Unmake the wild light

Чживону чем-то нравится этот парень, сидящий в одиночестве на соседней лавке. У него в руке банка пива – такое пьют только приезжие – и бумажный пакет из макдональдса с противоположной стороны улицы. – Он на нас странно косится, – а вот Чжунхэ этот парень похоже не очень нравится. Ему вообще мало кто нравится с первого взгляда и в принципе. – Наверное, ему одиноко сидеть одному. И мне кажется, он кореец, – Чживон долбит кулаком по автомату с напитками, но свою колу так и не получает. – Бля. – А мне кажется, что он не одобряет твои действия, – Донхёк смотрит скептически на попытки Чживона разъебать автомат. – Знаешь, как называется то, что ты сейчас делаешь? Вандализм. И если нам опять придется сматываться от полиции... – Да ладно, та витрина сама разбилась. И он точно кореец, сто про, отвечаю, – Чживону плевать на полицию, в тот раз убежали, убегут и в этот. А свою колу он получить все-таки хочет. – Знаешь, в глазах остальных людей мы не вызываем доверия, – Донхёк, конечно, все правильно говорит, но у Чживона на людей особый нюх. – Особенно Чжунхэ не вызывает доверия, – добавляет Чживон и ржет над выражением вселенской несправедливости на лице Чжунхэ. – Давай, подойди к нему и попроси дружить. Как в детском саду, – Чжунхэ, честно говоря, бесят чужие подъебы, но что делать, если Чживон его хён, с ним весело большую часть времени, а у Чжунхэ нет других друзей. – Сучка-чжунхэ мод он, – Чживон забирает у него из рук пустую жестяную банку и пинает до противоположной лавки. – Да ладно, мы не страшные. Мы классные! Бутылка летит назад, к ногам Чживона, и это вроде как ответ. – Эй, чувак, ты чего тут сидишь? – Заблудился. – Вот лошара, – Чжунхэ шепчет себе под нос, за что получает пинок от Чживона. – Я Бобби, и я тебе все покажу, – он показывает новому знакомому большой палец, но тот в ответ презрительно фыркает и отворачивается, клал он на это все. Чживон не думает обижаться или злиться, только лупит со всей дури по автомату еще раз. Бутылка колы с грохотом падает вниз, а на перекрестке сигналит полицейская машина. – А теперь, мы с тобой познакомимся поближе, если не хочешь знакомиться поближе с ними. – Чживон в два шага оказывается рядом и тянет за руку. А потом они вчетвером несутся несколько кварталов как сумасшедшие, не оглядываясь назад. – Ханбин, и я переехал пару дней назад, – Ханбин тяжело дышит и протягивает руку для рукопожатия, но Чживон хлопает его по плечу как старого друга и приобнимает. – Можешь перекантоваться сегодня у меня, – Чживону очень нравится этот парень. Где-то на подсознании он чувствует в нем родственную душу. А еще у Чживона все просто. Ханбин остается на ночь, а потом и насовсем. Чжунхэ не нравится то, что за две недели Ханбин становится лучшим другом Чживона. Чжунхэ не ревнует – Чживона он тоже недолюбливает. Просто перемены ему не очень нравятся – кто вообще этот Ханбин и откуда взялся. – Я отлить, – Чживон бежит вприпрыжку в пяти метрах от них и скрывается в круглосуточном кафе. Чжунхэ с Ханбином заходят следом заодно взять себе что-нибудь пожрать. Ханбин берет и Чживону тоже. От их новоиспеченной дружбы и одного стакана колы на двоих Чжунхэ воротит. Во всех историях Чживона теперь есть Ханбин, который мало говорит о том, что было до переезда, сам по себе какой-то мутный и топографический кретин к тому же. Когда Чживон притаскивает на себе Ханбина, хромающего на одну ногу, Чжунхэ уверен, что их ждет очередная охуительная история. – В общем, мы гуляли-гуляли и из каких-то ебеней вышли к баптистской церкви. – Там был один лес, и не было никого на сотню метров вокруг – тихо как на кладбище, церковь сама – как пагода, а внутри – ряды скамеек и крест по центру. – Жуть такая. Мы думали, что попали в фильм ужасов! Ну знаете, много же всяких фильмов про психопатов-священников. Ханбин с Чживоном рассказывают попеременно и с таким азартом, что Чжунхэ правда становится завидно. Донхёк рядом с ним тоже слушает с открытым ртом. – А потом стемнело буквально за один миг, мы моргнуть не успели, как на нас опустилась ночь... И вдруг увидели за окном промелькнувшую тень... рванули оттуда со всех ног, но заблудились и вышли, вместо дороги, на пустынную поляну, окруженную лесом с трех сторон, а за ней обрыв... И стоял там вот такооооой большой белый крест – метров пять в высоту! И камень для жертвоприношений, представляете!.. И мы почувствовали, что должно случиться что-то плохое – мороз по коже пробежал, и это-то в тридцатиградусную жару. Донхёк после их слов передергивает плечами и пищит что-то о том, что у него тоже плохое предчувствие, а Чжунхэ начинает сомневаться в правдивости истории – церкви, кресты, жертвоприношения, срсл? – Вы нигде там случайно не дунули, пока выход искали? – говорит Чжунхэ и следом получает по затылку от Чживона. – Ау, бля, хён, больно. – Но вообще Мино-хён тоже засомневался, когда мы ему рассказали, – Чживон в задумчивости чешет подбородок, прикидывая, где они с Ханбином прокололись. – Ладно, камня там не было. – А когда Ханбин наебну– упал? – Донхёк возвращает их в начало истории и за языком следит, но по затылку от Чживона получает тоже. – Ну почему Чжунхэ можно материться, а мне нельзя? – Потому что ты умный. – Чживон гордится мозгами Донхёка, как своими собственными. – А кому-то недодали мозгов при рождении. – Ставлю, что Ханбину, – Чжунхэ не собирается им потакать и позволять себя обижать. – Так что с ногой? – А, так это я на эскалатор неудачно встал. Чжунхэ у Чживона чувствует себя как дома – даже лучше. У Чживона хоть и нет никогда нормальной еды, зато весело, видеоигры, пиво в холодильнике, и никто не капает на мозги. Кроме, разве что, Ханбина. Посмотреть на Ханбина со стороны, он вроде бы клевый чувак, хоть и временами мутный. Но до Чжунхэ постоянно доебывается. Когда Чжунхэ достает бутылку пива из холодильника, то чувствует на себе недовольный взгляд Ханбина. – Что? – Это не твой холодильник, – кроме них никого нет, и Ханбин ведет себя так, будто он хозяин в доме. Но Чжунхэ Чживона вообще-то дольше знает, а Чживон никогда не был против. – Я тут был раньше тебя, – Чжунхэ открывает бутылку о столешницу – они все так делают, кроме Донхёка – и жадно делает несколько глотков. Ханбин смотрит на него, сложив руки на груди, и от всего вида его прет самодовольством. С Ханбином не очень-то комфортно – Чжунхэ ждет не дождется, пока кто-нибудь нарушит своим появлением их сомнительное уединение. Пока Чжунхэ отходит открыть окно, Ханбин сучит и показательно отпивает из его бутылки. "Мелочный ублюдок", думает Чжунхэ и пишет сообщение Донхёку: "вы где, блять". Чживон с Донхёком ушли в магазин пару часов назад, и Чжунхэ опасается, как бы они не заразились топографическим кретинизмом Ханбина, хотя скорее начали пить на улице или с хёнами. – Сам себе взять не мог? – Чжунхэ тянется еще за одной бутылкой – после Ханбина пить противно – но в холодильнике оказывается пусто. – Блять, ты знал, что больше нет. Ханбин усмехается и облизывает губы, когда Чжунхэ вытирает рукой место, где тот касался губами. Нет ничего хуже, чем пить с Ханбином из одной бутылки. Вот с Чжинхваном еще можно. – Есть. В коридоре стоит целая упаковка, но оно теплое. Можешь, кстати, переставить в холодильник. – Ханбин рассматривает свои пальцы, игнорируя раздраженный взгляд Чжунхэ. – А там есть что-нибудь пожрать? – Это же не мой дом, – Чжунхэ и двигаться не думает с места. – Откуда мне знать. – Ну Чжунхэ-я, ну не будь букой, – Ханбину, если честно, хочется двинуть за то, что ему так легко удается им манипулировать, потому что Чжунхэ опять лезет в холодильник, достает две пластиковые коробки с удоном и курицей и ставит в микроволновку. – Так задницу сложно поднять? – Почему у тебя всегда такой ебаный бич-фэйс? Ты и кончаешь с таким лицом? Ханбин не меняет интонаций и в лице не меняется, а Чжунхэ давится, краснеет и кашляет. – Будь добрее. – Ты, блять, ебаный придурок, – Чжунхэ все-таки идет в коридор. Чтобы больше не слушать идиотский треп идиотского Ханбина. – Один – ноль в мою пользу. – Чжунхэ-я, захвати с собой Ханбина, пожалуйста, – просит Чжинхван из динамика телефона. Чжунхэ предсказуемо закатывает глаза. Был бы на другом конце провода Чживон, Чжунхэ бы его первым делом послал. Но Чживон адски гогочет на заднем фоне, а Чжинхван прекрасно знает, что ему Чжунхэ не откажет. Если честно, Чжунхэ вообще не понимает, зачем на их с хёнами пьянке нужен Ханбин. Но Чживон считает его своим, а вместе с ним и все остальные. Чжунхэ даже немного обидно, что его мнение в этом вопросе не в счет. На вопрос, почему этим должен заниматься именно Чжунхэ, Чжинхван говорит, что им по пути, а Ханбин плохо знает город. – Да он вообще топографический кретин, – тут же вставляет Чжунхэ, а Чжинхван обвиняюще молчит. Плохие хёны-гандоны знают куда давить – Чжунхэ не нравится, когда кто-то знает его слабые места. Ханбин, весь такой вальяжный, ждет его на остановке, прислонившись к рекламному щиту. – Тебе не обязательно было меня встречать. Сам бы дошел. – Ага. Как в тот раз, когда ты не смог выйти из своей ебаной бетонной коробки, где живешь, или когда вместо Коулуна уехал на остров Гонконг. Лицо Ханбина перекашивает, но очевидно, что все аргументы у Чжунхэ. Пока они идут, Ханбин таращится на все вывески, и Чжунхэ это тоже раздражает – неудивительно, что он каждый блядский раз умудряется заблудиться. Чжунхэ не нравятся такие проблемные люди – им нужно сделать лоботомию – и как Чживон его терпит вообще. И как его терпят все хёны-гандоны. Мино, как их видит, сразу уводит Ханбина в свою сторону и на все любопытные взгляды отвечает, что у них свои дела. С Чжунхэ, например, у Мино никаких дел никогда не было – впрочем, не очень и хотелось. С Мино-хёном связываться себе дороже, судя по тому, с какой частотой он выхлестывает все пиво из чживоновского холодильника, когда приходит. – Чжунхэ-я, чего кислый такой, – Сынхун пытается залезть ему на спину и ржет. Видимо, начал раньше всех. Хоть стоит отдать ему должное – для Сынхуна раньше начать не значит раньше закончить. Сынхун подливает и подливает – очередной квест кого-нибудь споить. Хотя Ханбина, как своего новоиспеченного донсена, он тоже спаивает. Чжину только и успевает перехватывать стаканы и отдавать Чживону – у него иммунитет – и все причитает, какой Ханбини миленький. – Эй, это мои хёны вообще-то, – Чжунхэ бубнит в свой стакан и думает обидеться на Ханбина, хёнов-предателей и весь мир заодно. – Хоть и гандоны. Или, может, лучше не обижаться – потому что обижаться для слабаков – а пойти и как мужику отвоевать свое, – он размышляет, пока твердым шагом по линеечке идет к Ханбину. Как получается, что они вдвоем друг с другом напиваются до пиздеца, Чжунхэ не может объяснить, но уверен, что ничто не подвластно изменить их отношения обоюдного презрения. Да никогда. Чжунхэ не нравится весь этот ажиотаж с новым байком Чживона. Чжунхэ вообще байки не нравятся – ему больше нравятся крутые спортивные тачки – но тусоваться одному у Чживона дома его не прикалывает. Он даже согласен на компанию Ханбина – как худшую альтернативу, но хотя бы что-то – есть на ком выместить злость. Но Ханбин тоже пропадает с Чживоном и Мино-хёном, и Чжунхэ не знает, кого из них ему хочется придушить первым. Чжунхэ днями оккупирует приставку и пиво пьет из чживоновского холодильника – моральная компенсация за всю хуйню. Он начинает привыкать и думает, что ему и так неплохо, даже заебись, а потом на пороге является Ханбин. От него за милю прет самодовольством – Чжунхэ его хочется уебать прям на пороге. – Скучал? – Ханбин мельтешит перед лицом Чжунхэ, загораживая экран, и пытается перетянуть все внимание на себя. Чжунхэ его старательно игнорит – даже когда тот бессовестно утягивает у него из-под носа бутылку с пивом. – Пиздуй туда, откуда пришел. – Ну Чжунхэ-я, поговори со мной, – он комфортно разваливается рядом и не перестает нудеть Чжунхэ под ухо. От него пахнет моторным маслом, вся футболка перемазана бог знает чем, а на руках плохо отмытые черные пятна. Чжунхэ все-таки сдается. – А Чживон где? – С Донхёком катается. – А. – Хочешь, когда у меня будет байк, я тебя тоже прокачу? – Ханбин водит пальцем по стеклу бутылки и, глядя ему в лицо, хитро улыбается. Чжунхэ не знает, что ему сделать: уебать или уебать несколько раз. Он телка что ли, чтобы его катали всякие мудачные ханбины. – Чо, блять? – Ну Чживон сказал, что не будет тебя катать, потому что ты выжрал все его пиво. Поэтому я и предлагаю. Мы же друзья. "Никакие мы не друзья", – Чжунхэ прикусывает язык, не потому что не хочет обидеть Ханбина, наоборот, сделал бы это из вредности. Ханбин лежит с ним рядом, расслабленный и умиротворенный, и вводит своими словами в ступор. Чжунхэ не знает, как реагировать, ему кажется, что его самого разорвет сейчас нахер. "Какие блять друзья, ты мне не нравишься, вообще бесишь". Ханбин пихает его своим локтем, наваливается на его плечо и смотрит исподлобья снизу вверх – ждет одобрения, ответа или еще чего. – Не буду я с тобой кататься, – Чжунхэ показательно закатывает глаза с явным посылом "отъебись" – как умеет только он – откидывает в сторону приставку и уходит в ванную. С него довольно, разговор окончен. Но Ханбин предсказуемо не понимает намеков и идет следом. – Это еще почему? – он успевает проскочить в незакрывшуюся дверь и встает за спиной Чжунхэ. Чжунхэ раздражает эта настойчивость. – Не можешь не оставить последнего слова за собой? – Я думал, что тебе одному скучно. – Весело мне, блять, одному. – Чжунхэ в один миг накрывает, на Ханбина хочется выместить всю свою злость и обиду – друзья, блять, ага. Он хватает его за ворот, смещает в сторону двери, чтобы выкинуть из ванной. – Весело, блять, и охуенно. Ханбин не пытается отцепить от себя Чжунхэ – от такого внезапного напора слабо соображает – мотается в его руках как кукла – туда-сюда, туда-сюда, и смотрит черными большими зрачками. Чжунхэ знает, что не должен делать того, что собирается. Он даже не хочет этого делать. Ханбин приоткрывает рот, когда Чжунхэ своими губами обхватывает его нижнюю губу. – Не буду я с тобой кататься. Отъебись. Так ясно? Ханбину, конечно, не ясно. Когда Ханбин выходит из ванной – не вылетает, а в непонятках пятится назад – Чжунхэ становится грустно. Он тщательно вытирает ладонью губы, потом моет руки и выходит следом. Это, конечно, прерогатива таких, как Ханбин и Чживон, сначала делать, а потом думать, но самое хреновое в ситуации то, что Чжунхэ подумал. А Ханбин ему не двинул в ответ по роже. Чжунхэ надеется, что Ханбин свалит к чертям, но его надежды не оправдываются – тот ходит из угла в угол и бездумно перекладывает вещи. Это жутко раздражает – Ханбина хочется усадить на стул и связать веревками, чтоб не рыпался. Ханбин молчит и не выгоняет, и даже не приводит свой любимый аргумент – хуле ты тут развалился, это мой дом – а Чжунхэ и мысли не допускает уйти. Уйти значит сбежать и продуть Ханбину, а они все еще ведут негласный счет. Когда в дверь заваливаются шумные Чживон с Донхёком, Чжунхэ наконец может спокойно выдохнуть – единственный раз в жизни эти мудаки не наложали с таймингом и явились вовремя. – Эй, вы что такие странные, – спрашивает Донхёк невинно и как-то слишком подозрительно переводит взгляд с одного на другого. Чжунхэ страшно бесит, что Донхёк его старше – хоть и на незначительные несколько месяцев – иначе он мог бы его легко заткнуть подзатыльником. Чжунхэ в след за Донхёком тоже зачем-то смотрит на Ханбина. А вот Ханбин на них не смотрит, но пивом от вопроса давится, выдавая себя с потрохами. Чживон вступает вовремя, но лучше б не. – Чжунхэ, хочешь я тебя прокачу в следующий раз? – Чживон зевает от усталости, на ходу снимает толстовку и идет в угол к Ханбину – соскучился за пару часов. – Он не хочет, – отвечает за него Ханбин и впаривает Чживону недопитую бутылку пива, которую он ранее пизданул у Чжунхэ. "Давайте, все, бля, попейте". Их привычка все друг с другом делить Чжунхэ до сих пор вымораживает, и стоят они слишком близко, плечами соприкасаются и коленями. – Конечно, я хочу, – отвечает Чжунхэ за себя и чувствует себя лучше. Насучил. – Байки – это круто. – Заебись, – Чживон на самом деле всем хочет похвастаться своим детищем, и чтоб вечно скептичный Чжунхэ тоже заценил. Но некоторые косяки не спускает на тормозах. – А теперь сгоняй за пивом, плиз. Чжунхэ все-таки ненавидит их всех за то, что он самый младший. – Вы ж на байке, сами сгонять не могли? – Неа, – Чживон никогда не заморачивается над объяснениями, Донхёк тушуется, а у Чжунхэ развивается паранойя. Сбежать – совсем не плохо, когда дают повод. – Я пойду с тобой, – говорит Ханбин. И своим жестом великодушия все портит. Они молчат всю дорогу и обратную тоже. Чжунхэ еще ждет запоздалого удара. Ханбин же тормоз, и вообще мудак, с него станется. – Донесешь сам. Я пошел домой, – Чжунхэ останавливается возле подъезда, он не хочет возвращаться и опять ебать себе мозг, в приставку он наигрался, а с Ханбином рядом не получается расслабиться ни при каких раскладах. – Ты охренел? – Ханбин ловит его за плечо и опасно щурится. – Чо? – С Чживоном, значит, поедешь кататься? – Не принимай на свой счет. – Сука. Ханбин втаскивает его в лифт и целует, когда закрываются двери, и смотрит прямо в глаза. У него влажные и горячие губы – он кусал их всю дорогу. Чжунхэ сильно тормозит и не отталкивает сразу. – Чо, отомстил, извращенец? – Чжунхэ тошно, потому что у Ханбина в глазах опять плещется самодовольство. Хотя чего он хотел: Ким Ханбин – ебаный мудак. – Не катайся с Чживоном, – и прет на пролом. – Да пошли вы все нахуй, – он выталкивает Ханбина из лифта и жмет кнопку нулевого этажа. Когда створки закрываются, а Ханбин не пытается его остановить, Чжунхэ сдувается как воздушный шарик. На смену агрессии приходит растерянность, а до него вдруг доходит, что это первая ссора с Ханбином с момента знакомства. Вернуться не хочется. Вообще ничего не хочется. Только чтобы Ханбин хоть раз подумал мозгами. С Чживоном Чжунхэ кататься не едет. Он вообще никуда не едет – отсиживается дома и игнорит все звонки и сообщения. Выдержки хватает на пару дней, потому что хёны, помимо того, что гандоны, еще страшные люди, и если нужно, могут достать из-под земли. Чжунхэ не знает, кому конкретно там припекло, но хёнов слишком много, чтобы противостоять силе их убеждения – хорошо умеют давить на жалость. Чжунхэ знает все их уловки, но ведется каждый раз. – Ну чего вы с Ханбини цапаетесь? – спрашивает Сынхун, невинно переводя тему. Он куда-то ведет Чжунхэ, и Чжунхэ даже догадывается куда. – Да мудак он, – с такими вопросами по-хорошему нужно посылать, но Сынхун нормальный, когда не пытается споить, спасти заблудшие души или заставить всех поверить в мир во всем мире. В смысле, реально нормальный. У Сынхуна громкий и заливистый смех, Чжунхэ ничего смешного не видит, но тоже начинает улыбаться. Он так и заходит в гараж к Мино с улыбкой на лице и с повисшим на плече Сынхуном, а потом видит в углу с Чживоном Ханбина, и их обмен взглядами – как штормовые волны разбиваются о скалы. Ханбин выглядит пришибленно и вообще ведет себя непривычно тихо – сегодня не король. Чжунхэ чувствует мстительное удовлетворение. Наверное, идиотизм заразен – Чжунхэ хочется нарваться вопреки здравому смыслу. Ханбину тоже неймется. Два раза он проходит показательно мимо, но в третий раз пинает своим ботинком подошву Чжунхэ – что за дурацкие подначки – Чжунхэ улыбается в повязанную на шее бандану, чтобы Ханбин не увидел. – Чо надо? – Соскучился? – Чуть не помер от тоски. – А я – да. Чжунхэ надеется, что это шутка – очередная злая ебанутая шутка – потому что подобное заявление ступорит его мозговую деятельность. Ханбин сглатывает, Чжунхэ смотрит, как по его горлу прокатывается кадык, и сглатывает тоже – хочется поймать его своими губами и прикусить. – Ханбин, иди нахуй. Ханбин упрямо стоит над душой и смотрит пронзительно-тоскливо, и все очень плохо, потому что Чжунхэ не может послать его второй раз. А потом к ним подкатывает Мино – еще один хён с проебанным таймингом – и утаскивает Ханбина от Чжунхэ. Чжунхэ смотрит Ханбину в спину и чувствует, что серьезно проебался. Он подрывается за ним через несколько секунд. Интуиция орет благим матом, что валить нужно от Ханбина подальше, все заведомо гиблое дело, не будет между ними нихуя, да и нахер нужно такое счастье. Ханбин опять становится прежним собой, когда Чжунхэ его ловит за рукав – все еще непонятно, нахер надо и кому – и смотрит снизу вверх с ленивым превосходством. Уебать бы за этот взгляд. Ханбин первым тянет его за рукав, и они на ватных ногах вываливаются наружу. Ханбин нервно смеется и прислоняется спиной к бетонной стене. И Чжунхэ делает уже к нему шаг. – Эй, детки, вы тут чо делаете? Деретесь? – чертовы любопытные хёны и очередной охуительный тайминг, типа подумай еще раз хорошенько, Чжунхэ. Он их всех ненавидит, и думает еще раз, и еще раз – что нихуя и никогда не выйдет, но когда их оставляют одних, а Ханбин стоит смирно, ждет и тяжело дышит, Чжунхэ не может отказать ни ему, ни себе. – Ебаные твои кепки, – Чжунхэ кидает его кепку рядом на асфальт и притягивает за затылок к себе. – Сам ты ебаны– Всегда б так говорили, думает Чжунхэ, когда Ханбин согласно приоткрывает рот. Чжунхэ просыпается в полнейшей дезориентации и с теплым ханбиновским телом под боком. – Чо за херня, – закономерный вопрос. Ханбин дышит ему в плечо и уже вроде просыпается. За его спиной Чжунхэ видит Донхёка и Чживона, и старших хёнов, оккупировавших все свободные кровати. Все становится на свои места – просто кто-то опять слишком наглый или много выпил. Но хёны не проблема, главная проблема Чжунхэ – уже перманентно – Ханбин, который лежит слишком близко и жмется к теплу. Чжунхэ все чувствует и краснеет – да любой бы покраснел – и выматерился бы громко от души, если бы не боялся разбудить всех остальных. Ситуация и так не фонтан. Чжунхэ шипит сквозь зубы чуть ли не от каждого вздоха Ханбина – у него такая же проблема, но со своей хотя бы понятно, что делать. – Бл, Чжнхэ, – сонный Ханбин нифига не милый, уебать бы его – отличная мысль для начала дня, хоть и двусмысленная. Донхёк во сне вертится и пинает Ханбина. И это явно не самое лучшее его пробуждение – Ханбин тоже краснеет, когда понимает в каком положении находится. – Прости, – он прячет глаза за челкой, а потом вскакивает, натягивает футболку чуть ли не по колено и, запинаясь о десяток пар обуви в коридоре, скрывается в ванной. Но Чжунхэ проворнее – догоняет и просовывает колено в щель между дверью и косяком, и не дает Ханбину спустить все на тормозах. Делать и не думать – точно заразно. Чжунхэ прижимает его к стиральной машине – чуть ли не усаживает сверху – а Ханбин совсем не сопротивляется, судорожно ищет его губы, комкает руками воротник футболки и трется пахом. Все слишком быстро и скомкано, Чжунхэ, может быть, хотел по-другому, но Ханбин не оставляет выбора – да и хер с ним, с выбором, когда у Ханбина влажная шея и волосы на затылке, и он держится до последнего, но все равно на несколько секунд проигрывает Чжунхэ – кончает, упершись лбом в его плечо и зажмурив глаза. А потом тычется губами ему в подбородок. Чжунхэ хочет его обнять и сделать еще много чего – сейчас или в следующий раз – но за дверью слышатся первые голоса, и он Ханбина отпускает. Может быть, зря, потому что после начинается какая-то ебаная свистопляска. Ханбин недоволен и психует без причины. Чжунхэ ничего не понимает и ничего не хочет – разве что назад под одеяло. Ему хорошо и сонно, и ханбиновские психозы у него сидят в печенках. – Ты чо орешь? – Отъебись. – Сам отъебись, – Ханбин хватает его за футболку и отталкивает от себя. Чжунхэ пролетает на метр и чуть ли не сносит собой стол и все три стула. Заебись, выкрутасы. Хёны вместе с Донхёком заваливаются на кухню вовремя. Чжунхэ только успевает встать – с намерением пойти расквасить Ханбину рожу. – Ну что вы опять не поделили, – Донхёк стонет как-то обреченно. Чжунхэ не хочет, чтобы кто-то лез в их с Ханбином отношения, и предпочитает изолировать себя на время от этой блядской вакханалии. Он хлопает дверью и собирается уйти домой, но идет в магазин купить что-нибудь пожрать и всю дорогу бездумно пинает пустую жестяную банку. Все ему еще должны будут. И когда возле подъезда встречает Ханбина, то жалеет, что не успел смыться. Это похоже на дежавю, с тем отличием, что не работает лифт. "Какого хуя, Ханбин" – вертится на языке, но Ханбин молчит, и поэтому Чжунхэ тоже. Они поднимаются несколько пролетов, пока Ханбин не останавливается где-то посередине – и смотрит решительно. – Я не проверил твой бич-фэйс, ну, когда ты кончаешь, – говорит он прямо и толкает Чжунхэ к подоконнику, и все равно стонет первым – почти сразу – когда Чжунхэ лезет руками ему под майку. Наверху хлопает дверь, и слышится смех Сынхуна. Можно ли в этом мире остаться наедине – риторический вопрос. Куда им идти с красными губами – вверх или вниз – тоже сложная дилемма. – Скажем, что подрались, если что, – шепчет Ханбин, у него румяные щеки, беспорядок на голове, и он улыбается – и в его улыбке нет никакого дурного подтекста. Чжунхэ опять ступорит. – И, правда, отличная альтернатива. Счет никто не прибавляет. Ханбин никогда ему не был ни другом, ни врагом, а теперь и вовсе непонятно кто – не то чтобы Чжунхэ заморачивался над словами. Это дело Ханбина – заморачиваться. У Ханбина стадия отрицания или просто новая стадия долбоебизма. Чжунхэ все еще не догоняет, за что ему чуть не прилетело по роже и когда опять все пошло наперекосяк – там, на лестничной площадке, Ханбин был решительным и отзывчивым, и вообще когда лезешь первым – поздно отрицать. Чживон пытается Ханбина растормошить – ему не нравится, когда кто-то не в настроении, особенно Ханбин – они же тру бро, соулмэйты на век и должны быть одной волне. Чжунхэ заочно бесит все, о чем Ханбин там себе думает, и якорем его душевного равновесия становиться тоже не в его планах. Его королевское величество Ханбин же лучше знает. Чжунхэ сам не знает, чего так заводится – но трудно сидеть неподвижно и делать вид, что его тут нет, когда Чживон опять в миллион раз ближе к Ханбину. – Ну хочешь я тебе дам прокатиться? – Чживон знает, что предлагать, потому что лицо Ханбина в миг светлеет. – На час. – Полчаса. – Сорок пять минут, и я, так и быть, соглашусь, – Ханбин чуть ли не лопается от самодовольства – он уламывал Чживона целую неделю – а тот в ответ зовет его мелким говнюком. Чжунхэ совсем не нравится эта идея, хотя бы потому что Ханбин – все еще топографический кретин, и еще по десяти причинам разной степени тяжести, но Чжунхэ никто не спрашивает. – Не волнуйся так, – говорит Ханбин, когда они открывают гараж Мино, где стоит чживоновский мотоцикл. – Кто тут волну- – Чжунхэ давится фразой от возмущения, потому что Ханбин, придурок, на Чжунхэ не смотрит, а обращается к Чживону, который носится вокруг своей новоиспеченной детки и что-то там подкручивает. А потом Ханбин орет во всю глотку "я король мира", когда делает круг вокруг них и уносится в закат. Ким Ханбин и его самомнение – все синхронно закатывают глаза. Чжунхэ тащится домой, потому что настроение в каких-то ебенях – и Ханбин, скорее всего, тоже, главное, чтоб не в какой-нибудь канаве. Да и вообще пошел он в жопу – слишком много о нем одном мыслей. Ханбин догоняет Чжунхэ возле дома – Чжунхэ чуть не запинается от неожиданности, когда слышит за спиной рокот движка, а потом и трение шин об асфальт. Ханбин слезает, шатаясь – его ведет от скорости и хер пойми от чего еще – и дышит рвано и глубоко. – Чо надо? Езжай к своему Чживону, – Чжунхэ злится и не намерен просто так прощать Ханбину его тупые выкрутасы. Ханбин снимает шлем и приглаживает влажные волосы, а потом стыдливо говорит, что проветривал мозги. Чжунхэ и раньше сомневался в их наличии, а с сегодняшнего дня уверен в их отсутствии. Ханбин стоит, привалившись к сидению – подходи и бери. – Все выветрил? – мудачить уже хочется меньше. Чжунхэ подходит и оглаживает его ребра, живот и бедра – не просто так, конечно, вдруг все-таки наебнулся по дороге – а потом прижимается к Ханбину всем телом – или это Ханбин к нему прижимается. – Чживон нас убьет, если узнает, что мы делали на его детке. – Пошел к черту твой Чживон. – Серьезно, нам – мне – нужно вернуться, – Ханбин показывает пропущенные звонки от Чживона, и от Мино-хёна, и от всех остальных подключившихся – волнуются. Чжунхэ готов их всех убить, и Ханбина за всю эту хуеверть тоже – и в следующий раз точно. Чжунхэ уже думает на полном серьезе, что скоро начнет убивать – возле них с Ханбином постоянно кто-то крутится. Только где они все были раньше, эти ебаные хёны, когда Чжунхэ хотел скрутить башку Ханбину. Ханбин садится ему на колени – так непринужденно, будто делал это уже тысячу раз – но на деле первый, просто свободные места только на полу. Руки у Чжунхэ сами тянутся к его талии, как нечто разумеющееся, и тогда Ханбин, видимо, осознает – потому что Чживон на них пялится с подозрением, а Донхёк старательно не смотрит. У Чжунхэ взгляд "лучше тебе молчать", а вот у Ханбина – растерянный и рассеянный, и зрачка почти не видно. – Сиди уже, – Чжунхэ бурчит, касаясь губами его спины через футболку, и складывает руки в замок на его животе. У Ханбина нервный тик – он бьет пяткой по ножке стула с периодичностью в секунду, а потом расслабляется и начинает устраиваться поудобнее. Чжунхэ за такие фортеля его б разложил прям на стоящем перед ними столе, но в отместку все лишь пытается Ханбина придушить – в нем тоже произошли качественные изменения – потому что теперь только в шутку. Он одной ладонью обхватывает шею и слегка сжимает, а Ханбин, скотина, ржет и чуть не валится на пол. Чжунхэ нижней частью тела чувствует вселенскую несправедливость. Ему вообще осточертело просыпаться со стояком, и натягивать по колено майку, чтоб не светиться перед Чживоном. – Пиздуй, куда шел, – Чжунхэ переминается с ноги на ногу, стоя на голом полу, пока Чживон сто лет развязывает и завязывает свои кроссы, поправляет кепку и подтягивает штаны. – Ханбин за главного, – говорит на прощание Чживон и треплет Чжунхэ по волосам. Ему в ответ хочется запулить ботинком в спину. Когда Чжунхэ заходит на кухню, Ханбин стоит к нему спиной в одних джинсах, у него торчат лопатки, и светлая незагорелая кожа на спине – на пару тонов белее в сравнении с лицом и руками. Чжунхэ подходит сзади и кусает за загривок, Ханбин посылает его нахер – у него утро синоним плохому настроению – а у Чжунхэ, напротив, лучше некуда, и даже не потому, что у Ханбина не очень – качественные изменения опять же. Просто никаких Чживонов и прочих хёнов в радиусе как минимум пары километров, чем ли не повод. Чжунхэ обнимает Ханбина за плечи и дышит в затылок – утренняя близость заводит с пол-оборота, Чжунхэ вообще жалеет, что они встали, но нужно было выпроводить Чживона из дома. Ханбин дергается и замирает, когда Чжунхэ ведет руками по его талии и ниже, зацепляет пуговицу на джинсах, натянутых в спешке на голое тело, приспускает вниз и трется своим вставшим членом о его зад. У Ханбина дрожат пальцы, когда он кладет свою руку поверх руки Чжунхэ. Другой рукой он слепо шарит позади себя и помогает Чжунхэ приспустить шорты. Ханбин говорил, что у него никого толком не было – не то чтобы сам Чжунхэ отлично знал, что с Ханбином делать. Теперь Чжунхэ соприкасается с ним голой кожей и продолжает тереться – и хочет снять с них обоих вместе с одеждой и всю ответственность. Ханбин выгибается в спине и ложится головой ему на плечо и слепо тычется губами в скулы и подбородок, пока Чжунхэ не целует его сам – глубоко, до похеренного дыхания. Ханбин почти на грани, и его выгибает в другую сторону – он выставляет вперед на стол руки и упирается в них лбом. Чжунхэ кусает и облизывает выпирающие на спине лопатки, толкается меж его ягодиц еще раз и член Ханбина сжимает сильнее. Ханбин кончает, а Чжунхэ не выпускает его из рук – во избежание новых рефлексий – просто продолжает целовать, подталкивая к ванной. Знал бы Чживон, выкинул взашей и поднадавал бы сверху за кухонный стол и за честь Ханбина. Ханбину все равно что-то не нравится – он легонько бьет Чжунхэ по щеке, но удар смазывается – это больше похоже на ласку. – Эй, ты чо. – Захотелось. Вот Чжунхэ хочется поворчать, но он улыбается и отвечает Ханбину тем же: один-один. Правда Чжунхэ уже смирился, что такому вот Ханбину в своих руках за один раз просрал сто тыщ миллионов. Они с Ханбином половину дня валяются на кровати в обнимку – им даже лень играть в приставку, или сходить в магаз купить пива и нормальной жратвы – пихают друг друга локтями, в шутку дерутся и не в шутку целуются, когда пинок получается сильнее, чем должен быть. Им пока сложно определить болевой порог, но они вроде как стараются. Ханбин ставит ему на руке синяк и бессовестно ржет – очень стараются – а Чжунхэ заезжает ему коленом в живот – очень-очень. – Вы чо, охренели? – они даже не слышат, как заходят Донхёк с Чживоном, но после вопроса вздрагивают и откатываются друг от друга. Донхёк чего-то на них злится. – Придурки. Много ты понимаешь, – Чжунхэ мысленно гиенит, и кусает Ханбина за плечо, пока никто не видит, и нутром чувствует его улыбку. – Щас хёны придут. Звонили. Чживона похоже единственного ничего не смущает в этой жизни. Он проходит на кухню и пьет молоко прямо из пакета. – Эй, хён, это мое молоко! – Донхёк пытается его пристыдить, но плохо умеет злиться и обижаться. – Что тебе еще жалко отдать своему хёну? Чжунхэ уже не слышит его ответа, потому что за дверью топот нескольких пар ног и гогот Мино-хёна. – Ну и какого хера вы приперлись? – Чжунхэ загораживает проход, прислонившись к косяку. Впереди колонны стоит Мино-хён, а позади Сынхун и Тэхён с ящиками пива в руках – как младшего хёна-то в это дело припрягли – переминаются с ноги на ногу и ноют. – Убери свой зад с прохода, – ну как, ноют. Чжунхэ двигается – свой зад ему все-таки дорог, а то хёны скупиться не привыкли, дай им повод. – Сколько можно устраивать пьянки? – конечно, риторический вопрос. – Сколько нужно, Чжунхэ-я, – и Сынхун, единственный, кто любит такие вопросы. Ханбин с Чживоном солидарны друг с другом и методично весь вечер накидываются – закидываются стопками каждый раз, когда Тэхён-хён пиздит Мино – а потом дружно решают, что круто устроить соревнование по разорванным майкам. Чжунхэ внезапно становится жалко себя и Донхёка тоже: как и почему эти люди – их хёны. Не хёны они, а ебланы. Донхёку сегодня в принципе везет меньше – не только с молоком, потому что Чживон подначивает присоединиться и его, а потом присоединяется к нему сам, хватается за концы его футболки, и резко дергает на себя – с Донхёком вместе. – Пиздец, – говорит Ханбин, когда Донхёк сдавленно пищит от голых объятий с Чживоном. Чжунхэ смотрит на Ханбина и видит у него ниже плеча свой засос, и вставшие соски от холода видит, и тоже говорит: – Пиздец. Ханбин зеркалит его взгляд, когда Чжунхэ поднимает голову – он наливается чернотой и возбуждением. Чжунхэ готов самовыпилиться из этого мира, желательно вместе с Ханбином. Ханбин приходит в себя раньше, или скорее не приходит, потому что толкает Чжунхэ в сторону ванной, и это пиздец охуенное решение. – Предложи лучше, – шипит Ханбин на ухо и сжимает хватку на руке. – Эй, вы куда, – у Донхёка две половинки майки в руках, с которыми он не знает, что делать, растерянное лицо и ржущий в ногах Чживон. – Ханбину плохо, – мстительно отвечает Чжунхэ, запихивая Ханбина в ванную и заходя следом. – Щас тебе будет плохо. Они включают воду. Конспирация по охуительности не уступает самой идее. И Чжунхэ готов повторить это без сарказма, потому что Ханбин встает перед ним на колени и трется щекой через ткань о его бедро. – Ханбин, ты серьезно? – Хнбн, т серьзн? – Ханбин, говнюк, его передразнивает, тянется к резинке на шортах и смотрит так, будто Чжунхэ перед ним на коленях – не забывай, Чжунхэ, никогда, с кем имеешь дело. Он уже сам готов ему помочь – у него-то стыда завтра не будет. И сейчас нет – когда его член проезжается по губам Ханбина. Сначала Чжунхэ смотрит – как губы Ханбина неуверенно обхватывают его член – и едва не кончает сразу, потому что помимо всего, Ханбин выглядит уязвимым как никогда раньше, и Чжунхэ чувствует мстительное удовлетворение, что никакие лучшие друзья чживоны такого Ханбина никогда не увидят. Ханбин помогает себе руками, а Чжунхэ изо всех сил старается не толкаться ему в теплый и влажный рот. Он уже еле сдерживается, когда оттягивает за волосы Ханбина, резко дергает вверх на себя и зажимает между собой и стеной – выходит на удивление ловко. Он толкается языком в рот Ханбину, доводя их обоих до разрядки. Но карма из э бич, ю ноу – Ханбин умудряется наебнуться в ванной прямо на копчик, когда какой-то мудак выключает им свет, и выползает, держась за задницу. Чживон смотрит на них подозрительно и делает какие-то свои выводы. И не то что бы в корне неправильные. А утром по пути в магазин прижимает Чжунхэ к стенке и бьет под дых – а Чжунхэ еще удивлялся, почему он не взял с собой Донхёка или Ханбина. – Какого хрена, – спрашивает он у Чживона и бьет в ответ. – Ты его трахнул? – Нет, блять, придурок. Но спасибо за идею, конечно. Чжунхэ получает еще раз – на этот раз в челюсть. Вытирает губы от крови – удар у Чживона поставлен, что надо. – Это типо твое разрешение? Чживон опасно суживает глаза. – Нарываешься? – Не могу понять, тебя-то чо ебет. – Вы ж мои друзья, даже не сказали ничего, козлы, – Чживон сплевывает и закуривает. Ну заебись, – думает Чжунхэ, ощупывая распухающую губу, – а по роже нахер меня было бить. На произошедшее почему-то злится больше всех Донхёк, и теперь Чжунхэ правда не догоняет.