Place to fight

Они в Вероне. Чертовски романтично, не будь завтрашней встречи с Ревущими в Инсбруке. Впрочем, одно хорошо – город любви уже в первом попавшемся, довольно захудалом отельчике устроил отличный душ, что кажется почти раем после двухдневной засады и последующего стремительного броска в зимней стуже. А пока Стив, наскоро, но аккуратно сбросив вещи на стул, идёт отмываться от мороза и грязи, Баки отыскивает ещё один привет от романтиков: по новой привычке тщательно обшарив шкафы, находит в прикроватной тумбочке банку. Внутри гель, и пусть итальянская надпись сплошь вензельки, чёрт ногу сломит, но приглушённый сладкий запах и глянцевая, масляная текстура безошибочно выдают его назначение. Баки едва не смеётся, подбрасывая банку на ладони: утро в самом деле будет добрым. И тут же мрачнеет – до утра ещё надо дожить. Стив выходит из ванной и засыпает, кажется, за пять шагов до кровати. Баки рад: неделя выдалась жёсткой, а он так и не видел Стива спящим; к тому же теперь можно не спешить. Спешить некуда, ночь впереди долгая. И когда он, гладко выбритый, в кои-то веки пахнущий мылом, а не потом, дерьмом всех мастей и ещё чёрт знает чем, наконец выползает из ванной, всей душой жалея, что нельзя отмыться на месяц вперёд, на часах почти час. Баки ёжится, скорее на нервах, чем от холода, косится на Стива и проскальзывает в постель, едва дыша, мечтая не разбудить. Бесшумно ложится на спину. Усталость тяжестью оседает в мышцах, но это не та усталость, когда мгновенно проваливаешься в забытьё – нет, это гулкое, неповоротливое бессилие уводит в зыбкую дрёму, утягивает, как в омут, сквозь серое марево дурноты, головокружения и видений на грани яви. Показывая, напоминая, доканывая. От такого сна больше вреда, чем пользы, и Баки шарахается от него, как от огня, обходит десятой дорогой. Пережидает. Хотя и ждать ему даётся нелегко. Время тянется мучительно медленно, лунный луч прилип к полу, минутную стрелку точно прибили гвоздями. Наверно, он вздыхает чуть громче, чем стоило, – Стив перестаёт сопеть, а потом и вовсе оборачивается к нему, привставая с подушки. Баки, раскинувшись, лежит на кровати, старательно изображая сон. Стив слышит. Прислушивается, всегда прислушивается. Раньше бы это льстило, сейчас просто теплей. Стив долго глядит на него с соседней койки: — Бак, надо выспаться. Миссия… — и обрывает сам. Баки, «проснувшись», таращится вверх. Блядская миссия. В самом деле, мог не напоминать. Через два дня поезд пойдёт на Мюнхен. В поезде будет Зола. И его во что бы то ни стало нужно взять. Но страшно так, что тело цепенеет, стоит только подумать, и руки подводят – руки снайпера, мать его! – и спать не получается третий день, страшно зверски – но бросить Стива ещё страшнее. Баки с шумом выпускает воздух через нос: — Выеби меня, — цедит он, не глядя. — Мм?.. — не упрёк, нет, рассеянное непонимание, со Стивом Баки до сих пор общается по-граждански прилично, как в детстве, как в Бруклине, до всего, но сейчас просто не в состоянии следить за языком. — Выеби. Я хочу. Стив устал, они оба устали, но у Стива получится, Бак уверен, а ему самому только и нужно что хоть немного скоротать до утра. Но Стив по-прежнему медлит; Баки давит в себе нетерпение и вовремя вспоминает о недавней находке. Подхватывается с кровати резковато, поспешно – Стив, встревоженный, встаёт вслед за ним. Баки демонстрирует ему банку: — Жаль будет не воспользоваться таким подарком, — низко, значимо тянет он, и Стив по одной его похабной гримасе понимает, что в ней. Тихо фыркнув, шагает навстречу. Баки знает, как это мелочно и эгоистично, но он безмерно счастлив, что у Стива не было никого до сыворотки, до войны – что вся его нерастраченная похоть досталась Баки. Завести его теперь легче лёгкого, иногда буквально в два счёта: Баки стягивает нательную майку – Стив зеркалит его движения, скидывая футболку, в которой спал, и Баки ещё не отделался от белья, а у Стива уже стоит. Он с довольной ухмылкой перебрасывает ему смазку. Самому ему нужно времени куда больше, но это неважно. Впрочем, посмотрим; Стив зачерпывает гель, отставив банку на стол, неторопливо проводит рукой по члену, и Баки сглатывает слюну: от одной только мысли о ладони Стива на собственных яйцах в паху тяжелеет от приливающей крови. Стив шагает вплотную – они уже оба раздеты – обеими руками притягивает Баки к себе. Пытается поцеловать – Бак уходит от поцелуев, выкручивается из объятий. Вжавшись спиной Стиву в грудь, расставляет ноги – так, чтоб член Стива скользнул между ягодиц, Стив коротко охает – но, чёртов упрямец, всё равно не идёт на поводу. Даже сейчас, вдвоём, ночью, играет по своим правилам; прижав Баки сильней, резче, ведёт рукой вниз. Прикасается грубовато и сладко. Баки стонет, почти хрипит от досады, ему нужно больше, быстрей, сейчас же! – но Стив и не думает поспешить. Зарывшись носом ему в волосы, растягивает мгновения, жадно вбирает запах, открытым ртом спускается к шее, припадает к плечу. Снова дышит им, легко прикусывает, приникает губами; не ластится – подначивает и дразнит, и неутомимо оглаживает внизу. И Баки рад бы сдаться на милость любимым ладоням, вот только стоит прикрыть глаза, и пульс в ушах грохочет колёсами летящего поезда, прокатывает по телу озноб. Напряжение последних недель всё никак не отпустит; Баки душит в себе мелкую дрожь, пытаясь настроиться, – не выходит – и снова злится, теперь не уверенный, получится ли вообще. Но руки Стива оказываются сильней страха и раздражения; отвечая на плотные, тягучие прикосновения, тело выдаёт уверенный хороший стояк. Дыхание тяжелеет уже не от злости – от похоти. Хотя и от злости тоже: — Стив, чёрт бы тебя!.. Давай! Для верности Стив ещё с минуту – медленную, мучительную – ласкает его перемазанной гелем ладонью, потягивая яички, пробираясь пальцами дальше; задев чувствительное местечко за ними, возвращается к члену, растирая головку, заставляя Баки шипеть. — Стив!.. Тело подрагивает от предвкушения и восторга, с конца течёт, и лишь теперь Стив крепче перехватывает его вокруг бёдер, напоследок оглаживает между ягодиц, точно предупреждает, точно Бак не напрашивался последних десять минут, и, мазнув головкой по яйцам и дальше, по входу, направляет себя. Без подготовки паршиво, но Стив входит одним медленным слитным движением, мягко, как всегда осторожно, совсем не так, как Баки хотел, но откинувшись Стиву на плечо, он даёт себе пару секунд поблажки. А потом вскидывает руку, гладит Стиву затылок, ведёт выше, собирает волосы в горсть, сгребает – больнее, злее – и Стив понимает, разумеется, как всегда. И соглашается. Несколько резких, запаленных вдохов, пальцы жёстче на бёдрах – и Стив трахает его уже иначе, крепко, сладко – когда только научился? – чуть вздёргивая ему бёдра вверх, каждым рывком выбивая из лёгких слабый вздох. Толкается достаточно – и недостаточно сильно, в самый раз, чтобы кончить, не навредив, чтобы забыться – нет. Стив не любит сразу с места в карьер, они спят ещё не так чтобы долго, не притёрлись, не хватает практики, разница из-за сыворотки слишком сильна. Их уже сорвало однажды, обоих, и Баки сам виноват, хотел, упрашивал – поплатился, после два дня прихрамывал, и на Стива было жалко смотреть. Но сейчас всё по-другому, сейчас ему нужно, нужно до дрожи, до зуда в ладонях, но об этом не рассказать. — Стив, — рычит Баки, — жёстче!.. Стив останавливается на мгновение, жадно дыша ему в затылок. И больше ничего не говорит. Выскользнув, но не выпуская из рук, тянет за собой, шагая в сторону; сметает с высокого стола стопку книг и какую-то мелочь, расчищая место, роняет Баки грудью на стол. Коленом заставляет раздвинуть ноги – Бак подчиняется – добавляет смазки и входит резко, рывком, сходу задав такой быстрый ритм, что перед глазами вспыхивают чёрные точки. Прогнувшись, Бак вцепляется в край стола и пытается не орать и не сползти на пол – ноги подгибаются моментально. Стив устраивает ладонь ему на поясницу, прогибает сильней, ведёт вверх, оглаживая позвонки, разминая шею и плечи, медленно спускается к заднице. И долбится так, что удивительно, как выдерживает стол. Стало бы страшно, будь это кто другой, не Стиви. Баки жмурится, сглатывает тяжело – и вдруг видит себя как со стороны: распластанный по столу, с членом в собственной заднице, гнётся, не справляясь с чужим бешеным ритмом, и назавтра он точно не сможет сидеть, и синяки на бёдрах будут сходить неделю, но отчего-то мысль быть настолько «чьим-то» не вызывает отторжения. По правде, всё это заводит до чёрта, и одной рукой вцепившись в стол, другой Баки тянется себе за спину. Ведёт ладонью по копчику – и пальцам скользко уже там, Стив от души ливанул смазки – проводит дальше, туда, где растраханная кожа ощущается подушечками мягко и бархатно, ярким контрастом с жёсткими волосами Стива – и членом, твёрдым, как будто стальным, и зверски жарким, почти раскалённым, хотя температура Стива едва ли на градус выше нормы. Стив останавливается, давая время передохнуть и потрогать, меняет движения; теперь толкается, не выходя, коротко, мощно, почти впечатывая в стол, как чёртов скульптор вытачивая, выпиливая из него разрядку. Так, ощупью, он кажется просто огромным, Баки с лёгкой язвительностью удивляется сам себе, очерчивая основание члена, касаясь собственных, уже податливых мышц – и тут же, снова, поражается возможностям Стива: другому – да что там, ему самому – давно бы потребовалась передышка, Стив же может вгоняться в него так долго, так быстро, как захочется Баки, пока горячечная спираль подступающего оргазма не начнёт завинчиваться у него в паху – как сейчас, туго, сладко, неумолимо. Убрав руку и отпустив край стола, Баки подтягивает ладони поближе, готовясь, упирается локтями в гладкую полированную поверхность. С висков и верхней губы льётся пот, капает на кожу и стол, дерево скрипит. Немыслимо долго, невыносимо хорошо – просто невыносимо. Всего много, Стива много внутри, слишком жарко, шумно, стучит в висках, ноги разъезжаются, но в какой-то миг исчезает всё, остаётся одна темнота. Темнота – и Стив, в нём, движется, движется, движется, не останавливаясь, не замедляясь, напротив, быстрей и быстрей, так, будто это всегда было его единственной целью, так, будто это самое важное на земле. Бак не выдерживает, стонет, роняя голову на руки. Обеими руками ухватив задницу, Стив раскрывает его ещё шире, вгоняется глубже, мощней, и вытерпеть это уже всё-таки невозможно, Баки беспомощно тянется к члену, нашаривает, помогает себе рукой… Оргазм оглушительный. Баки с хрипом вжимается лбом в тыльную сторону ладони. Стив крупно вздрагивает над ним – почувствовав, отпускает себя. Темнота, ослепив, утопив, откатывается бесшумными волнами, но воздуха ещё мало и дрожь в коленях никак не утихнет; Стив снова гладит его по лопаткам, склонившись, прижимается ртом. В тишину медленно возвращаются шорохи, запахи; секунды нехотя восстанавливают положенный ход. Стив с хлюпким звуком отстраняется от него, на миг затаив дыхание, – и выдыхает, отпустив. Зад горит, по ногам стекает смазка со спермой, от оргазма всё ещё горячо. Баки обессиленно привстаёт на локоть, пытаясь подняться, чуть не падает со столешницы – Стив тут же ловит, обнимает, разворачивает к себе. Держит крепко, за спину, под руками, шершавая, сильная ладонь скользит вдоль позвонков. Вымотанный до чёрта, Баки попадает ему носом в шею, чувствует соль, запах Стива, сейчас горячий и терпкий, так и тянет впиться зубами. Он всё же не сдерживается, прикусывает, тут же отпускает, снова тычась носом в тепло. Стив даже не вздрагивает, будто ждал. Ерошит мокрый затылок, согревает руками плечи. И сорванно шепчет на ухо: — Всё хорошо. Всё хорошо, я здесь, — так блядски ласково, что хочется провалиться сквозь землю. Или остаться так навсегда. Бак вырубается прямо у Стива в руках.