Танец

       ...Говорят, когда самый первый ньяр женился, то его любовь была настолько велика, что сердце ньяра пело. И музыка его сердца звучала в унисон его любимой. И так прекрасна и чиста была их песня, что сам Создатель благословил этот брак, а музыку ту позволил услышать и другим, и в день их свадьбы звучала она когда танцевали молодые свой первый танец. И был он нежен и полон радости, был полон страсти и огня; и под звуки прекрасной скрипки показали новобрачные гостям свою любовь. С тех пор все свадьбы у ньяров - что у бедного, что у богатого, что у знатного, что у простолюдина - сопровождаются Песней Сердца. У каждого она своя - у кого это трепетная флейта, у кого рокочущие саамиры, к ней нельзя подготовиться или потренироваться. Лишь в первом танце она однажды зазвучит и расскажет о чувствах влюбленных. И не будет той паре счастья, что не услышит свою Песню Сердца и тишина останется в зале и наоборот...        Древняя магия Создателя...        ...Шаг вперед. Легкий поклон. Замереть...        Прикосновение дрожащих пальцев в тонком синем кружеве перчатки такое невесомое, словно это крылья бабочки коснулись его большой ладони. Вторая пока что опущена вниз и судорожно мнет синий шелк длинной юбки. Глаза смотрят в пол, ему за спину, опять в пол - только не на мужа... Но ведь и ему не надо видеть взгляд своей невесты чтобы понять, что там сейчас страх... нет, ужас плещется с дикой силой. Длинные ресницы опущены, выделяясь темными полукружьями на белой коже без капли румянца, бледные сухие губы нервно подрагивают и слегка шевелятся, словно шепчут что-то, но мужчина слышит лишь судорожный вдох, что проходит через них, тонкие крылья носа трепещут...        Высокие гости молча застыли, пристально разглядывая ее - человечку - в объятьях Высшего ньяра. Кто насмешливо, кто с высокомерием, кто с презрением. Конечно, такой диковинки они в своем закрытом обществе еще не видели - магичка из людей, сама Лиеллита, а если учесть кто ее муж... И тело деревенеет в страхе, зато сердце пропустив удар ринулось в галоп. В горле тут же пересыхает и девушка пытается сглотнуть, но слюна становится почему-то густой и вязкой. Не получилось...        А если сейчас не зазвучит музыка...        - Не бойся, - едва слышно произносит мужчина, пропуская между своими пальцами длинный черно-белый локон, выпущенный горничной из высокой прически. Этот черно-белый окрас с таким неровным смешением цвета отражает сущность её магии - Жизни и Смерти. Обе они, что удивительно, существуют в ней и пока, судя по волосам, ни одна не взяла верх. Что с неё взять, служащей богине Лиэлле, покровительствующей равно обеим силам?        Успокоить хоть немного, поддержать - лишь бы не сорвалась, ведь с ее магией даже ньярова защита не поможет и от замка с его такими высокими, такими важными гостями останутся одни воспоминания. А ведь зрители не понимают этого, продолжая сверлить взглядом девушку. Чтоб человечка да и против ньяра - где это видано! Но и мужчина не спешит что-либо объяснять своим гостям.        Ее прядь возвращается на узкое плечо, затянутое в плотный синий шелк, его рука за широкую мужскую спину.        И опять только одна ладонь соединяет их, лишь брачные браслеты выделяются на поднятых запястьях - девственно-чистые, без единого завитка или черточки, ведь свой узор на них плести молодые начнут только этой ночью.        Молодые.... и если невеста чиста и прекрасна в свои семнадцать лет, шелковое платье цвета ночного неба лишь подчеркивает хрупкость юного тела и белизну гладкой кожи, то о ее супруге сказать этого нельзя было даже с натяжкой.        Говорят, что ньяры, живущие веками, всегда юны и никогда не стареют, что входить в зрелый возраст начинают только миновав половину тысячелетия и лишь потеряв всякий смысл в своей вечной жизни. Да и процесс этот отнюдь не быстрый, а чтоб выглядеть вот так как Даратеон дар Оллиолиесси на человеческие шестьдесят... О, боги, так сколько же ему на самом деле?! Он хром на одну ногу, морщины, покрывающие лицо соревнуются в количестве со шрамами. И хотя без одежды его Алисиана ни разу не видела, не приходится сомневаться, что молодость миновала и тело его. Да, спину еще не согнуло, но плечи уже устало опустились, большие сильные руки растеряли былую гибкость, а пальцы приобрели узловатость. С ним до сих пор мало кто мог выйти на равных в бою или спарринге на мечах или якиранах, но предпочитал Первый Страж теперь все-же магическую битву.        ...В тишине зала наконец тихо и нежно запела скрипка и танец начался.        Шаг вперед, лицо к лицу и его горячее дыхание на ее нежной коже. Старость и юность, идущие навстречу друг другу. Шаг назад, поклон, поворот... Спиной к спине, едва касаясь лопатками, шаг, разворот и уже обе его руки участвуют в танце - снизу вверх, не касаясь ее тела, но словно обводя тонкий силуэт.        Она резко вскидывает голову, прогибается в спине, почти касаясь партнера грудью и, замерев, смотрит на него широко распахнув глаза. И руки тут же взлетают, чтобы осторожно, почти едва касаясь, самыми пальчиками, с которых медленно сыпятся белые снежинки, оттолкнуть мужа. Нужно бежать, скрыться и девушка даже успевает повернуться спиной, взметнув сверкающий вихрь вокруг себя, но... уже его руки, такие сильные и такие нежные крепко прижимают к себе и опять его горячее дыхание щекочет девичий висок. Он пахнет корицей и чуть-чуть цитрусом, а там где огрубевшие ладони ласково касаются ее обнаженной кожи - между шелком рукавов и кружевом перчаток - кажется вспыхивает пожар...        Музыка вплетается в танец двоих или танец в музыку - непонятно. Скрипка уже не плачет, а громко и настойчиво рассказывает свою историю. Где грозно и неистово, где лаская и будоража душу, то срываясь на дрожащий всхлип или же беснуясь и рыча. И вместе с ней свою историю творят мужчина и женщина, что стоят сейчас ладонь в ладонь, глаза в глаза. Шаг навстречу, такой маленький и такой нужный, тело к телу, мужские руки на девичьей талии и ее ладони на плечах мужа.        И не видно становится, что мужчина слегка прихрамывает на одну ногу, а девушка боится и нервничает, ибо стерлись все недостатки танцоров, рассказывающих историю своей страсти и любви, и кому какое дело что возраст их так разница. Вот еще шаг, вздох, взгляд тайком, прикосновение украдкой, движение кистями, скольжение по полу вокруг своего партнера и, склонив голову на бок, замереть, застыть не шевелясь... И вот он прямой, уже неприкрытый взгляд, усмешка на губах и требование рук позволить, ответить, подарить.        И девушка отвечает, руки ее взлетают над головой и танцуют свой волшебный танец, рождая целый снегопад. А тело дрожит и манит, борется с желанием прильнуть и забыться или убежать и забыть. Искрятся снежинки в свете магических ламп, взмывают ввысь в призрачном серебристом хороводе и опадают, тают, не успев коснуться пола. Рот ее приоткрыт, быстрый вдох-выдох и маленький розовый язычок скользит по нижней губе, заставляя глаза мужчины вспыхнуть...        ...А музыка рвет, выворачивает душу, что бы тут же залечить, заласкать, занежить, и снова взорваться страстным криком и стыдливо спрятаться в тени колонн. Она улетает туда, вверх, за балюстраду, где сидят невидимые снизу музыканты, нежным шепотом пробирается между зрителей, одаривая кого восторгом, кого слезами, кому-то подарив свою нежность, а кому боль и разочарование, чтобы вернуться к танцующим сейчас мужчине и женщине и покорить собой, растворить в себе без остатка...        И снова шаг навстречу, и снова лицо его так близко-близко, что дыхания смешиваются и губы почти соприкоснулись.        Почти...        ...Его рот кривится в усмешке, ее глаза прищурены...        ...И снова попытка побега...        ...И снова неудача...        Она стоит спиной к нему, прижимаясь лопатками к груди, чувствуя под плотной тканью мужской рубашки перекатывающиеся мышцы. Медленно ее руки поднимаются вверх, чтобы спрятаться в его седых волосах. Агатовая заколка со стуком падает на пол, пальцы аккуратно, на ощупь, ласкают пряди, рассыпавшиеся на плечах. Запрокинув голову, Алисиана прижимается затылком к его плечу, в глазах ее появляется восторг, с губ срывается едва слышный всхлип, когда с пепельно-серых волос, скользящих в ее изящных ладонях, исчезает седина, опадая вместе с искрящимся серебром снежинок и оставляя лишь их изначальный черный блеск.        Слышно несколько изумленных вскриков, кто-то пытается что-то спросить, но на него недовольно шикают и говоривший замолкает. И снова лишь скрипка да сладкий стон танцующей девушки звучат в зале.        Осторожно высвободив девичьи пальцы из своей гривы, Даратеон прижал ее правую руку к животу, а левую к спине и, не отпуская последнюю нежно повел своей ладонью от поясницы вдоль позвонков вверх, заставляя прогнуться в спине, наклониться.        Хочешь диктовать? Я тоже хочу! И этот взгляд с легкой безуминкой, когда она, не выпрямляясь, поворачивается к мужу, прикован к его глазам цвета штормового неба. О да, блеклые, выцвевшие за столько лет, они теперь снова горят насыщенным сине-серым цветом.        Левая рука так и осталась в его плену, когда она, не сводя с него взгляда, начала медленно подниматься, скользя вверх по его телу, пока, распрямившись, не прижалась к его груди, не коснулась мимолетно его шеи, подбородка и, встав на носочки, уже и самих губ.        Крепкая, мужская рука взлетает к лицу, и нет на ней уже старческой узловатости или дряблости кожи, но Первый Страж не замечает этого. Его пальцы скользят по губам, словно в попытке нащупать тот поцелуй, в широко открытых глазах горит изумление.        И теперь шаг назад, еще один маленький и медленно опуститься на колени. Свободная юбка ни сколько не помешала пасть перед мужем, а с последним аккордом скрипки она склонила голову и замерла.        О, да, конечно тишины сразу не стало - гости зашевелились, зашептались. Кто недоуменно, кто с гневом, но в голос высказаться пока что не решались. Еще бы остаться равнодушным, когда невеста посмела принести такой старый, человеческий обычай на свадьбу Высшего ньяра. И не важно, что сама она из рода людей, но ведь выходя замуж следует отречься от прошлого, а значит и от людского рода. Вот только принимать в свои ряды эти благородные что-то ее не спешат, а кем тогда быть, если от людей отрекись, а ньяром не стань? Пустым местом если только.        Вот и склонилась перед мужем Алисиана, признавая его за Старшего, Повелителя, Господина своего и ждет. А вот дождется ли? Но шаг сделан, теплые руки опускаются на ее застывшие плечи, поднимают.        - Жена моя, - шепчет ей в макушку, сжимая в кольце рук и улыбается - наверное, впервые за сколько лет.        - Муж мой, - облегченный выдох в рубашку, пахнущую так вкусно корицей и цитрусом.