свет вокруг нее, что не сразу скажешь, ночь или день. Возле горы, по дороге, встретились ему двое из того королевства, муж и жена: одеты нарядно, лицом веселы, волосы золотом переливаются — сразу видно, что роду царского. — Куда путь держишь, добрый молодец? — спрашивают. — Мимо идешь или в гости зайдешь? Или выше, на гору, поднимешься? — Не мимо иду и не в гости к вам, и не на гору высокую, — отвечает им Энтульда, — а ищу я злодея-негодяя, что свет ворует. Не пропадал ли у вас свет? Не видели ли вы чего, не слышали ли? Двое переглянулись и головами покачали: — Нет, добрый молодец, не слыхали о такой беде в нашем королевстве. Надо тебе дальше идти, на край мира, туда, где солнце ночует. — Дорогу-то укажете? — Отчего не указать: все к востоку, потом немного к югу, потом опять к востоку; как дойдешь до каменных ворот — узнаешь, что делать дальше. Там тебе подскажут. Поблагодарил их Энтульда и повернулся, чтобы прочь идти, а ему вслед кричат: — Подожди, добрый молодец! У Ариэн, солнцевой хозяйки, живет сейчас наша дочь. Уже срок подходит ей домой возвращаться: нельзя в солнечных чертогах больше десяти лет прожить. Если встретишь, передай ей, что ждут ее отец с матерью, да наказ возвращаться поскорее. — Что же она там делает? — подивился Энтульда. — Кто ее в услужение солнцевой хозяйке отдал? — Никто не отдавал, — отвечают, — сама захотела. Дальше долго рассказывать, а путь тебе неблизкий. В свое время все узнаешь. Возьми еще вот. И что-то, в листья завернутое, ему в руку сунули. — Мам, а почему больше десяти лет нельзя? — Не знаю. Жарко, наверное. — Солнечная радиация! Помнишь, дядя Хадор — на атомной подводной лодке служил, а теперь лысый? — Папа… она что, тоже будет лысая? Не хочу! — Не будет, не будет, тут же сказано: больше нельзя. А меньше можно. И пошел Энтульда на восток, на юг, снова на восток. Шел-шел, пока не уперся в ворота каменные: вниз в землю уходят, вверх до неба достают, ни обойти, ни обогнуть, ни перелезть, ни перепрыгнуть. И внутрь не зайти. Стал он туда-сюда похаживать да покрикивать, авось кто выйдет. Глядь, и правда, появился откуда ни возьмись перед воротами некто: в плащ закутался, на глаза шляпу надвинул и спрашивает сурово: — Кто таков? Откуда родом? Чего тебе надобно в моих чертогах? — Зовут меня Энтульда-Звездочет, родом я от батюшки с матушкой, а надобно мне найти, где солнце ночует. Беда у нас большая: повадился кто-то свет воровать. — Ах вот оно что, — говорит закутанный. — Сказочных героев у меня еще не было. Сказку, значит, разыгрываешь? Что ж, воля твоя, проведу я тебя тайными тропами, только помни: назад тем же путем не воротишься. Взмахнул рукой, и появилась возле ворот, прямо в камне, калиточка, толкнул ее — тут проход и открылся. Энтульда внутрь заглянул, а там темным-темно, хоть глаз выколи, и холодом веет. А закутанный его подталкивает: иди, мол, вперед, да не сворачивай. И пошел Энтульда по тайной тропе, через тени черные, по камням острым, по мосточкам узким, мимо стен без окон. Шел-шел, уж половину лембаса, что ему добрые люди в руку сунули, изгрыз, посох железный на треть истер, вдруг видит — дверь впереди. Он порог переступил, а дверь за ним пропала, будто ее и не было. Энтульда огляделся: вокруг поле, сзади горы, за полем океан, дальше тьма непроглядная, а по небу звезды рассыпаны. Сел он на краю поля, трубу подзорную на небо наставил и ждет. Час проходит, другой, вот показались в небе три ладьи: золотая, серебряная и обычная, деревянная; золотая выше, серебряная ниже, а обычная, деревянная — поодаль. Энтульда встал, трубу спрятал и за серебряной ладьей вслед пошел. Как она ниже опустилась, он кричит: — Эй, на ладье! Ладья еще ниже спустилась. Энтульда снова кричит: — Эй, на ладье! Выглянул тут из-за борта Тилион, лунный хозяин, и говорит: — Чего кричишь, работать мешаешь? Кто таков? Не видишь, беда у нас: свет воровать повадились. — Зовут меня Энтульда-Звездочет, а ищу я, как вашей беде помочь. Не знаешь ли, что за недруг-злодей свет у нас ворует? — Отчего не знать? — отвечает Тилион. — Знаю, донимает нас чудище страшное, Унголиант коварная. Уж не ведаем, как ее от нашего света отвадить. И сам бы сразиться с ней пошел, да Луну оставить не могу. — Ты мне дорогу укажи, а дальше уж я один, — говорит ему Энтульда. — Вот спасибо тебе, Энтульда-Звездочет! Дорогу я тебе укажу, но скажи сперва, что ты в котомке несешь. Энтульда котомку снял и показывает: компас, подзорную трубу, секстант и лембас погрызенный, в листья завернутый. Тилион компас взял, в руках повертел, о борт ладьи постучал, дунул, вверх подбросил и назад отдал. — Как нужда тебе придет, — говорит, — брось компас наземь, и я тебе на помощь поспешу. А путь твой лежит вон к той ладье золотой: там тебе подскажут, что дальше делать. Энтульда компас в карман спрятал, поблагодарил Тилиона, лунного хозяина, и снова в путь-дорогу пустился. — Мам, мам… Там же Мандос был, да?! — Да, да, конечно. А ладья золотая ниже и ниже спускается, совсем к земле приклонилась. Сидит в ней Ариэн, солнцева хозяйка, плачет-заливается, слезы ручьем текут, на землю капают, куда слеза упадет, там землю прожигает. — Эй, на ладье! — кричит Энтульда. Не слышит его Ариэн, солнцева хозяйка, только пуще прежнего рыдает. Энтульда опять: — Эй, на ладье! Ариэн голову подняла, глаза протерла. — Ой, — говорит, — не в добрый час пришел ты сюда, добрый молодец. Горе у нас горькое, беда лютая приключилась. — Что за беда? Не Унголиант ли, чудище злое, свет у вас ворует? Если так, то я ее воевать иду: помогу твоему горю. — Она, проклятая, — говорит Ариэн. — Вышла провожать меня королевна, что у меня в услужении, а Унголиант, паучиха коварная, уже тут как тут: налетела, на волосы яркие позарилась и утащила девицу к себе в логово. Не знаю теперь, как ее отцу с матерью в глаза смотреть, как Варде-владычице показаться. И сама бы пошла королевну выручать, да Солнце не могу оставить. — Не плачь, не горюй, — утешает ее Энтульда. — Как Унголиант одолеем, так и девицу освободим. — Вот спасибо тебе, добрый молодец! Звать-то тебя как? — Зовут меня Энтульда-Звездочет. — Вот что, Энтульда-Звездочет, хоть и не могу я с тобой отправиться, но подсоблю, как умею. Покажи-ка, что ты в котомке несешь. Энтульда снял котомку и показывает: секстант да подзорную трубу. Ариэн секстант взяла, в воздух подкинула, три раза о борт ладьи стукнула, пошептала над ним и назад протянула: — Как нужда тебе придет, брось наземь — и я на выручку поспешу. А дорогу выспроси у Эарендила-Морехода: вон его ладья по небу плавает. Поблагодарил ее Энтульда-Звездочет, секстант сложил за пазуху и дальше пошел, туда, где ладья простая, деревянная, в небе висит. — Эй, на ладье! — кричит Энтульда. Эарендил-Мореход свесился с ладьи и отвечает: — Чего кричишь, все звезды распугал! Кто таков? Куда направляешься? — Зовут меня Энтульда-Звездочет, а иду я Унголиант-паучиху воевать да девицу из беды выручать. Не знаешь ли, где Унголиант хоронится? — Отчего не знать? — отвечает Эарендил-Мореход. — Знаю. Все мне с небес видно, все замечаю. Хоронилась она раньше в горах высоких за морем-океаном, да как затряслись горы высокие, как нахлынуло море-океан — сюда перебралась. Вон там ее логово. И вдаль показывает. — Я бы и сам ее поборол, да с курса надолго свернуть не могу. А тебе подсоблю, коли попросишь. Показывай, что у тебя в котомке. Энтульда-Звездочет подзорную трубу из котомки вытряхнул. Поглядел на нее Эарендил-Мореход, три волшебных слова прошептал и говорит: — Как придет тебе нужда, брось трубу наземь, и я на помощь тебе поспешу. А теперь иди, да поторапливайся. Энтульда трубу в котомку спрятал, за спину закинул, поблагодарил Эарендила-Морехода и в путь пустился. — Мам, а как она туда попала, а? — Не знаю, по Хелькараксэ прошла, наверное. Долго ли, коротко ли шел Энтульда-Звездочет, а добрался до логова паучьего. И выползает ему навстречу Унголиант-паучиха, чудище коварное. — Чего тебе надо? — спрашивает. — Принес ли сокровищ, каменьев драгоценных? — Нет, — говорит Энтульда-Звездочет, — не принес. Не затем я к тебе пришел, чудище проклятое! — Нет? Что поделаешь: придется девицей поужинать, а тобой, добрый молодец, закусить, хоть ты и не светишься. И назад в логово поползла, а Энтульда за ней пробрался и видит: в углу сидит девица красоты неописуемой, кудри золотом горят, по плечам волной спадают. — Мама! Она ее съест! Съест!!! — Стой, чудище поганое, Унголиант злобная! — закричал Энтульда-Звездочет. — Хватит бояться-хорониться, выходи со мной на битву! — Говори, да не заговаривайся, — отвечает ему Унголиант. — Побороть меня сумеет лишь один Энтульда-Звездочет, да он, небось, еще не родился, а если родился, на бой не сгодился, а если сгодился, сюда не добрался. — Вот он я, Энтульда-Звездочет, перед тобой стою! Махнул железным посохом и отсек у Унголиант-паучихи две лапы. Набросилась она на Энтульду, и принялись они биться. Бились-бились, по колено Энтульда в землю ушел. Вытащил он тогда компас из кармана, бросил оземь, почуял Тилион, что дело неладно, и пустил в паучиху стрелу серебряную. Энтульда опомнился, из земли вылез, отряхнулся, махнул посохом и еще две лапы снес. Снова бились-бились, по пояс он в землю ушел. Вытащил тогда секстант из-за пазухи, наземь бросил, поняла Ариэн, солнцева хозяйка, что в беде Энтульда, подвела ладью поближе; Унголианта за светом солнечным бросилась. Энтульда опомнился, из земли вылез, отряхнулся, махнул посохом, еще две лапы отрубил и думает: «Теперь-то конец ей настанет». Но не тут-то было. На четырех лапах бросилась она на него. Бьются-бьются, час бьются, другой, ушел Энтульда по грудь в землю. Снял он тогда котомку со спины да прямо так наземь бросил. Услышал то высоко в небесах Эарендил-Мореход: случилось ему как раз над логовом ладью проводить. Пустил он ладью вниз, прямо по Унголианте килем прошелся и вверх снова взмыл. Энтульда-Звездочет опомнился, из земли выбрался, отряхнулся, только посохом махнуть вздумал — глядь, а она уже мертвая лежит. Кровь повсюду, брюхо распорото, а внутри что-то ярким пламенем горит. Вот подходит Энтульда к ней, внутрь заглядывает: там и злато, и серебро, и каменья драгоценные, и яркие яхонты, и нарядные уборы, а всего ниже, на самом дне брюха – будто вода или молоко, серебром-золотом переливается, словно Солнце светит. И говорит ему королевна: — Надобно бы этот свет вычерпать, в бочку собрать да владыкам отдать. — Где же мы, — удивился Энтульда, — бочку отыщем? — Да я у Ариэн попрошу. Энтульда злато-серебро выгреб, в плащ свой завернул, тем временем и королевна с бочкой вернулась. — Пойдем домой, — зовет. — Постой, — говорит он ей. — А как же ты, королевна, к солнцевой хозяйке в услужение попала? — То не позор, а почет, — отвечает она. — Жаль только, вышел мой срок, возвращаться к отцу с матерью пора, заждались меня, поди. И провела она его солнечными тропами прямо к городу, что вокруг большой горы стоял. Отец с матерью обрадовались, что дочь жива-невредима вернулась, а как попросил Энтульда ее руки, противиться не стали. Сокровища спасенные отдал Энтульда королю своему, а свет в бочке владыкам вернул. Год не прошел, как свадьбу сыграли. И стали они жить-поживать и добра наживать. — Мам, а кто такой Добран? — Какой Добран? — Которого они стали жевать. И я там был, чай с медом пил, по усам текло, а в рот не попало. А свет в бочке владычица Вана увидала, от радости весь расплескала, и рассыпалась светлая роса по горам и по лесам; куда капли попали, там теперь морошка растет. На том и сказке конец, а кто слушал — молодец. *** — Не бери больше у себя в институтской библиотеке сказок, хорошо? Я лучше в районной возьму. — Почему? Серьезное академическое издание. — Какая-то странная сказка: я в детстве другие читала — «Турин Злосчастный», «Эланор и три варга»... И картинок нет. Конец.