Возвращаться

POV Анны Я уныло смотрела на двигающиеся по лобовому стеклу дворники и слушала причитания сидевшей на заднем сиденье матери. Ну, как слушала… Мозг автоматически отфильтровывал ее голос, как фоновый шум, изредка вылавливая отдельные фразы из контекста. Это позволяло мне кивать в нужных местах или произносить: «Ну, маам…» с подходящей к ситуации интонацией, после чего родительница продолжала изливать свое негодование по поводу моего переезда. Мне стоило больших усилий уговорить их с отцом позволить мне жить в другом городе. Это все из-за работы: хорошо окончив университет, я не хотела оставаться в нашем городке и разослала свои резюме по более крупным компаниям, нежели редакция местной крошечной газетенки. При выпуске преподаватели дружно заявили мне, что не стоит зарывать свой талант в землю и следует попробовать роль журналиста в каком-нибудь серьезном издании. Родители же, всю жизнь прожившие здесь, считали это попыткой «прыгнуть выше головы», как выразилась мама, и потребовались титанические усилия, в том числе и авторитет отца, поддержкой которого я, в конце концов, заручилась, чтобы убедить ее, что это не просто моя прихоть, а действия, продиктованные надеждой на лучшее будущее. Потом я потратила еще месяц в попытках доказать, что не в литературной премии округа счастье, и что ее дочь достойна большего. Итак, когда было пролито три ведра моих слез, ведро пота, а голос был сорван не менее двадцати раз, железобетонная стена материнского отрицания пошатнулась. Совсем немного, но мне хватило этого, чтобы подточить ее основание до степени, достаточной для того, чтобы дать мне хотя бы один маленький шанс на самостоятельную жизнь. Поэтому сейчас мы все втроем ехали в машине к моей будущей квартире. Голос матери умолк, и гнетущую тишину разгонял лишь шум дождя по крыше автомобиля. Не выдержав, я достала плеер и вставила наушники. Конечно, можно было включить магнитолу, но родители, мягко говоря, не разделяли моих музыкальных вкусов. Расслабившись, я, под мягкие звуки Goo Goo Dolls – “Iris”, начала погружаться в сон. - Анна, проснись, - меня трясли за плечо. Разлепив веки, столкнулась с ласковым взглядом синих глаз – маминых, с едва заметной сеточкой морщин вокруг них. Пора было выходить из уже припаркованной машины. Я первым делом потянулась к выпавшим наушникам, заталкивая провода в карман, широко зевнула, прикрыв рот рукой и, наконец, натянув капюшон, вышла под моросящий дождь, присоединившись к родителям. Подняв голову, в очередной раз оглядела здание, в котором мне предстояло жить ближайший месяц, который суровая маман дала мне на адаптацию к новой среде и укрепление в роли журналиста “New Time”. В случае неудачи мне надлежало с позором вернуться в отчий дом и провести там остаток своей «холостяцкой» жизни, пока я не найду какого-нибудь лузера, также не смогшего выбраться вовремя из-под родительского крыла, не обвенчаюсь с ним и не нарожаю детишек, обрекши себя на прозябание в провинции до конца своих дней. Брр, ну уж нет! Решительно преодолев последние метры до двери подъезда, и махнув рукой дружелюбно подмигнувшему консьержу, уже начавшему узнавать «мисс Блид» (да уж, вот такая у меня фамилия*), я поднялась на нужный этаж и зазвенела новенькими ключами. От их вида сердце до сих пор замирало от восторга: мои собственные ключи от моей уютной квартирки. Открыв дверь, вошла, с наслаждением вдыхая характерный запах новой мебели и краски, не успевший до конца выветриться после обустройства комнат по моему вкусу. Их было всего две: небольшая гостиная с ярким, апельсинового цвета диваном, персиковыми стенами и контрастным черным ковровым покрытием соединялась небольшим коридорчиком с маленькой спальней в сине-голубых тонах. Главенствующее место в ней занимал ноут, лежащий на прикроватной тумбочке: мое средство связи с окружающим миром и оставшимися в городке друзьями, благо тут был проведен интернет. Ну и, конечно, кровать со светло-голубым пуховым одеялом и синей подушкой, которые я привезла из дома, чтобы легче было засыпать на новом месте. С подушки на меня таращил глаза-пуговицы плюшевый медведь с не отличающимся оригинальностью именем Макс. Вообще-то, Максимиллиан, но ведь сокращения всегда удобнее, верно? Он также был частичкой прошлого, которое я, хоть и надеялась оставить позади, не желала забывать. Это напоминание о моем счастливом детстве всегда вызывало улыбку. Именно Макса я сжимала в объятиях, когда к горлу подкатывал горький ком, а слезы застилали глаза, и переносилась мыслями в свой седьмой день рождения, когда он утром ждал меня на кухне в качестве подарка, с привязанным к лапе букетом разноцветных воздушных шариков. Это помогало мне взять себя в руки спустя четырнадцать лет, напоминая о поддержке друзей и родителей. Разумеется, это было по-детски, но, повторюсь, от воспоминаний я не торопилась избавляться. Выслушав очередную порцию маминых наставлений и папиных пожеланий удачи (честно, первое я просто пропустила мимо ушей, скорчив серьезную до упора мину, так что отец, стоящий за спиной родительницы, едва сдержался, чтобы не засмеяться), я тепло попрощалась с обоими и, чмокнув их поочередно в щеку, вежливо выставила из своих «покоев». Не хотелось мне, чтобы папа вел машину в темноте: на город уже опускались сумерки. Отписавшись друзьям, что доехала благополучно, я, раскинув руки, упала в теплые объятия кровати и, лежа на спине, долго смотрела на звезды на черном потолке (мой дизайн, да), пытаясь поверить в свое счастье и думая, что мечта начинает сбываться, пока усталость не взяла свое. Блид - "bleed" (истекающий кровью, кровоточащий)