The world and I love you

19 — [Пак Чанёль] — Я боюсь не успеть Я не виделся с Бэкхеном три или четыре дня. Последние несколько дней я только и делал, что репетировал в компании, готовясь к специальному выступлению на танцевальном шоу. При недостающем мембере каждому приходилось работать в два раза усерднее. Программы и репетиции забивали расписание настолько, что у меня почти не было времени на отдых, не говоря уже о встречах с Суен. Хотя в любом случае я и сам знал, что избегаю ее намеренно. Мне нужно время, чтобы решить, как и в каком тоне задать ей все накопившиеся вопросы. К моменту, когда мы закончим значимую запись, до операции Бэкхена останется один день. Я должен его увидеть. Пряча глаза за козырьком низко натянутой кепки, я отправился в больницу, представляя себе, как открою дверь палаты и вновь увижу его тихо сидящим на больничной кровати. Я не заметил, как ускорил шаг. Однако жизнь всегда подбрасывает неожиданные сюрпризы. В этот раз, открыв дверь палаты, я увидел его сжавшимся и дрожащим на краю кровати. Его глаза были плотно зажмурены, лицо пугающе бледным; почти задыхаясь, он казался еще более слабым. Потрясенный, я немедленно бросился к нему. — Что с тобой?! – взволнованно выпалил я. Только в этот момент я заметил, как он вспотел; его рука была крепко прижата к области желудка. Снова болит? Он поднял на меня усталые глаза, бледными губами пытаясь произнести что-то, что невозможно было расслышать. Но я знал, что он зовет меня. — Я здесь, я рядом, — я не знал, что еще я мог делать, кроме как крепко держать его за руку. В замешательстве я наконец вспомнил, что нужно нажать кнопку вызова медсестры у изголовья кровати. В этот момент, собрав последние силы, он попытался встать. Не понимая, чего он хочет, я помог ему, но после этого он тут же перегнулся через край кровати и его стошнило. Должно быть, он давно ничего не ел. Потому что все, чем его тошнило, было кровью. Глядя на темно-красное пятно на полу, я оцепенел. Казалось, боль стала еще более невыносимой, из-за чего он слабо простонал, завалившись на меня. Когда я растерялся и запаниковал еще больше, не представляя, что делать, в палате спешно появилась медсестра, быстро вытянула его обессилевшую руку и умело вколола обезболивающее. Спустя какое-то время, когда лекарства начали действовать, ему стало легче. Возможно, сказалось и изнеможение от всего этого, но, как бы то ни было, он мгновенно уснул, едва боль утихла. Я все еще крепко сжимал его руку. Я осторожно уложил его на кровать и накрыл одеялом, одновременно поправляя взлохматившиеся волосы. Затем снова взял его за руку. Его тонкие пальцы казались пугающе холодными. Такой хрупкий парень, как он терпит это. Я смотрел на него, вспоминая о том, как прежде каждый раз приходил в больницу, просто сидел с ним и уходил. Он спокойно ожидал моего прихода, а после тихо провожал взглядом. Всякий раз, когда я его видел, он всегда выглядел невозмутимым и безмятежным. Ты всегда в одиночку боролся с болью? С приходом ночи ты просто держишь всю боль в себе, хватаясь за живот и стиснув зубы, вынося одну бессонную ночь за другой? Я погрузился в мысли об этом настолько, что сердцу стало больно. В последнее время, хоть я и часто навещал его, я никогда не переспрашивал, чем он болен. Я просто продолжал говорить себе "он обязательно поправится". Ему обязательно станет лучше. Обязательно. Я сидел рядом, глядя на то, как он слегка хмурится во сне. Затем пробежал глазами по комнате, и мой взгляд наткнулся на лежащее на столе яблоко. Яблоко с моим именем, все еще держащее широкую улыбку, совсем не подозревая о происходящем. Эй. Разве я не просил тебя приглядывать за ним? Почему ты можешь лишь глупо улыбаться? Ему больно, ты разве не видишь? Я никогда не чувствовал себя настолько бесполезным. Зачем я дал ему это яблоко. Каждый день, пока ему невыносимо больно, ему приходится смотреть на это придурковатое лицо с улыбкой. Будь я на его месте, меня бы это бесило. Черт… Пак Чанель, ты тупица. Внезапно мне захотелось швырнуть это яблоко куда подальше. Но я решил, что он расстроится, если проснется и не увидит его. — Ты обещал мне, — пробормотал я парню в постели. — Ты обязан поправиться. Операцию Бэкхена назначили на следующий день, в девять утра. В то же время в моем расписании стояла фотосъемка для журнала. — Чанель, смотри в камеру! Кричал мне фотограф. — Да улыбнись хоть немного! Как я могу улыбаться, мать вашу. Перед глазами стояло лишь изображение Бэкхена, скорчившегося на кровати от боли. После операции ему же станет лучше? Хоть я и повторял себе это много раз, необъяснимое беспокойство все еще не отпускало. К моменту, когда я закончил съемку, операция шла уже дольше часа. Ассистент отвез меня в больницу, где все это время ожидал Тэсин. Я нашел его сидящим в коридоре у операционной. — Чанель? Ты зачем приехал? – он удивился, заметив меня. – Я справлюсь здесь один. — На сегодня работа закончилась, так что… так что я здесь, — я запыхался после пробежки по лестнице. – Как… как операция? — Пока никаких новостей, — он похлопал меня по плечу, – но не волнуйся. Он попытался меня успокоить, хотя, судя по его лицу, сам волновался не меньше меня. Я медленно опустился на сидение рядом; пальцы неосознанно сжались в кулак. Через какое-то время двери операционной распахнулись, и в коридор спешно вышла медсестра. Они закончили? Я подскочил с места, схватив медсестру за рукав. — Вы закончили? Он в порядке? – выпалил я. Казалось, она спешила и нервничала. — У пациента открылось обширное кровотечение, его состояние немного… вы должны быть морально готовы. — Чт… Что? – я не верил своим ушам. — Что вы сказали? Что значит будьте морально готовы. Готовы к чему. Я точно не готов… Мой страх мгновенно разросся до паники, готовый поглотить меня; дышать стало невыносимо трудно. Тэсин рядом был также ошарашен. Медсестра спешно ушла. Я чувствовал, как последние капли надежды утекают сквозь пальцы, и беспомощно смотрел на Тэсина. — Хён, он умрет. — Чанель, успокойся… — Бэкхен, он… он умрет? Тэсин был так же напуган. — Честно говоря, я… я никогда не говорил вам об этом, парни, но у него в желудке обнаружена опухоль… Хотя операция не самая сложная, врачи говорят, что ее расположение довольно опасно и может спровоцировать обширное кровотечение во время операции… Я никогда не говорил об этом Бэкхену… Видя, как он и так пессимистично ко всему настроен, я не хотел наваливать на него еще и это… Я застыл, не зная, как реагировать. В мыслях царил хаос. Слова Тэсина и медсестры слились для меня воедино, бесконечно повторяясь и угрожая свеcти с ума. Значит все же этот парень там… он может умереть? Это то, о чем я никогда раньше не думал, чего просто не мог себе представить. В таком юном возрасте никому из нас еще не доводилось столкнуться со смертью. Кажется, будто такое можно встретить лишь в фильмах. А в реальности, несмотря ни на что, даже серьезные болезни поддаются лечению, больные поправляются, чудеса всегда происходят. Поэтому я никогда не мог себе представить, что окружающие меня люди могут покинуть меня, забывшись в вечном сне. Я никогда не мог представить, что тот парень в операционной никогда больше не откроет глаза прежде, чем у меня будет шанс начать относиться к нему правильно. А что насчет меня. Я могу лишь бесполезно стоять здесь за дверью, как кретин, не в состоянии ни помочь, ни сделать хоть что-нибудь. Чувство страха подступало к горлу, обвивая и сдавливая, словно лиана. В мыслях неуловимо мелькали картины из прошлого. Как он плакал в одиночестве. Как он тихо улыбался. Как он жмурился от боли после пощечин. Как его лицо бледнело из-за болезни. Как он остался здесь в одиночестве. Как он бесконечно повторял мое имя. Как он тихо произнес "Ты мне нравишься". Только в тот момент я осознал, что, есть вещи, которые я могу никогда больше не успеть сделать. Без понятия, как долго я еще сидел там. Время от времени медсестры появлялись и исчезали в операционной. В конце концов из операционной устало вышел мужчина – судя по всему доктор. Меня будто пригвоздило к полу от страха услышать нежеланные новости. Тэсин подошел в нему. — Как он? Я облизал пересохшие губы, не отрывая взгляда от доктора. — На данный момент состояние пациента стабильно, однако… открывшееся кровотечение значительно усложнило ситуацию, и ради снижения риска опухоль не была удалена полностью. — Что?! – глаза Тэсина расширились. — На данный момент не о чем беспокоиться, это не должно повлечь никаких осложнений. Пациент должен будет соблюдать диету и регулярно являться на обследования. В подходящее время будет назначена вторая операция. — Т-то есть сейчас все нормально? – мой голос словно донесся издалека. — Да, на данный момент его жизни ничего не угрожает, вы можете увидеть его. — То есть он не умрет? – снова выпалил я, чувствуя, будто меня вытаскивают из ночного кошмара. Врач был немного поражен вопросом. — Разумеется нет. Пациент сейчас в полном порядке. Они говорят, все в полном порядке. Тогда почему ты не приходишь в себя. Я присел у его кровати, бережно поглаживая его руку. Это из-за потери крови? Почему ты совсем бледный, будто вот-вот станешь прозрачным и растворишься. Только что я чертовски перепугался из-за тебя, идиот. Скорее просыпайся, ты же знаешь, что я не люблю ждать. Ожидание для меня невыносимо. Но как долго пришлось ждать тебе? Ждать, пока один болван обернется и заметит тебя, заметит все нанесенные тебе раны. Я наблюдал за ним, застывшим без движения, когда заметил, как наконец дрогнули его веки. Затем его глаза медленно открылись. Словно лепестки цветов. Медленно, но красиво. Я даже не заметил, как крепче сжал его руку. Слава Богу. Я мысленно молился. Когда он очнулся, мне столько хотелось сказать, но почему-то я не мог выдавить ни слова. Бэкхен потерянно смотрел перед собой, слегка сбитый с толку, затем, возможно, почувствовав тепло вокруг своей ладони, наклонил голову, чтобы взглянуть на меня. — …Чанель… — его голос сильно охрип. Мое сердце кольнуло. — Наконец-то пришел в себя. Уголки его рта дрогнули, будто он хотел улыбнуться. Но в его состоянии, казалось, ему было трудно даже дышать. — Ты такой хилый, — с укором проворчал я, – как ты довел себя до этого. — Разве сейчас я не в полном порядке, а? – тихо ответил он, не убирая руку, или, возможно просто не имея силы на это. — Шутишь что ли. В какой-то момент мне показалось, будто нас никогда не разделяло прошлое, состоящее из ненависти и раздражения. Словно мы тихо держались за руки, глядя друг на друга, годами. — Чан… Где Яблоко-Чан… — вдруг спросил он. На мгновение я завис, но после развернулся и взял со стола яблоко, чтобы передать ему. Он протянул руку: на фоне красного яблока его тонкие худые пальцы выглядели еще бледнее. Какое-то время он рассматривал яблоко. — Но это… Это не он… Я промолчал. Опасаясь, что я не поверил, он повернул ко мне яблоко стороной, где был рисунок. — Он перестал улыбаться. Я не знал, что ответить. Должно быть, пока его не было, медсестра выбросила прежнее яблоко во время уборки палаты. Но все-таки я ненавидел ту улыбку. Всем своим видом то яблоко напоминало раздражающего злорадного идиота, радующегося чужой боли. Но подумав о еще одном идиоте, что мог расстроиться, если проснется и не увидит Яблоко-Чана, я нарисовал еще одного, но в этот раз без улыбки. Вместо нее я нарисовал лишь пару больших глаз, довольно жалостливых на вид. — Он не может улыбаться. Ему грустно видеть тебя таким, — почти шепотом объяснил я. Он расстроился и долго всматривался в нового Чана. Затем поднял взгляд на меня и передал яблоко мне. — Помоги мне нарисовать новую улыбку… Пожалуйста… — его слова тонули между слабыми вздохами; его вид говорил об усталости. Я не принял его, вместо этого лишь сжал его холодные ладони, державшие яблоко, в своих. — У меня нет с собой ручки. Я не соврал. Для этого неулыбающегося Чана мне пришлось попросить ручку у медсестры. Он сжал губы в тонкую линию, не зная, как поступить. — Тогда… ты можешь… — осторожно, будто сомневаясь, начал он, — ты можешь улыбнуться для меня? Он смотрел на меня в ожидании. Как я могу сейчас улыбаться, дурак. Напрягая губы, я все еще не представлял, как улыбнуться, видя его таким. Сердце будто безжалостно сжали в тиски. Заметив мое не совсем довольное выражение, он сделал вывод, что просит слишком много. — Я пошутил… хе-хе, — он осторожно убрал свою руку, прижимая яблоко к сердцу. Разговор, похоже, отнял у него много сил: его ресницы задрожали от усталости. — Отдыхай. Я приду завтра снова, — я решил, мне пора уходить. — Ты не обязан, — он серьезно посмотрел на меня, — ты, наверное, занят в последнее время. Я молчал какое-то время. — Не беспокойся, у меня же есть он, — он улыбнулся, слабо помахав яблоком. Его лицо было безжизненно бледным, но улыбка отражалась в глазах. Мое сердце внезапно пропустило удар. Мне так хотелось сказать ему. В ту секунду я действительно хотел его поцеловать.