Часть 1
19 февраля 2015 г., 09:09
- Мы всегда все представляем иначе. Совершенно не так, как оно будет на самом деле. Добавляя красок, впечатлений, эмоций, нежности, чувств.
Расскажите мне. Как вы представляли свой первый секс? Наверняка, в вашей голове это выглядело как нечто захватывающее, соблазнительное, атмосферное, страстное или жесткое, но в любом случае - полное любви. То, отчего живот сводило спазмами. То, от чего тело покрывалось гусиной кожей, а по спине подобно змее проползал холодок, заставляя дернуться в судороге.
В этом вся людская сущность. Все-все наше естество. Мы частенько иронизируем, перебарщиваем, приукрашиваем. Последнее - в особенности часто.
Нам всегда хочется, чтобы все выглядело красиво.
Если мы представляем свой первый интимный опыт, мы можем в голове перечислять любые места и тут же, просто мгновенно представлять нас в них. Вас. Вашего партнера.
Мы забываем, что если вы оказываетесь на жестком столе из красного дерева в дорогущей и воистину роскошной обеденной, то этот опыт запомнится вам не как восхитительное блаженство или что-то горячее, опаляющее рассудок при одной мысли. При воспоминании об этом вы скорее всего будите думать о том, как потом еще с неделю саднило все тело. Как болели коленки, как было трудно разогнуться, как скручивало пополам, как же, все-таки, сильно натирало локти, где сейчас до сих пор пощипывают мерзкие мозоли.
Мы забываем, что если мы оказываемся с предметом своего обожания или вожделения в душе, а это, поверьте мне, одна из самых распространенных секс-фантазий, то речь пойдет не о будоражащем сознание соитии, а в первую очередь о воде, которая будет самым нахальным образом заливаться в нос, глаза, уши, рот и прочие отверстия и углубления.
Мы, в конце концов, забываем, что, идя под проливным дождем в сумраке и каким-то смешным, абсолютно нелепым образом встречая свою старую любовь, после чего сливаясь с этим объектом в жарком и эмоциональном поцелуе, вы будете думать о том, как промерзло тело, как неприятно липнет футболка к коже, как гадко хлюпают босые ноги в ботинках. Или еще что хуже - ноги в носках и в ботинках, - Джонатан хрипло засмеялся. Как будто скрипнул какой-то старый механизм, давно не смазанный, ржавый и едва работающий.
Я внимательно смотрел на доктора. Пристально, не отрывая взгляда, сидя на диванчике вишневого цвета в его тускло освещенном кабинете.
Психологи всегда знают, как расположить тебя к общению.
Одна моя нога была запрокинута на другую. Штанина слегка приподнялась, открывая полоску черного носка, за которым сразу же следовали дорогие кожаные туфли насыщенного песочного цвета.
- Хотите еще виски, Брайан, плеснуть вам? - поинтересовался он, аккуратной и тонкой струйкой наливая ржаного напитка себе в рюмку, до середины наполненную потрескавшимся льдом, который при этом шипел, как обиженная гадюка, полностью сосредоточившись на этом коротком, но впечатляющем действии.
- Не стоит, - слегка улыбнулся я, едва обнажив зубы.
- Вот вы, скажите мне. Вы помните свой первый опыт? - Джонатан сделал особое ударение на последнем "вы", как бы подчеркивая всю важность именно моей истории. Вероятно, в подтверждение его слов.
Я не стал отвечать. Не требовалось. Ответ был ему был уже интересен так же, как голубь, приземлившийся на крышу машины, припаркованной у второго уличного фонаря на улице.
- Особо любознательные "массовики-затейники" уже давным-давно ставят на эту тему независимые опыты, небольшие социальные расследования, создают тематические ролики, где люди со всех стран мира рассказывают под душевную музыку в черно-белом варианте о своих первых сексуальных фантазиях, редко когда оправдывающих себя и, что более важно, о своем первом сексе, который кардинально отличался от их представлений и лишь в двух из трех случаях вообще состоялся, - Доктор нахмурился. У него были удивительно тонкие брови. Светлые, ровные, идущие небольшой дугой над глазами.
Он пригубил спиртное и выразительно, со смаком причмокнул влажными губами.
Его щеки в свету лампочки казались впалыми, а скулы сильно выделялись. Щетина была именно на той стадии, когда у любой девушки вызывала бы опьянение одним своим видом.
В ухе болталась сережка. Маленькое серебряное колечко.
Я бы ни за что не поверил, что этот человек мог бы занимать должность, столь серьезную и ответственную. Джон, не смотря на свои пятьдесят с лишним лет, походил больше на какого-нибудь рок-исполнителя, джазового музыканта, кинокритика. Выбор большой. Но психолог?! Увольте...
Оба мы были одеты в костюмы. Оба в черные. Мой был однотоновым, его - в тонкую, еле заметную белую полоску.
Моя рубашка розовая, скорее даже коралловая, его - ярко красная.
Я уже плохо его слышал. Мы давненько с ним сидим в этом кабинете и уже выпили приличное количество виски.
За окном стемнело, а он продолжал делиться опытом, своим мнением, приправляя гипотезами таких умников, как Фрейд, специализирующихся на теме слияния двух полов и всех прилегающих аспектов.
- Я немало читал об этом. И знаете... Во многих текстах указывается, что у женщин в эти часы или минуты, - доктор многозначительно усмехнулся на самой своей приятной усмешкой, скорее даже насмешкой, - начинается рвотный рефлекс. И не удивительно! - воскликнул он, - Хотя, стоит подумать об этом, и столь буйная фантазия, наполненная знойными стонами, тут же испаряется, не правда ли?
Я посмеялся. На этот раз действительно. Было смешно, даже очень.
Джонатан лишь сдержанно улыбнулся уголками губ.
- Если перечислять, то можно сразу же понять, что каких только казусов не происходит в это время... Увы. Так уж заложено природой, - мужчина встал. Элегантно, легко. Поставил рюмку на стол, скрепил руки в замок и начал расхаживать по кабинету, размышляя, разговаривая уже, кажется, не столько со мной, сколько с самим собой.
- Ничего не даются человеку от рождения, - продолжал парировать он, - почти ни-че-го. Разве что оболочка. Тело. Тело и дух, вот и все. Мы учимся ходить, учимся дышать, принимать пищу. Даже спать мы, наверняка, учимся, только что не в сознательной жизни, а потому того не помним, - его слова поражали меня до глубины души своей правдивостью. Он озвучивал то, о чем я ни раз задумывался, но что, как ни печально, так и не смог сам сформулировать и дать этому словесное обличие.
Джонатан подсел рядышком. Совсем плотно, положив руку на подушку за моей спиной и расслабленно откинувшись на спинку вишневого диванчика.
Наш диалог плавно перетекал из одного русла в другое. Из моих семейных проблем в мое детство и отрочество. Из отрочества к потери девственности. От потери девственности к социальным роликам, к жизни, к проблемам человечества, углубляясь в столь необъятную науку - философию. Чертовы психологи...
Только когда он оказался настолько близко, я понял, что он не кисло опьянел. А в таком положении не нужно иметь специальное образование и практику, чтобы стать философом - мыслителем. Вся эта тягомотина бредет в голову сама собой, уж я то знаю.
Джонатан смотрел мне в лицо. Прямо. Не пытаясь сделать задумчивый вид, не показывая, словно в очередной раз о чем-то размышляет. Он просто смотрел в упор и все. И было это настолько внезапным, что повергло меня сначала в полную прострацию. Тогда я тоже стал на него смотреть, думая о его щетине. Думая о его невероятно притягательной щетине...
Ох, черт, какая же она классная!
Я просто гребаный педик, но даже описать трудно, как мне это нравится.
Блуждая взглядом по его лицу, я и не заметил, что остановился на губах и не свожу с них глаз вот уже как минуту.
Тогда я просто поддался вперед и коснулся их своими. Без смущения, без мыслей в голове.
Все вышибло. Все эти рассказики напрочь выбили из моей головы абсолютно каждую мелочь, какая там была.
И я, чувствуя, как жадно мои губы покусывают, как протяжно разливается по телу слабость, как приятно сильные пальцы прихватили меня за шею, пробираясь к волосам, полностью подчиняя себе, осознал одну простую вещь.
Мой опыт еще впереди.