Будь моим смыслом

на повтор Fleur – Будь моим смыслом. желательно. _______________________ С ним всегда было тяжело. И всегда будет. На самом деле, Мейсон понял это сразу. С первого же поцелуя, с первого же разговора, если не с первого взгляда на этого чертовски брутального и сексуального члена футбольной команды, несколько лет тому назад. Мейсон изначально не рассчитывал на то, что их жизнь превратится в сказку, что его будут носить на руках и каждое утро приносить завтрак в постель. Если честно, МакКарти даже не смел рассчитывать на то, что у них будет «мы». Но «мы» все же случилось, а брюнет чувствовал себя самым счастливым и везучим парнем на свете. И он надеялся, что так будет всегда. Но эйфория длилась недолго. Они и месяца не успели прожить вместе, как Спенсер начал исчезать и появляться дома с завидными пробелами. У него был ключ, на который Мейсон бережно повесил брелок с сердечком и надписью «S+M» и с того момента вообще не видел его, потому что Портер всегда звонил. Настойчиво и требовательно. В любое время суток. И Мейсон никогда не задавал вопросов, будь он сонный или только вышедший из ванны, собирающийся или опаздывающий куда-то. Он никогда не задавал вопросов. Потому что любил. Любил, поэтому открывал дверь и уже почти точно знал, что сумка из местного маркета упадет на пол и боялся за вино. И он точно знал, к какой стене его прижмут, хотя иногда Спенсер предавал свои привычки и сразу хватал парня на руки и нес в спальню. Или на кухню. Или в ванную. Во всяком случае, в спальне Мейсону нравилось больше всего, потому что там он мог побольше тешить себя тем, что это не тупо секс, это – любовь. Спенсер уходил почти сразу. Он натягивал свитер и возвращался к брошенной сумке, доставая вино и полуфубрикаты. Спенсер никогда не готовил вместе с Мейсоном и никогда не покупал нормальную еду. Изредка, они ужинали замороженными котлетами и лапшой вместе, а затем запивали все это вином. Но чаще Портер просто выпивал половину бутылки, а оставшуюся часть оставлял около кровати Мейсона, целуя его в щеку и наивно полагая, что он спит, уходил снова. На неопределенный срок. Только вот Мейсон не спал и тихо плакал каждый раз, когда дверь за Спенсером закрывалась. Мейсон был для него открытой книгой. Он всегда много разговаривал, не боялся обнажить душу, терпел сдержанный холод в ответ и надеялся, что однажды он сможет рассчитывать на такую же искренность со стороны самого родного человека, что у него есть. Но это никогда не помогало. Он не знал Спенсера и вряд ли он когда-нибудь в действительности сможет узнать его. Портер – его смысл, чего он никогда не сможет сказать о себе. Неужели, он никогда не поймет свой смысл до конца? Это же так просто. Черт возьми, так просто, а он вынужден страдать, кусая ногти и кожу вокруг них до кровоподтеков и маленьких синяков. Это было таким безумием. Мейсон бы прекратил это. Если бы мог. Спенсер пришел снова и в этот раз он даже не притронулся, когда Мейсон потянулся за поцелуем и соответственным продолжением. И такое бывало. Состояние, которое Портер, конечно же, не считал нужным объяснять и разглашать. Разумеется. Такие дни особенно сильно ранили МакКарти, естественно, не подающего виду. Спенсер бросил очередную сумку на пол, и буквально отодвинув Мейсона, прошел вперед, заходя в комнату и проходя на балкон. Спенсер снова курит. Мейсон закусывает губу, чтобы снова на него не накричать. Потому что это все равно не поможет, а в тот раз это просто закончилось тем, что он психанул и ушел, не приходя чем дольше, чем обычно. Но ему так хотелось подлететь к нему и выбить чертову сигарету из рук. Зачем он так похабно губит свое здоровье? Мейсон знает, что его результаты сбились и через некоторое время, скорее всего, его могут выгнать из команды. А команда – все для него и это он тоже знал. Без этого он совсем загнется и потеряет себя. И брюнета так дико бесило, с каким безразличием обычно упоминал об этом Портер. Так не должно быть. МакКарти обессиленно опускается на пол, разжимая зубы и немного успокаиваясь. Ни в чем нет смысла. Только в Спенсере. Пародоксально, не правда ли? Хотя, если посудить, сам Спенсер стал смыслом для него. Банально его существование и присутствие в жизни Мейсона. Так банально и одновременно совсем несмешно. Это так похоже на болезнь. И что самое ужасное – Мейсону совершенно не хотелось от этого лечиться. Брюнет берет в слегка подрагивающую руку пачку сигарет, лежащую на кровати и внимательно разглядывает симпатичную упаковку. И что в этом такого? Это действительно является успокоительным или чем-то в этом роде? Это действительно должно помочь? Мейсон качает головой, вновь бросая взгляд на Спенсера. Это все какая-то бессмыслица. Возможно, МакКарти слишком другой для каких-то уж совершенно суровых понятий этого мира. В любом случае, плевать. Ему просто было интересно. Мейсон не понимал, что делает и даже не заметил, как сделал первую затяжку, и как не странно, не закашлялся, хоть и никогда раньше этого не делал. А это приятно. Он повторил и понял, что ему нужно еще. И еще, и еще. Пока боль не исчезнет полностью, если это вообще возможно. Это действительно приятно и так хорошо. Мейсон прикрыл глаза и глубоко вдохнул, понимая, что комнату придется проветривать, а раньше он сам всегда ругался за то, что тут нечем дышать и Спенсер приучился курить на балконе. Спенсер выкинул окурок на оживленную улицу и резко развернулся, думая, что Мейсон, верно, будет стоять там, сложа руки на груди и смиряя его осуждающим взглядом. Думая, что он опять сможет вальяжно развалиться на кресле прямо перед ним, не сказав ни слова. Думая, что все уже вполне закономерно. Но нет. Он видит совершенно другую картину: его парень сидит на полу и, твою мать, курит. Спенсер раскрыл рот и закашлялся. А Мейсону было все равно, потому что в первый раз за столь большое время он смог немного заглушить чувство того, что он ничтожество. Чувство этой больной любви, которая не лечится. Однако уже спустя полминуты недокуренная сигарета полетела с балкона вслед за окурком Спенсера, а он сам уселся рядом с брюнетом на пол и туловищем развернулся к нему. МакКарти молчал и уж точно не собирался начинать этот диалог. – Мейсон? – Господи. Как давно он не называл его по имени. Мейсон чувствует, как теплая рука проходит по волосам, останавливается на затылке и слегка сжимает кудрявые волосы. – Мейсон, – более серьезно и требовательно. Но все та же реакция. Точнее, ее полное отсутствие. Мейсон сильный. Он выдержит и ни за что не поддастся. Спенсер аккуратно берет его за подбородок и разворачивает лицом к себе, приближаясь. – Прости, хорошо? Я больше никогда. Ну, может по субботам, и возможно, четвергам... Я... Брошу это. Честно. Никогда больше не прикасайся к ним, – с этими словами он приближается вплотную и мягко касается своими губами родных теплых губ. Так нежно и так мягко. Мейсон почти успел забыть. – Я пойду, пожарю котлеты? – как-то глупо спрашивает Мейсон и Спенсер улыбается. – Неа. Мы пойдем. Вместе. Сначала в магазин, а потом готовить. Что за малиновый пирог ты там хотел испечь? – глаза Мейсона буквально загораются. – О Боже, Спенс, он абсолютно потрясающий... – и Мейсон начинает снова болтать без умолку, пока они встают и собираются в магазин. И Спенсер понимает, что он готов слушать эти веселые бредни всю жизнь. И что он ни на что это не променяет. – Ммм, в этом пироге заключен смысл человечества, – говорит Мейсон уже в конце вечер, облизывая пальцы. – А мой заключен в тебе.