Обычная история

Картинка перед глазами выписывала странные кульбиты. А еще жутко тошнило. Но зато почти не чувствовалось боли. И вообще ничего не чувствовалось. Тело ощущалось как воздушный шарик: казалось, сейчас возьмет да и улетит прямо в самые-самые небеса. Если бы она только могла вот так вот улететь. Только мертвечина, увы, не летает. Совсем. Мертвечина гниет в земле. Мертвечину точат черви. А еще иногда мертвечина по нелепой случайности слишком долго тянет, слишком долго борется с окончательной смертью. Упрямо и бесполезно, до самого крайнего конца. Ей бы давно пора ложиться в землю, а все никак: тянет организм, тянет. С болью, с приступами, но тянет. Совсем сгнила изнутри, и непонятно вовсе – чему там осталось бороться, а вот поди ж ты, дышит еще. Тяжело хрипит, но сама, без искусственной вентиляции. Было б еще зачем. Есть ведь люди с целью в жизни, со стремлениями, с мечтой, а дышит сейчас почему-то она. Радует только одно: недолго ей осталось. Врачи обещают пару-тройку недель, не более. Она надеется, что гораздо меньше. Не хочется лежать парализованной и корчиться от боли еще почти целый месяц. Нет-нет, не такого она хотела. Впрочем, девушка много чего хотела, вот только ни черта не получала. Только один раз был подарок от Госпожи Судьбы. Один-единственный, самый дорогой и лелеемый. Но и тот скоро забрали. Точнее, того забрали. Это было недавно и, казалось, так давно, будто целые века назад. Она тогда еще могла ходить, не плача от боли, и даже нормально есть. Но и тогда знала, что скоро сгниет заживо вот в такой вот палате, как много-много людей до нее. И никакие тренинги и лекции не могли унять ее страх перед этими стерильными камерами смерти. Она не хотела умирать там, она хотела красиво спрыгнуть с самолета без парашюта или выплыть в лодке в открытое море, но знала, что денег на такое у нее нет. Только на обезболивающее. Так что оставалось тихо дожидаться, когда ее заберут в такую палату и будут наблюдать, стараясь продлить ее жизнь еще хоть на пару часов. Это было так отвратительно, что хотелось блевать. Но девушка настолько боялась смерти, что даже не могла наглотаться таблеток. Трусиха – вот кто она была. А потом… *** Его звали Джей. Джейсон. И он только что вернулся из армии на месячный отпуск. Она тогда сидела в аэропорту и тоскливо смотрела на табло, мечтая улететь хоть куда-нибудь, только бы сбежать. От сочувствующих соседей, от врачей, от смерти. От себя самой, в конце концов. Но ни здоровье, ни финансы не позволяли что-либо сделать. Оставалось только вздыхать и глотать невыплаканные слезы. На табло сменялись города и время отлетов и прилетов, а она все сидела и сидела. Люди уходили и приходили, улыбались и плакали, встречались и прощались. Она тоже хотела, чтобы ее кто-нибудь провожал в полет. Или хотя бы кого-нибудь проводить. Но, увы, сама она никогда не сможет полететь на самолете, да и друзей, с которыми можно было бы попрощаться, у нее нет. Остается только завидовать другим, и… И больше, видимо, ничего ей не остается. Пока она сидела и все глубже вгоняла себя в депрессию, в зале внезапно случилось что-то странное. Люди толпились и кому-то приветственно свистели. Так, будто встречали важную персону. Ей даже стало немного любопытно, пока она не углядела, что это встречают военных. Мгновенно ее интерес к столпотворению испарился. Она не видела никакой причины, чтобы вот так вот приветствовать людей, добровольно убивающих других людей. Герои? Да бросьте. Только судьбе было угодно так, что с одним из таких вот «героев» она связала жалкие остатки своей жизни. В этом определенно была ирония, едва-едва накрытая тонкой простыней. Но сейчас ей было плевать, как и тогда, впрочем. Какая разница, что у этого мира странный юмор, если тебе все одно помирать? В общем, она сидела, все так же бессмысленно пялясь в табло, когда ее судьба сделала крутой вираж и прямо-таки вписалась в нее. Как в переносном, так и в буквальном смысле. Некто заехал ей прямо по уху чем-то тяжелым. И весь ужас ситуации был даже не в том, что на бледной чувствительной коже остался огромный синяк, и немного помутнело в глазах, а в том, что с головы девушки соскользнул парик. Не сразу сообразив, что случилось, она схватилась за голову и замерла. - Простите, прос… - голос замер на полуслове. Смех, который раздавался где-то за спиной, прекратился. Видать, парень, мягко говоря, удивился абсолютно лысой голове. Она повернулась и смерила его взглядом. Первое, что сразу бросилось ей в глаза – военная форма, потом – безграничное удивление в карих глазах и огромный рост. - Чего уставился? – вызывающе бросила она и потянулась за париком прямо через скамейку. После ее слов парень будто отмер и бросился ей помогать. Суетливо подняв парик, он вручил его девушке и снова неловко замер, видимо придумывая, как бы так выкрутиться из неловкой ситуации. Она неторопливо встряхнула парик, расправила его и надела. Поправив пряди, лезущие в глаза, снова посмотрела на парня. Он заворожено следил за движением ее рук. - Что? – спросила она обвиняющим тоном. - Эм… Ничего, простите. Я не хотел вас толкать, это случайно вышло, - сбивчиво заговорил он. – Правда. - Забей. Она встала и направилась к выходу, не оглядываясь ни на парня, ни на кого бы то ни было. Ей было жутко неловко от того, что весь аэропорт увидел. А еще на голове наливалась большая шишка. И чем это он так ударил? Ладно, к черту его, к черту всех. Домой, быстрее домой, скоро нужно пить лекарство. - Постой! – крикнул кто-то за спиной. Она точно знала, что это не ей, поэтому даже бровью не повела и продолжила идти. Только крикнули еще ближе, и на плечо мягко опустилась рука, напугав ее до чертиков. Она резко повернулась и снова встретилась взглядом с тем парнем. Не сразу, правда. Сначала она увидела только пуговицы на форме, потом подняла взгляд повыше и обнаружила, что парень выше ее на добрых тридцать сантиметров. Пришлось даже запрокинуть голову, чтобы увидеть лицо. - Э-э-э, я хотел еще раз извиниться. Слушай, с тобой все в порядке? Ну, я имею в виду, не сильно приложил? – обеспокоенно спросил он. - Для таких как я не имеет значения – сильно или нет, - она и сама не знала, зачем сказала это. Что мешало ей просто сказать, чтобы он отвалил? Парень смутился. - Прости. Эм-м… Может… Может, тебе помощь нужна? – несмело спросил он. - Нет, спасибо. «Черт, тебе же тоже неловко. Свали уже», - паникуя, думала она. Парень провел по коротким волосам и вздохнул. - Не злись, пожалуйста. Я правда не хотел. Слушай, где ты живешь? Давай я тебя провожу. - Не надо. - Давай, я ничего тебе не сделаю. Просто провожу. Кстати, меня зовут Джейсон. А тебя? – он мило улыбнулся. Так вот и началась ее пора счастья. *** В их отношениях не было ничего сверхестственного. Она была обычной девушкой, а он – обычным парнем, ну, не считая того, что она гнила заживо, а он часто висел на волосок от гибели. Они ходили в кино, в кафешки, в парк, пару раз даже в бассейн – только оба не купались. Она стеснялась своего больного тела, он – своих шрамов. После второго раза они пришли к выводу, что это плохая идея и больше плавать не ходили. Честно говоря, она не совсем понимала, зачем Джейсон вообще водится с ней. Она сразу сказала, что скоро умрет. Скорее всего, даже не дождется его следующего отпуска. Но он посмеялся и пригласил ее в парк, демонстративно не замечая вопроса в глазах. Так вот и жили. А когда его месяц закончился, они грандиозно отметили отъезд. Пили виски в баре, говорили друг другу пошлости и глупо хихикали, долго-долго гуляли по ночному городу и целовались, целовались… А наутро он улетел обратно. Она не плакала. И скрыла от него, что состояние ее стремительно ухудшается, потому что давно уже знала, что больше они не увидятся. А еще она решила написать ему много-много писем, чтобы он не узнал ни о чем раньше времени. Был бы кто-нибудь, кто смог их потом отправлять, а остальное… Только никаких писем не понадобилось. Спустя два месяца его друг прислал ей письмо. Она истерично смеялась и плакала. Все-таки у мира паршивое чувство юмора. Его похороны прошли в самой торжественной обстановке, какую только смогли устроить. На могильном камне красивым ровным почерком было выгравировано: Джейсон С. Гхххххххх, 19хх – 2000 год. *** Поле этого она так и не смогла решиться на самоубийство. Трусиха. Гребаная трусиха. Поэтому ее жизнь заканчивалась так дерьмово. На больничной кровати, в душном запахе лекарств ей каждый день вкалывают сильные наркотики, чтобы девушка не кричала от боли. А когда придет время помирать, вколют побольше, и она заснет, видя странные сны, навеваемые обезболивающим. Может быть, где-то там она увидит и Джейсона. Родного и любимого Джейсона, который в ее вселенной никогда не умрет, как и она. Все-таки у реального мира такое фиговое чувство юмора.