Про рога и подходящие имена

В таверне царил уютный полумрак, то тут, то там разбавленный мягким светом масляных ламп и тающих свечей. Стояла глубокая ночь, и даже самые выносливые завсегдатаи либо разбрелись по домам, либо притихли и поутыкались изрядно помятыми, но счастливыми физиономиями в тарелки, столешницы и плечи товарищей. Привычный для «Приюта Вестницы» гомон голосов разной степени нетрезвости и веселый звон посуды сменился дружным похрапыванием, причмокиванием да трухлявым потрескиванием полений в очаге. Домашний звук этот гармонично сплетался с тихоньким бренчанием лютни, доносившимся с этажа выше - это, казалось, вечно бодрствующая Мариден сочиняла новую песню. Одна из ночевавших в таверне гулён внезапно оторвала взлохмаченную голову от барной стойки, на липкой, но оттого ничуть не менее гостеприимной поверхности которой она провела последние пять (сорок пять?) преисполненных простого человеческого счастья минут, и сонно зашевелилась, сопя при этом как дряхлый друффало. Леди Тревельян в этой женщине можно было узнать лишь при взгляде тщательном, придирчивом и лишенном всяческого благоговейного почтения перед славой и деяниями Вестницы Андрасте, которая - спроси любого - без сна и отдыха, не щадя себя и своих соратников, денно и нощно спасает народ Тедаса, а остальное время - это уж подавно всем известно - проводит в смирении и молитвах горячо почитаемому ей Создателю и его Невесте, а поэтому никак - ну вот совсем никак - не может оказаться тем человеком, что после грандиозной пьянки дрыхнет в таверне, распластавшись на барной стойке. Все же, у славы иногда были свои плюсы. - Оооох, плаааменная жопа Андрасте, харррашо-та кааак, - пробормотала славящейся своей набожностью Вестница Андрасте, едва ворочая языком, и попыталась заставить расползающиеся, то и дело норовящие скрыться под веками глаза смотреть в одну точку. Железный Бык, услышав ее бульканье, даже не шелохнулся: его внимание и до этого было приковано к ней. Кунари сидел на соседнем стуле, на расстоянии достаточно почтительном, но приемлемо близком; спина и локти упираются в стойку, ноги расслабленно вытянуты вперед, в руке наполненная пивная кружка. Когда Тревельян наконец совладала с пошаливающим зрением, проморгалась и убрала с лица волосы, со стоном расправляя плечи и потягиваясь, Бык не сдержал улыбки: на ее лбу и щеке красовались последствия сна в непривычном положении - оттиски собственных пальцев. Вестница, хоть и не под стать титулу нетрезвая, не растеряла профессиональной бдительности и тут же выдала, по-своему расценив его улыбку: - Фсё не на-а-смотреца на маааи... потрясные сиськи? Нимаагу вас за это винить, мой друг, - она самодовольно ухмыльнулась и перевела взгляд на обтянутый шелком предмет своей неуемной гордости. - Ты тойко паагляди, как хххороши они в этой блузочке! И Бык поглядел. Внимательно и, как водится, с уважением. Хотя напоминать себе, что в блузке этой, как впрочем и без нее, «они» и впрямь хороши, ему не было нужды: память его никогда не отличалась подобной краткосрочностью. - Да как она вапще может кому-то не нравицца? - недоуменно развела руками Инквизитор сразу после того, как нежно погладила ими непередаваемо приятную на ощупь, натянутую ткань своего домашнего костюма, который, по дошедшим до нее слухам, бурно обсуждался среди обитателей Скайхолда. Бык был решительно согласен с Вестницей и одобрительно козырнул ей кружкой, сделав из нее несколько щедрых глотков. - А вапще знаешь? Я тоже все са-а-абиралась тебе сказать, - хитро протянула женщина, забыв, о чем думала секунду назад, и попыталась щелкнуть пальцами. После восьмого неудачного раза она махнула рукой и выдала, широченно улыбаясь: - Что у тебя тоже пааа-трясные сиськи! Они так ТРЯСУТСЯ, когда ты бежишь!!! И тут же зашлась заливистым, немного каркающим и непривычно сиплым хохотом. Бык со снисходительностью старшего товарища улыбнулся, покачал головой и отхлебнул из кружки. Утерев выступившие слезы, Тревельян прокашлялась и чуть более осмысленно посмотрела на Быка. - А если серьезно, то я хотела тебе сказаааать... што у тебя красивые рога. Они такие... большие и блестящие, и наощупь здоровские. Я читала, что у кунари чем меньше рога, тем страшнее и... опаснее его считают товарищи, - мечтательно любуясь могучими рогами Быка, поведала она. - Так что ты, выходит, не только по моим стандартам добряк и красавец, с такими-то роскошными рожищами, - сделав этот сомнительный вывод, она глубоко и очень романтично вздохнула. Нареченный добряком и красавцем, Бык с нескрываемым удовольствием и улыбкой слушал оду своим рогам в исполнении осоловелой Вестницы и лишь понимающе кивал головой. - А еще они практичные, на них можно веревку растянуть и прямо по дороге белье сушить! Сапоги даже! - с восторгом первооткрывателя заключила Тревельян и совсем по-девчачьи захихикала. На какое-то время между ними воцарилось уютное молчание: Бык довольно потягивал пиво, улыбаясь своим мыслям, а Инквизитор водила пальцем по столешнице, рисуя ей одной понятные загогулины. На душе ее было легко и светло, голова приятно гудела и была восхитительно, непередаваемо, прямо-таки волшебно пустой, безмятежной и свободной от забот, тревог и, казалось, вечно копошащихся в ней сомнений. Она не планировала и не хотела напиваться, но теперь понимала, что Железный Бык - этот всезнающий засранец, что опять сидит с хитрющей мордой и щерит зубы, будто читает ее мысли - как всегда оказался прав. Это было ей нужно. - Бык, - вдруг с опасной переменой в голосе серьезно позвала его Инквизитор, подняв голову. - Хм-м? - расслабленно протянул тот, поглядывая на нее из-за холмика пены, торчащего из кружки и успешно делая вид, что перемены этой вовсе не заметил. - Я тут вот что вспомнила... Перед тем, как меня сморило... ты странно назвал меня... - Тревельян нахмурила темные брови, пытаясь вспомнить слово. - Как? Бык, выставив поднятый указательный палец, сделал несколько смачных, с аппетитным прихлебыванием, глотков, довольно облизнул губы и со стуком опустил на стол свою гигантскую кружку. «С мою голову размером, - навскидку прикинула Тревельян. - Или даже с бороду Блэкволла». - По имени, возможно? - хохотнул Бык, с убийственной, неподдающейся сомнению искренностью не понимая, о чем его спрашивают. - Не смеши меня, ты никогда не зовешь меня по имени, - отмахнулась Вестница, ворчливо вздыхая. - Никто не зовет! Его, небось, и не знает никто. Помню одного парня, так он вообще говорил, что многим людям не подходят их имена, и он, представляешь, им новые придумывает, ну что за мудак! Железный Бык насмешливо приподнял бровь, молча внимая. - А мое имя ведь красиво звучит, особенно с таким титулом, - она мечтательно улыбнулась и, подражая герольду на каком-нибудь балу торжественно провозгласила: - Леди Инквизитор... - КОСОРЫЛАЯ ЖОПА!!! - прогрохотал со второго этажа гневный вопль Сэры, вероломно перебив Тревельян. Та выругалась и закатила глаза, уже смирившись с выходками шумной эльфийки. Лютня Мариден не замолчала, но заиграла еще тише и, кажется, другую мелодию. - Что я пойму по такой карте? Ой ли? А по-моему только то, что рисовал ее кривоглазый хреночлен с тяпками вместо рук! И ради этого говна ты разбудил меня? Вали отсюда, пока я тебе стрелу в сральник не зарядила! - Пожалуй, пора спасать бедолагу, - забеспокоилась Тревельян, зная Сэру достаточно, чтобы предсказать близкое болезненное знакомство носа, живота и мужескости незадачливого картографа с ее скорым на расправу коленом. - Он разбудил ее и пытался всучить фуфлыжную карту, - возразил Бык, добродушно ухмыляясь, и поставил кружку на стойку. - И за это она, наверняка, уже целится ему в глаз стрелой, - осуждающе парировала та и решительно, но слегка пошатываясь, встала на ноги. Железный Бык хмыкнул, не отрывая при этом от Тревельян цепкого взгляда здорового глаза, и пояснил, иронично растягивая слова: - Это тот самый слизняк, что обдурил тебя на рынке. Ну, помнишь, вместо снуфлера какой-то крашеной байды напихал в рулон? Вестница вмиг утратила львиную долю своего сочувствия и угрожающе сузила глаза. - Помню... - процедила она сквозь зубы. О, да, она помнила шельмеца, чьи печальные глаза и душещипательная история об умершем отце-охотнике, по стопам которого следует сын, растрогали ее настолько, что она не глядя купила все, что тот предлагал. И только на следующий день уже от настоящего охотника она узнала, что приобретенный ей накануне «самолично добытый благородный снуфлер» - какая-то линяющая, вонючая дрянь, а чтящий память отца сын - личность темная, неблагонадежная, разыскиваемая кредиторами и вдобавок, наверняка, переносящая срамные заболевания. История эта Вестницей была воспринята как личное поражение - и дело было даже не в деньгах (хотя и в них тоже - особенно учитывая, какие смехотворные суммы приносят операции советников), а в ее промахе. Если ее смог провести уличный пройдоха, вдруг она снова ошибется, поверив не тому? А что, если последствием этой ошибки уже станет потеря не денег, а чьих-то жизней? И достойна ли она, неспособная распознать простейшую ложь, руководить хоть чем-то, не говоря о столь огромной и значимой организации, как Инквизиция? Все эти вопросы беспокоили Тревельян, одновременно и побуждая идти вперед, доказывая в первую очередь самой себе, что она занимает свое место заслуженно, и вселяя неуверенность - правильно ли поступила, сделала ли все возможное, не просчиталась ли? Конечно, Инквизитор никому не рассказывала о своих тревогах, потому для всех, кроме разве что всечувствующего Коула, эта история стала лишь поводом для беззлобных подтруниваний и намеков на ее глубоко зарытое скупердяйство. И сама Тревельян с охотой им подыгрывала: в конце концов шутить над собой она любила не меньше, чем над другими. - Это точно он? - спросила наконец женщина, как ей самой показалось, слегка протрезвев. - Ты ведь тогда его и не видел толком. - Обижаешь, босс. Тревельян явно колебалась, незаметно придерживаясь за стойку, и с сомнением смотрела вверх, прислушиваясь к звуку голосов. - Три-и-иста золотых, - как бы про между прочим напомнил Бык. Вестница сурово сдвинула брови к переносице и поджала губы, слегка выпятив челюсть. А потом безапелляционно села на стул и холодно проговорила: - Триста. Одиннадцать. Голос ее при этом звучал так, что, казалось, будто она сидит не в таверне, а на скайхолдском троне и выносит приговор самому отвратительному на свете преступнику. Хотя, в какой-то степени так оно и было: паренек действительно накликал на свою голову беду, облапошив Инквизитора, а приговор его, судя по крикам Сэры, скоро должен был свершиться. - Че ты мне тут тычишь своим обрубком? Засунь его себе в задницу, потому что это озеро должно быть правее и выше, а здесь... - прогромыхало со второго этажа, стоило Тревельян усесться. - А ты не лезь, Духидла, не в свое дело, этот глист мой! Давай-давай, кыш! Тревельян снова возвела очи горе, все же с радостью заметив, что прозвища, которые Сэра придумывает Коулу, становятся все более безобидными, но мчаться оставшемуся совсем без защиты парню на подмогу уже отнюдь не спешила. Железный Бык тем временем любезно наполнил ее кружку чем-то пахучим и прозрачным. Тревельян, проследив за его действиями, еще более любезно ему кивнула и пригубила очередное неведомое пойло, к ее удивлению оказавшееся вполне сносным. Перекинувшись одинаковыми злокозненно-довольными взглядами, они с интересом ожидали развязки перепалки Сэры с «картографом». - Долго же она его терпит, - поджала губы Тревельян, вздернув бровь. Несмотря на внутренний конфликт, спровоцированный пареньком, она с истинно женской жаждой справедливости желала ему скорого и - желательно - во всех смыслах бьющего по достоинству наказания. - Он же тоже «из народа», - отметил бывший шпион. - Девочка дала ему фору. Добрая она все-таки. - А я вот что тебе скажу: ты - хуй и гнилушка, и карта твоя говно, - с истовой добротой и сердечностью оповестила картографа и по совместительству продавца элитных кож Сэра. Тревельян расхохоталась. - Че ты там мямлишь? Заплатить? ЗАПЛАТИТЬ??? - О, о, о, началось! - оживилась Инквизитор, сверкая глазами и хлопая Быка по руке. - Пусть спустит его с лестницы! - Ты на удивление кровожадна для того, кто пару минут назад хотел мчаться ему на подмогу, - весело прокомментировал Бык метаморфозы Вестницы. - Я и вправду странная, - иронично согласилась та и добавила еще более насмешливо: - Вы хотите поговорить об этом до или после того, как доставите себе удовольствие, думая о том, как нас чуть не поджарил дракон? Бык хрипло рассмеялся, оценив подначивание, а потом негромко проговорил, наклонившись к Тревельян и бесстыже соблазняя ее взглядом: - Я не успел сказать, что твоя кровожадность меня заводит. Как насчет... поговорить об этом? Инквизитор, как уже не раз случалось, быстро переняла игривое настроение Быка, хитро улыбнулась, подалась ему навстречу и прошептала, касаясь его щеки своей: - Для этого... разговора нам следует проследовать, - она прыснула, но тут же продолжила, нацепив серьезную и очень важную мину, - проследовать в мою... в мой кабинет. А сама я до него не дойду. Бык дернул бровью, без слов поднялся с места и, крепко обхватив Тревельян за талию, легко поднял ее на руки. - О-хо-хой, - выдохнула та, от резкой смены положения почувствовав головокружение. - Все в порядке..? - В... полном, - крякнула та, хлопая глазами, и полубезумно улыбнулась, водя пальцем вокруг его головы. - У тебя три глаза и... шесть рогов. - В порядке... Точно, - хмыкнул Бык, направляясь к выходу с Вестницей на руках. - И глаза эти сверкают, точно заклепки на броне Дориана, - завороженно глядя на довольное лицо Быка, ласково проговорила женщина, а потом потянулась рукой к его голове, энергично, но не вполне успешно пытаясь среди трех пар рогов ухватиться за те, что были настоящими. Бык уже почти переступил порог таверны, как сверху раздался шум возни, грохот и нечленораздельный крик. Инквизитор ойкнула, вспомнив о своем обидчике, резко вцепилась в дверной косяк, заставив Быка остановиться, и зычно и с душой проорала: - Спусти мудака с лестницы, Сэра! Да хор-рошенько вдарь по бубенцам! За Вестницу! За Андрастееее!!! - За всех нас! - залихватски откликнулась эльфийка и — судя по долетевшим со второго этажа ругательствам и стонам боли — принялась с усердием и рвением выполнять приказ Инквизитора. Лютня заиграла громче. Таверна медленно, но верно наполнялась голосами ее пробудившихся, но пока не совсем осознавших себя посетителей. Тревельян злобно рассмеялась и, почувствовав на себе ироничный взгляд Быка, лучезарно улыбнулась: - Ого, я кровожадная, а? До спальни-то продержишься? Вместо ответа он лишь сверкнул зубами, легонько подбросив в руках Тревельян, отчего та боязливо охнула, и твердым шагом вышел из таверны. Как Бык и ожидал, во дворе было темно и безлюдно, поэтому он, не опасаясь чужих глаз, сплетен и подрыва авторитета Инквизитора, мог позволить себе донести ее до покоев. О часовых, патрулирующих стены замка, Железный Бык не волновался: вид известного своей любвеобильностью наемника с женщиной на руках их ничуть не удивлял, а разглядеть в ней Вестницу в темноте они бы не смогли. Стоило Быку ступить на лестницу, Тревельян осенило: - Разве тебе не полагается тоже быть пьяным? Ты же больше меня выпил. - Я и сам больше тебя, - справедливо заметил тот, уверенно поднимаясь в замок. - Ты даже не шатаешься. Я по этой лестнице и трезвая-то не всегда могу ровно пройти, а ты вон как топаешь твердо... - пробормотала она и влюбленно уставилась на Быка. - Ооооох... - Что? - встревожился тот, опуская взгляд на Тревельян. На лице ее сияла глупейшая, но очень счастливая улыбка. Бык иронично вздохнул, вновь устремляя взгляд перед собой, но уголок губ его едва заметно дрогнул. - Ооооооооооххх, - снова вздохнула Вестница, ерзая в руках Быка и ненавязчиво пощупывая его везде, где только могла дотянуться. - Если ты не перестанешь это делать, я действительно не продержусь до спальни, - чуть изменившимся голосом тихо предупредил ее Бык. - Извини. Это все свежий воздух. Он так опьяняет, да и мое положение... располагает. Положение располагает, ха-ха! - хрюкнула Тревельян, утыкаясь лицом ему в шею. Тот снова улыбнулся. - Ох, видела бы меня мама, - пробормотала она, прижимаясь к Быку. - Увидеть дочь в мускулистых руках такого удивительно красивого, доброго и во всех отношениях завидного кавалера? Могло быть хуже, - пожал плечами тот, ухмыляясь, и по-быстрому окинул пустынный главный зал Скайхолда взглядом. Задержавшись глазом на дремавшем караульном, который стоял, прислонившись к трону так, что уже почти лежал на нем, Бык тихо фыркнул. - А я о чем! - подхватила Тревельян, тыча его пальцем в грудь. - И рога! Про удивительно красивые рога не забудь! - Что за история между тобой и моими рогами? Мне стоит начать ревновать? - А что у тебя за фетиш на рыженьких? - ушла от ответа Вестница, произнеся последнее слово с забавным придыханием. - Выходит, мои рога - твой фетиш? То есть твои сегодняшние излияния - не пьяные бредни, а настоящее признание? - поинтересовался Бык с добродушной иронией. - Я польщен. Тем временем он подошел к двери, ведущей к покоям. Бросив ехидный взгляд на спящего на троне патрульного, он с размаху пнул дверь ногой и зычно рявкнул, переступая порог: - А НУ ВСТАЛ С МЕНЯ, САЛАГА!!! Разбуженный грохотом и воплем Быка, пацаненок в одночасье подскочил, шарахнулся от трона так, что едва не поломал ноги на ступенях, трясущейся рукой потянулся к висящему на поясе мечу и самым обыкновенным образом потерял сознание. Тревельян, поднимаемая Быком наверх, хохотнула, но тут же сощурилась, прислушиваясь: со двора раздались пьяные крики и веселое улюлюканье. - Отлично, сейчас Сэра весь Скайхолд перебудит, - угрюмо прокомментировала она. - Не все же тебе это делать, - подколол ее Бык, довольно скалясь. - О-хо-хо. Надо было все-таки остаться и самой отметелить этого молокососа, - нахмурилась Тревельян. - Но ты не осталась. - Но я не осталась, - эхом отозвалась Вестница, задумчиво глядя перед собой. - Потому что дело не в нем. Голос Быка прозвучал непривычно серьезно, и Тревельян в который раз обратила внимание на то, что он невероятно, прямо-таки пугающе проницателен. И тут она поймала себя на четкой и ясной мысли: и как только при всей этой мутной кунаристой Бен-Хазратщине, в которой самый исподвыподвертный демон копыта сломит, Бык умудряется оставаться таким... располагающе настоящим? «Бен-Хазратщина. Это все она, очевидно же», - вдруг ожила та часть натуры Тревельян, что отвечала за мнительность, здравомыслие и скептицизм, непостижимым образом проколупав себе путь через непроходимые дебри ее многолетнего раздолбайства. «Бен-Хазратщина! Смешное слово», - вклинилась во все еще затуманенный алкоголем храм разума Тревельян другая, уже намного более свойственная ей мысль, напрочь отпугнув предыдущую. Бык же продолжил, смешливо и будто бы огорченно: - И даже не во мне. - Все-то он знает, все-то он замечает, - беззлобно фыркнула Тревельян. - Э-эй, Бен-Хазрат. Сколько раз тебе напоминать? - шутливо оскорбился кунари, подходя к покоям. Под пристальным, предупреждающе-угрожающим взглядом Вестницы эту дверь он лишь легонько подтолкнул носком сапога. - Ну-ну. А то, что я люблю твои рога, стало для тебя откровением. Браво, мессир шпион. - Моя скромность тому виной, - осклабился тот, подмигивая Тревельян, и продолжил тоном спокойным и как бы объясняющим. - Дело не в нем, не в том, что он тебя обманул, а в том, что ты позволила себе обмануться. Хорошо, что это беспокоит тебя. Он прошел в комнату Тревельян и мягко опустил ее на кровать. Женщина блаженно застонала, наконец ощутив под собой что-то мягкое, немножко поворочалась, устраиваясь поудобнее, и лениво пробормотала, возвращаясь к разговору: - Да ну? - она скептически изогнула бровь, но, надолго задумавшись, медленно проговорила: - Ну, вообще... пожалуй, да. Теперь... я всегда настороже. Бык в ответ лишь фыркнул и засмеялся, с теплотой глядя на проваливающуюся в сон Вестницу. - Ты-то настороже, ну да, - тихо сказал он, стаскивая с Тревельян сапоги. - Сегодня прямо день открытий. Что еще поведаешь интересного? Женщина вяло поерзала на кровати, обнимая одеяло, и вдруг негромко, но вполне отчетливо заговорила. - Моя мама... На полном серьезе, совершенно осмысленно глядя в единственный глаз бывшего шпиона кунарийской религиозной организации, тал-вашота, за всю жизнь испытывающего страх лишь перед демонами, порожденными Тенью и своими собственными, уставшая, упившаяся женщина, против ее воли нареченная Вестницей Андрасте, светло улыбнулась и договорила: - Моя мама... В наших письмах зовет тебя Рогалик. Последним, что она слышала, перед тем, как крепко заснуть, был его хриплый, задорный хохот. *** А наутро в Скайхолде все будет по-прежнему. Обитатели его, привыкшие к потасовкам, устраиваемым лучницей-бунтаркой, не обратят внимания на ночной инцидент в таверне и, конечно, никак не свяжут с ним свою Вестницу. Однако что-то все же изменится. Сэра, хулигански ухмыляясь, продаст необыкновенную карту сокровищ забредшему в крепость гному-авантюристу, а потом в самой неизысканной манере расскажет ему о его глупецкой глупости, приводя при этом в пример паренька с распухшим носом, сиротливо хлебающего пиво в таверне и внимательно слушающего бледного юношу в дурацкой шляпе. Репертуар Мариден пополнится еще одной песней про Сэру, на этот раз о ее разбойничей справедливости, преданности делу Инквизиции и Инквизитору лично. Один из патрулирующих Скайхолд солдат всерьез обеспокоит командора Каллена своим обрывочным, но полным вящего ужаса сообщением об одержимости трона в главном зале, которое главнокомандующий Инквизиции - надо отдать ему должное - проверит лично и убедит патрульного в его безобидности. Парень немного успокоится, но на посту впредь не заснет ни разу. Вестница, придя в свои покои, достанет из потайного ящика книжного шкафа скромную на вид коробочку и, снова мучаясь от сомнений и страхов, спрячет ее в верхней комнате таверны. Спустившись вниз, за одним из столов она обнаружит того самого «картографа» и, обратив внимание на его уставшее, худое лицо с разбитым носом, положит руку ему на плечо и, с улыбкой глядя в его округлившиеся от страха глаза, предложит работу в Инквизиции. Не имеющую ничего общего с охотой и рисованием. А потом она придет к Железному Быку и скажет то, что так давно хотела сказать. Последним, что она услышит, перед тем, как крепко заснуть, будет его хриплый, ласковый голос, снова зовущий ее не по имени.