The world and I love you

14 – [Пак Чанёль] – Барахтающаяся рыба Это как держать рыбу в руке. Если крепко схватить ее, она будет вырываться изо всех сил. Но если не препятствовать ей и отпустить, она просто уплывет в неизвестном направлении. Тяжело удержать, но отпускать нельзя. Лишь бесплодные усилия и чувство беспомощности. Это то, что происходит в моем сердце. Мои скрытые и спутанные чувства. Это из-за него. Он на несколько месяцев старше меня, но он родился таким маленьким и худым; он прекрасно поет, хотя редко говорит со мной; он боится боли, но каждый раз пересиливает себя, чтобы не издать ни звука, когда я мучаю его. Я определенно должен тебя ненавидеть, должен презирать тебя, но… Как бы я ни пытался убедить самого себя, мои мысли всегда уходят в противоположном направлении. Сколько времени ушло на то, чтобы осознать? Напряжение, когда ты рядом, игнорирование твоего существования, подобно капризному ребенку; чем больше я втягиваюсь, тем больше хочу сломать твое упорное сопротивление. В моих глазах ты все еще ужасный придурок, не заслуживающий чьей-либо любви. Ты по-прежнему тот, кто навредил самому дорогому мне человеку, и не заслуживаешь прощения. А теперь ты еще и опустился до парня, спящего со всеми подряд. Мысль о том, что ты стонал от удовольствия под кем-то еще, бесит настолько, что мне хочется убить тебя. Поэтому я изо всех сил пытаюсь перебороть себя и смириться, пытаюсь терпеть. Как ты вообще можешь заслуживать чьей-либо любви? Но правда в том, что… Знаешь ли ты, Бен Бэкхен Что, честно говоря, я… — Следующие несколько месяцев вы будете продвигаться вчетвером, промоушена группы временно не будет. Компания урегулирует все вопросы, возможно, организует для вас актерские курсы или предложит сценарии. Ладно, на этом все, можете идти. Менеджер Чжан и Тэсин покинули зал заседаний, оставив нас застывшими на своих местах. — Бэкхен, он… что с ним? – Сехун отозвался первым. Я был растерян и в замешательстве; меня будто вынудили столкнуться лицом к лицу со всем, что я так старательно хотел игнорировать. — Чанель, это же ты вчера отвез его в больницу? – спросил Сехун. – Так что с ним, в конце концов? Лухан и Кенсу также повернулись ко мне. — Я не знаю, — пробормотал я. — Он не отвечает на звонки, наверное, он все еще в больнице… Я думал, он уже вернулся в общежитие и с ним все в порядке, как в прошлый раз… что это что-то несерьезное, — Лухан будто обвинял сам себя. Кенсу успокаивающе похлопал его по плечу. — Давайте навестим его. Чанель, ты же знаешь в какой он больнице? Я кивнул. Я знал. Я знал, что тогда он был болен, я знал, что его рвало кровью, я знал, в какой он больнице. Я все это знал, но, несмотря на это, мне казалось, что я не знал ничего. Единственное, что ясно стояло перед глазами, — его бледное лицо вчера. ……Должно быть, ему было невыносимо больно тогда. Открыв дверь палаты, мы вошли внутрь. Бэкхен спокойно сидел на больничной кровати. Освещенная лучами заходящего солнца, белая больничная палата казалась довольно уютной, но в ней было что-то грустное. Удивленный Бэкхен обернулся к нам. — Зачем вы… все здесь? Его голос стал таким слабым. Этот придурок, когда он успел стать таким хилым. Я стоял позади всех, пытаясь совладать со своими эмоциями, затем вошел вслед за всеми. — Бэкхен, ты в порядке? Что с тобой происходит? – обеспокоенный Лухан тут же бросился к его кровати. — А Тэсин не сказал вам?.. — У нас только что было собрание, он сказал, что ты берешь перерыв на пару месяцев. Что толком происходит? У тебя что-то серьезное? Бэкхен бросил взгляд на взволнованного Лухана и неожиданно улыбнулся. — Разве я не в порядке сейчас? — Тогда почему… — Врачи сказали, у меня гастроэнтерит. Возможно, нужна будет операция. — Операция? – вмешался шокированный Сехун. – Это настолько серьезно? — Нет, я же в полном порядке сейчас, разве нет? — он по-прежнему улыбался, будто извиняясь. – Простите, если заставил вас волноваться. — О чем ты говоришь… Когда тебя выпишут? — Завтра утром. А насчет операции — дата еще не решена. Не знаю почему, но я выдохнул с облегчением. ……Так ты не так уж болен. Тогда чем ты сейчас занимаешься. Все еще собираешься использовать свой жалкий вид, чтобы выдавливать из людей сочувствие и прощение за то, каким ужасным куском дерьма ты был? Я тихо стоял позади всех, безучастно наблюдая за чудесной и теплой картиной. Поболтав какое-то время, мемберы попрощались и собрались уходить. Я остался на месте. Заметив мою странность , Лухан потянул меня за рукав. — Чанель, идем. — Идите, я догоню. Мне нужно кое-что сказать ему, — ответил я, все еще глядя на парня, сидящего на кровати. Услышав это, Бэкхен поднял испуганный взгляд. Ха, и впрямь все так же боишься меня? Лухан еще раз обеспокоенно потянул меня за рукав. — Бэкхену нужно отдохнуть, давай просто… Хён, ты тоже боишься, что я сделаю что-нибудь с ним, если мы останемся наедине? — Я ненадолго, идите, — перебил я. Лухан бросил на нас еще один беспомощный взгляд, затем отпустил мою руку и вышел вслед за Сехуном и Кенсу. За спиной тихо закрылась дверь. В палате повисла мертвая тишина. Я продолжал молча стоять и все так же сверлить его безразличным взглядом. Не зная, что делать, он опустил голову, начав играть со своими пальцами, и тихо кашлянул, пытаясь нарушить неловкость момента Через какое-то время он первым нарушил молчание. —Эм… хочешь яблоко? – он потянулся к тумбочке рядом с кроватью, и, достав яблоко из одной из сумок, протянул его мне. Я бросил взгляд на катетер в его руке. Трубка капельницы колебалась вслед за его движениями. — Я сейчас не могу есть, так что, может, ты захочешь? Оно выглядит довольно вкусным. — Нет, — холодно ответил я. — Не люблю грязное. Как я и ожидал, он тут же замер и потупил взгляд, уставившись на яблоко в своей руке. — О. Вот как, — неловко прошептал он, возвращая яблоко на прежнее место. Я издал едкий смешок. — Я ведь не ошибся? Бен Бэкхен. — … — Думая о твоих руках, твоих губах, твоем теле, меня просто тошнит. Кто знает, что ты делал с тем ублюдком Ифанем. От этих слов он вздрогнул. — Разве ты сам не по уши в грязи? Придурок. Я склонил голову набок, разглядывая его с интересом – сейчас он не может даже поднять глаза от стыда из-за моих издевок. Я подался вперед, оперевшись одной рукой на кровать, а второй рукой поднял его подбородок. — Посмотри на меня, — потребовал я. Он сжался от страха, боясь моих прикосновений. В конце концов, он сдался и поднял на меня взгляд; на его лице была все та же тошнотворная невинность. — Что между тобой и У Ифанем? Он открыл рот, но не смог ничего ответить и снова потупил взгляд. — Смотри на меня, — прорычал я, сжимая его подбородок сильнее. Он поморщился и пугливо поднял глаза. — Со сколькими еще ты спал, кроме него, а? Со многими? Меня одного было недостаточно для тебя, а? — Нет… больше ни с кем… — его лицо будто побледнело еще больше, когда он тихо ответил. — Ни с кем? Тогда кто для тебя У Ифань? — Он… — Что, нечего сказать? — я злобно усмехнулся и грубо оттолкнул его, убрав руку. — Шлюхи как ты заслуживают смерти, — бросил я, разворачиваясь и направляясь к двери. Когда я уже собирался уйти, из-за спины внезапно донесся его голос. — Чанель… — тихо позвал он. Я замер у двери, но не обернулся. — Если я умру, ты будешь доволен? Это было сказано будто назло, но слова прозвучали серьезно. Без особой на то причины меня внезапно охватила паника. Но я собрался и бросил в ответ лишь: — Еще бы. Он устало вздохнул. — Я понял. Я запнулся на секунду, но решил это проигнорировать. В итоге я вышел из палаты, с силой хлопнув за собой дверью. Но после ухода я не мог перестать нервничать из-за того, что сказал. Что со мной. Пак Чанель, черт возьми, что с тобой. Словно рыба в руке. И я упустил ее. В конце концов я позволил ей уплыть в неизвестном направлении.